Мое сердце переполняют эмоции, и мои губы хотят изогнуться в улыбке, но вместо этого я отшиваю его.
Каллум мудак, но он мой брат, и это самое близкое к признанию в том, что он тоже любит меня, что я когда-либо получал.
Вероятно, это будет и последний раз, учитывая, что я собираюсь делать дальше.
38
СОФИЯ
Я провожу остаток вечера, разрываясь между обидой, гневом и неверием.
Хуже всего – разочарование.
Я думала, что мы команда или, по крайней мере, дошли до того, что можем называть друг друга командой. Но тот телефонный разговор доказал, что я ошибалась.
Если Картер может так быстро отказаться от меня из-за того, что мы могли бы решить вместе, значит, у нас никогда не было твердой почвы под ногами.
И он ясно дал понять, что ему неинтересно слышать мое мнение по этому поводу, потому что он не отвечает на мои звонки.
Я осталась не у дел.
Отгораживание было одним из любимых приемов Ника. Отказ от общения, чтобы избежать конфликта, связан с контролем, а я слишком долго сталкивалась с контролирующим поведением, чтобы принять это за что-то другое. Когда кто-то прекращает разговор, он не сохраняет мир. Он утверждает свое превосходство.
По сути, он говорит, что мой голос не имеет значения.
Да, я знаю, почему Картер так себя ведет. Я знаю о его проблемах с самооценкой, вызванных травмой, полученной в детстве. Я знаю, что он воспринял холодность своего отца как доказательство того, что он недостоин любви. Но, как минимум, для сохранения отношений необходимо открытое общение.
Картер предпочел молчание.
Понимание причин, стоящих за его поступками, не облегчает принятие этого, а делает только хуже. Потому что он знает, что поступает неправильно.
Он знает, как может повлиять на человека его изоляция, но все равно это делает.
После того, как настоял, чтобы я поделилась с ним всеми своими мыслями, чтобы он не чувствовал себя некомфортно или неуверенно.
Чем больше я думаю об этом, тем больше злюсь, поэтому рано ложусь спать и смотрю в темный потолок, пока, наконец, не погружаюсь в беспокойный сон.
Я просыпаюсь рано, смертельно уставшая и в ужасе от предстоящего дня. Готовлю Харлоу завтрак и отвожу ее в школу, затем еду на работу, мысленно сочиняя заявление об увольнении.
Я сижу за своим столом всего десять минут, прежде чем раздается телефонный звонок, который все меняет.
— Это София.
— Полагаю, я должен поблагодарить вас за эту чушь.
Голос мужской, отрывистый и незнакомый. Нахмурившись, я говорю: — Извините?
— Этот трюк был вашей идеей? Или он придумал это сам, в результате какой-то неудачной попытки проявить рыцарство?
Раздраженная грубым тоном незнакомца, я спрашиваю: — Кто это и о чем, черт возьми, вы говорите?
— Это Конрад МакКорд.
Черт возьми. Отец Картера.
Моя первая реакция – паника. Я вскакиваю на ноги, хватаясь за трубку настольного телефона, когда адреналин разливается по моему телу.
— С Картером все в порядке? С ним что-то случилось?
— Нет, с ним не все в порядке, — раздается раздраженный ответ. — Он, черт возьми, выжил из ума, благодаря вам. Мы всегда знали, что он капризный, но это. Это чистое безумие. Наши акции потерпят крах!
Паника уступает место замешательству.
— Ваша компания не торгуется на бирже. И вы до сих пор не сказали мне, что произошло. Как поживает Картер?
Конрад резко отвечает: — Я, конечно, имел в виду нашу репутацию. Я так выразился просто.
Я предполагаю, что Картер не покалечен – или что-то похуже, – потому что в голосе Конрада слышится только раздражение, а не страдание. С другой стороны, это человек, который отказался заплатить похитителям за безопасное возвращение собственного ребенка, так что я имею дело с хладнокровным ублюдком.
Как уже знают все, кто сталкивается с ним в бизнесе.
Я придаю своему тону жесткость.
— Мистер МакКорд, я понятия не имею, о чем вы говорите, но, если вы не перейдешь к делу в ближайшие пять секунд, я приеду к вам в офис и заставлю сказать мне это в лицо. И, пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что вы этого не хотите.
После короткой паузы он произносит: — Картер уволился.
Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать это, а затем я изумленно ахаю.
— Он ушел с поста главного операционного директора?
— Да. Прошлой ночью. Он сказал, что не может позволить им использовать его, чтобы уничтожить вас.
— О Боже мой.
— Вы можете себе представить мой шок.
У меня кружится голова. Комната кружится. В ушах раздается грохот, похожий на раскаты грома.
— Это… это так…
— Глупо.
— Или, может быть, бескорыстно.
— Да ладно. Если бы вы были для него так важны, он бы заставил вас перейти на его сторону. Это просто очередной его импульсивный поступок. Я хочу знать, подговорили ли вы его на это, потому что если да, то…
— И что тогда? — Я резко прерываю его, чувствуя, как во мне закипает гнев. — Вы подадите в суд? Вываляете мое имя в грязи? Могу вас заверить, мистер МакКорд, угрозами меня не запугать.
— Я это вижу, — говорит он на удивление мягким тоном. — Что я хотел сказать, так это то, что, если вам удалось убедить этого парня уволиться, я впечатлен. Конечно, у него было много девушек, но ни одна из них так и не вскружила ему голову. Вы, должно быть, особенная. — Он усмехается. — Или, по крайней мере, убедительны, что на самом деле гораздо полезнее для меня.
Я хмурюсь в замешательстве.
— Извините?
— Я всегда ищу таланты, мисс Бьянко. Как вы отнесетесь к тому, чтобы присоединиться к McCord Media в качестве нашего нового главного операционного директора?
Ошеломленная, я падаю на кресло и тупо смотрю в стену.
— Вы же не серьезно. Вы предлагаете мне его работу?
— Это было бы поэтично, не так ли? Занять место, от которого отказался ваш парень ради вас. Насколько я понимаю, это логичный шаг для нас обоих.
— Нет, это было бы не поэтично. Это было бы жестоко!
Его тон становится пренебрежительным.
— Я знаю, что вы добились своего положения не благодаря сентиментальности. Вас окружают люди, которые вас предали. Я предлагаю спасательный круг. Почему бы вам не зайти сегодня ко мне в офис, и мы обсудим условия работы? Я буду на месте в четыре часа. Полагаю, вы знаете, где находится наше здание.
Взбешенная, я вскакиваю на ноги и начинаю расхаживать по комнате, так крепко сжимая в руке трубку, что болят костяшки пальцев.
— Вы думаете, я предала бы человека, который только что поставил крест на своей карьере, чтобы защитить меня, и лишила его работы?
— Самопожертвование благородно только в том случае, если оно чего-то достигает. В противном случае это просто театр. Картер отошел от власти. Мы с вами никогда бы этого не сделали. В этом разница между нами. Он всегда будет выбирать трусливый выход.
Я бы с удовольствием выпустила кишки этому засранцу через ноздри.
— Ладно, во-первых! Не притворяйтесь, что знаете меня. Это не так. Во-вторых, разница между вами и вашим сыном в том, что у него есть душа. Он знает, что верность – это не слабость, а любовь – не помеха. Это единственное, что действительно имеет значение, когда все сказано и сделано.
Мой голос дрожит от ярости. Я делаю глубокий вдох, пытаясь сдержать свой гнев.
— И наконец, не смейте так говорить о мужчине, которого я люблю. Он самый добрый, самый вдумчивый, самый умный человек, которого я когда-либо встречала. Я могу только предположить, что к этому имеет отношение ваша жена, потому что он определенно унаследовал свой характер не от вас. И позвольте мне только добавить, что, как родитель, я считаю, что то, что вы сделали со своим сыном, достойно порицания. У вас были средства спасти его из ада, но вместо этого вы позволили ему гнить там, десятилетнему ребенку, в руках наемников-похитителей. Вы не заслуживаете того, чтобы называть себя его отцом.
Конрад делает паузу, прежде чем ответить. Когда он отвечает, его голос холоден как лед.
— Значит, вы предпочли бы пойти ко дну вместе с ним?
Я чувствую угрозу в его тоне, обещание возмездия, если я не дам ему то, что он хочет, но мне все равно. Я бы съела коробку гвоздей, прежде чем дать что-нибудь этому ужасному человеку.
— Я скорее сожгу дотла всю эту индустрию, чем позволю вам натравливать нас друг на друга. Проведите этот день так, как вы того заслуживаете, мистер МакКорд. И да поможет вам Бог, если наши пути когда-нибудь пересекутся. Я люблю Картера сильнее, чем вы можете себе представить, и даже если мы с вашим сыном не будем вместе, я буду защищать его с такой яростью, что вы не поверите.
— Осторожнее, София, — предупреждает он.
— Я вас не боюсь. И не смейте больше называть Картера мальчишкой. Он мужчина. В десять раз лучше, чем вы когда-либо станете, это уж точно!
В ответ он тихо смеется, а затем отключается, оставляя меня слушать тишину.
Клянусь всем святым, если я когда-нибудь еще буду разговаривать по телефону с кем-нибудь из клана МакКордов, я первой повешу трубку.
39
КАЛЛУМ
Мой отец нажимает кнопку громкой связи на своем настольном телефоне, прерывая разговор с Софией. Затем он откидывается на спинку своего большого кожаного капитанского кресла, и на его лице медленно расплывается довольная улыбка.
— Не смотри так самодовольно, — сухо говорю я.
— Я всегда выгляжу самодовольным, когда речь заходит о зарабатывании денег.
— Это всего лишь доллар.
— Спор есть спор, сынок. Выкладывай.
Качая головой, я достаю из кармана бумажник, вынимаю один доллар и протягиваю его через стол. Отец берет его, одобрительно смотрит на изображение Джорджа Вашингтона, затем засовывает деньги во внутренний карман пиджака. Он похлопывает по нему, усмехаясь.
— У нее вспыльчивый характер.
— Надеюсь, он соответствует ее терпению. Чтобы справиться с ним, ей понадобится просто невероятное количество этого.