Я прижимаюсь лбом к его груди и смеюсь, пока не беру себя в руки. Затем, вздохнув от счастья, снова смотрю ему в глаза.
— Я тут подумала, что, возможно, мне в команду нужен кто-то, кто немного говорит по-японски и прилично играет на гитаре. Кто-то обаятельный и гениальный, кто сможет произвести впечатление на прессу и будет отлично смотреться на интервью. Кто-то с опытом, преданный и честный.
Я опускаю взгляд на его рот и прикусываю губу.
— Знаешь, кто-то… идеальный.
Я снова смотрю ему в глаза, в глубину этих прекрасных голубых глаз, смотрящих на меня с таким обожанием.
— Кто-то вроде тебя, Картер МакКорд.
Его улыбка становится медленной и страстной. Его веки опускаются, пока он не смотрит на меня откровенно сексуальным взглядом, в котором читается страстный голод. Его руки сжимаются вокруг моей талии.
— О да? Ты предлагаешь мне работу?
— Возможно, — отвечаю я, слегка запыхавшись. Когда он наклоняет голову, чтобы снова поцеловать меня, я добавляю: — Но есть одно предостережение.
Поколебавшись, Картер приподнимает бровь.
— Что именно?
— Тебе придется умолять об этом.
Я кладу руки ему на плечи, смотрю прямо в глаза, улыбаюсь и прижимаюсь к нему.
— О, детка, — говорит он, посмеиваясь, и опускается передо мной на колени. — Ты знаешь, что я так и сделаю. Я буду умолять тебя обо всем, о чем бы ты меня ни попросила, до конца наших жизней.
— Для тебя я «ваша светлость», конюх, — говорю я, затаив дыхание, когда Картер проводит руками по моим бедрам, задирая платье. Когда он наклоняется вперед и зарывается лицом мне между ног, глубоко вдыхая в районе моих трусиков, я смеюсь, испытывая эйфорию.
Почему-то мне кажется, что я сама скоро буду умолять.
И я не могу сказать, что меня это бесит.
ЭПИЛОГ
Картер
Год спустя
Единственное, что может быть прекраснее золотого утреннего света, играющего над темно-синими водами Тихого океана, – это женщина, спящая рядом со мной в постели.
Даже в таком состоянии она сводит меня с ума.
София лежит на спине, вытянув одну руку в сторону окна, ее темные волосы разметались по подушке, длинные ресницы время от времени трепещут, когда она видит сны, тихая и сияющая, как отдыхающий ангел.
Каждый раз, когда я просыпаюсь рядом с ней, я не могу поверить в свою удачу.
Не то чтобы мы часто просыпались вместе. С тех пор как я продал дом в Санта-Монике и переехал в высотку несколько месяцев назад, она провела здесь со мной несколько ночей. Она не оставляет Харлоу с няней на ночь, поэтому мы с Софией спим отдельно, если только ее дочь не остается на ночь у подруги или в новой квартире бабушки в Брентвуде.
Мне это не нравится, но в то же время я благодарен за всё то, что у меня есть. Я понимаю, что большинству людей так не везет.
София шевелится, делает медленный вдох и поворачивает голову в мою сторону. Мягко выдыхая, она открывает глаза.
— Ты снова наблюдаешь, как я сплю.
Ее голос хриплый. Во взгляде нежность. А улыбка могла бы растопить любой айсберг на свете.
Проводя пальцем по изящной дуге ее брови, я бормочу: — Это моя вторая любимая вещь в мире.
— Да? А какая тогда первая?
— Смотреть, как ты кончаешь для меня.
Тихий смешок срывается с ее губ. Снова закрыв глаза, она переворачивается и придвигается ко мне, прижимаясь своим обнаженным телом к моему.
— Это определенно и в моей пятерке лучших, красавчик.
Приподнявшись на локте, я наклоняюсь и утыкаюсь носом в кожу под ее ухом. Мне нравится, как она пахнет там: тепло, сладко и женственно. Неповторимо по-своему. Я как наркоман нюхаю ее при каждом удобном случае и радуюсь, когда она, как всегда, вздрагивает.
Я крепче прижимаю ее к себе и провожу губами по ее шее к плечу, затем нежно впиваюсь зубами в ее кожу.
— Только в пятерке лучших? Что для тебя на первом месте?
После минутного раздумья она тихо говорит: — Когда ты заставляешь Харлоу смеяться.
Блядь. От этого у меня сжимается сердце. Мой голос звучит хрипло.
— Мне это тоже нравится, детка.
Хотя Харлоу пытается вести себя безразлично к исчезновению своего отца, боль видна. Она вправе злится на него за все, что он сделал – и чего не смог сделать, – но все равно скучает по нему. Родители есть родители, даже если они придурки.
А отцы незаменимы… хотя я делаю все, что в моих силах, чтобы заполнить это пространство.
Это тонкая грань. Я бы хотел быть ее отцом, но я им не являюсь, и я должен уважать ее границы. Тем не менее, я бы сказал, что у нас крепкая дружба и взаимоуважение. Я продолжу развивать этот фундамент.
Но в данный момент у меня есть другие важные дела, требующие внимания.
Я переворачиваю Софию на спину и беру в рот ее сосок, сильно посасывая, пока он не напрягается под моим языком. Она вздыхает, выгибается и запускает пальцы в мои волосы.
Когда я пробую зубами этот твердый розовый бутон, она стонет.
Это тоже одна из моих любимых вещей в мире. Мне нужно больше этого.
Все еще посасывая ее сосок, я провожу рукой вниз по ее животу и между ног. Я лениво поглаживаю ее там, пока она не начинает задыхаться и извиваться, затем приказываю ей раздвинуть ноги пошире.
Когда она повинуется, я звонко шлепаю ее прямо по киске.
София визжит, подпрыгивает и сердито смотрит на меня. Я улыбаюсь и возвращаюсь к сосанию и поглаживанию.
Ее дыхание становится неровным, она говорит: — Я вижу, сегодня утром кто-то доминирует.
— Не делай вид, что тебе это не нравится.
— Было бы неплохо немного предупредить, вот и все.
— Ты только что получила свое маленькое предупреждение, красавица. Хочешь еще одно? — Подняв голову, я смотрю на нее.
Ее щеки розовеют. Она нерешительно пожевывает внутреннюю сторону щеки, затем кивает.
— Так я и думал, — рычу я и снова шлепаю ее по киске, сильнее, чем раньше.
На этот раз она вздрагивает и стонет. Ее глаза закрываются, а ноги раздвигаются шире.
— Кто эта моя сладкая маленькая потаскушка? — спрашиваю я, лаская ее.
Ее щеки становятся еще более румяными, пока не приобретают красивый оттенок красного.
— Я?
— Верно. Ты. И ты вся моя, не так ли?
София энергично кивает, заставляя меня усмехнуться.
Я люблю ее такой, мисс Властную Леди-босс, милой и покорной. Черт возьми, она нравится мне и во всех других отношениях. За прошедший год мы исследовали как наши зоны сексуального комфорта, так и любимые фантазии, находя баланс между доминированием и уступчивостью, который кажется абсолютно правильным. Я никогда так много не говорил о сексе – до, во время и после акта – и это неожиданно доставляет удовольствие.
Душевное удовлетворение в дополнение к физическому.
Я чувствую себя с ней ближе, чем когда-либо с кем-либо другим. Я раскрыл свои самые сокровенные желания и страхи. Даже мой психотерапевт не знает меня так хорошо.
То есть, наш психотерапевт.
Встречи с доктором Сингер во второй половине дня по четвергам превратились в ритуал. Но ненадолго, потому что на прошлой неделе она сказала нам, что мы добились значительного прогресса, который проявляется в том, как мы теперь общаемся, поддерживаем друг друга и справляемся с конфликтами. Когда док сказала, что, по ее мнению, у нас есть инструменты и понимание, чтобы продолжать поддерживать друг друга за пределами ее офиса, мы с Софией переглянулись и улыбнулись.
Фундамент, который мы заложили, прочен. Я верю, что мы сможем справиться со всем, что преподнесет нам жизнь, каким бы плохим оно ни было.
А пока мне нужно быть внутри нее.
Я переворачиваю ее на живот, ставлю на колени, беру свой твердый член в руку и засовываю его поглубже.
София стонет в подушку, сжимая простыни в кулаках.
Запустив одну руку в ее волосы, а другой сжав ее бедро, я несколько раз вхожу в нее, наслаждаясь ее гладким, тугим теплом.
— Ты проснулась влажной для меня, детка, — рычу я, запрокидывая ее голову, чтобы видеть ее профиль. Ее глаза закрыты, рот приоткрыт, и, черт возьми, она само совершенство.
— Произнеси мое имя.
Вместо этого она стонет.
— Скажи, что любишь меня.
София так и делает, ее голос срывается, грудь подпрыгивает, когда я трахаю ее.
— А теперь возьми этот член, как хорошая девочка, и умоляй меня заставить тебя кончить.
Ни секунды не колеблясь. Она выпаливает это, одно сбивчивое предложение, полное такой мольбы, что я смеюсь от восторга.
— Это моя идеальная маленькая кончающая потаскушка.
Настала ее очередь рассмеяться, тихо и беззвучно, ее тело дрожит под моими руками.
Она перестает смеяться, когда я шлепаю ее по красивой попке.
— Не жалуйся, или я возьму деревянную ложку, — рычу я в ответ на ее удивленный возглас, вонзаясь все глубже и сильнее, кровь бурлит в моих жилах, как огонь.
София бормочет ругательства, но ложится на одеяло, снова зарывается лицом в подушку и приподнимает попку в знак согласия.
Я поочередно шлепаю и ласкаю ее розовые ягодицы, трахая ее, пока она не начинает стонать так громко, что я понимаю, что она близка. Затем я опускаю руку с ее бедра на истекающую соками киску и провожу пальцами по набухшему клитору.
Вскрикнув, София прижимается ко мне. Она напрягается и стонет мое имя. Затем сжимается вокруг моего члена, ее киска ритмично сокращается. Это так чертовски приятно, что я не могу сдержать гортанный стон, вырывающийся из моей груди.
— Вот и я кончаю, малыш, — шепчу я, чувствуя, как пульсирует каждая клеточка моего тела, мой член тверд, как сталь, а яйца напрягаются, готовые к разрядке.
— Возьми меня до последней капли.
Я плюю на большой палец и провожу им по тугому узелку между ее ягодицами, вводя его внутрь как раз в тот момент, когда первая волна бурного оргазма пронзает меня, как взрыв бомбы.
Наши общие стоны эхом отражаются от окон спальни, смешиваясь с золотистым утренним светом.
Мы снова засыпаем, дремлем до тех пор, пока солнце не поднимается высоко в небе и меня не будит урчание в животе. Я целую ее в затылок, шепчу «доброе утро», затем скатываюсь с кровати, разминаю шею и расправляю плечи. Ухмыляясь, я натягиваю джинсы, которые в спешке сорвал прошлой ночью, как только София вошла в дверь моей спальни.