Мои деньги благополучно охранялись самыми крупными банками Европы. Помимо недвижимости, имелись и реальные тайники с драгоценностями – об этом тоже позаботился Ванечка. Нет-нет, все будет хорошо, ничего страшного со мной в Париже не случится. Я свободна и богата, а потому поездку за наследством нужно воспринимать как развлечение.
Утром Лева отвез нас в аэропорт, и обедали мы с чудесно выздоровевшей Мариной уже в Париже, в квартале Марэ, в ресторане «Жаренте». Ели тушеного зайца, запивая его красным вином. Ресторан нам посоветовал таксист, которого Марина попросила отвезти нас из аэропорта Орли в центр Парижа, в хороший ресторан, где вкусно и недорого кормят.
10
Несмотря на декабрь, в Париже было тепло, плюс десять. Конечно, влажно, моросил дождь, мрачновато, но все равно красиво. Вот только на этот раз мне предстояло не просто любоваться красотой парижских улочек, а пытаться найти вполне конкретную улицу и дом, где находилась квартирка моего дяди, которая, возможно, скоро станет моей. Мы с Мариной довольно долго, петляя и разглядывая с восхищением старинные здания, соборы и садики, добирались от квартала Марэ, с улицы Жарант, где обедали, до Латинского квартала на улицу Муфтар.
Улица Муфтар оказалась узкой, вымощенной булыжником, по обе ее стороны возвышались выкрашенные в сероватый или кремовый цвета довольно высокие, в пять-шесть этажей, дома с голубоватыми остроконечными крышами, где наверняка находились уютные мансарды. Номер дома не скажу, поскольку теперь, когда прошло время и все так изменилось в моей жизни, это неважно, тем более никто не должен знать точного адреса квартиры, где все это произошло… Тогда же нами, точнее, мною, двигали два желания: покинуть поскорее Москву, где мне как-то страшно было оставаться, и прикоснуться к французскому прошлому моего отца.
Однако сказать, что я перестала оглядываться или волноваться, шагая по Парижу, я не могу. Не то чтобы я боялась конкретного нападения или выстрела, глупости! Но тревога какая-то все равно оставалась.
Марина по телефону договорилась встретиться с Франсуа возле арки, ведущей во двор дома. Пока мы дожидались, обнаружили за углом рынок, небольшой, но такой яркий, живописный, уютный. Купили зачем-то две кисти черного винограда, скорее всего, просто пленились его красотой, потому что мы точно не были голодны.
Франсуа на своей земле выглядел более уверенным и здоровым. Хилым и больным он показался нам в Москве, где он хворал с похмелья. Здесь же, вернувшись в свой мир и восстановившись физически, он смотрелся вполне себе ничего. Румянец во всю щеку, улыбка.
Он бросился ко мне, обнял меня, как хорошую знакомую, собирался поцеловать, но я увернулась от его поцелуев, и тогда Франсуа, смущаясь, покраснел еще больше. Марина же сама обняла его и весело расцеловала в обе щеки.
– Что же вы не предупредили о своем приезде, я бы встретил вас в аэропорту! – перевела мне Марина.
Странный человек этот молодой нотариус. Наверное, мы знали, что делаем. Значит, не хотели, чтобы нас здесь ждали.
– Вы взяли с собой ключи от квартиры? – спросила его Марина.
И тут выяснилось, что ключей у Франсуа нет. Ого. Странно все это.
– И где же ключи? – Я посмотрела на него строго.
– Один комплект остался у моего патрона, но он сейчас за городом, далеко отсюда. У него дочка вчера родила двойню, вот он и бросил все свои дела, укатил… – Он поджал губы и вдруг, не выдержав такой длинной паузы, расхохотался и подмигнул мне: – А второй комплект у мадам Жиро, здесь, она живет в этом же доме. Ваш дядя ей доверял, оставлял не только ключи, но иногда и деньги на собачьи консервы, газ, электричество. Ведь у него осталась собака, да-да, такса, которую надо кормить, а теперь вот гулять с ней. Это мальчик. Его зовут Шери. Он еще не старый, ему примерно десять лет. Такой симпатяга! Рыжий, прямо оранжевый и, по словам мадам Жиро, очень умный. Правда, он сильно тосковал после смерти хозяина, отказывался есть, она думала даже, что он умрет, но время лечит, пес, к счастью, пришел в себя. Жизнь-то продолжается! Вы сами его сейчас увидите!
Мы с Мариной переглянулись. Надо же – собака! Моя собака! Даже не видя еще Шери, я мысленно уже забирала его с собой в Москву. Собака уж точно достанется мне, и никто из наследников, что бы ни случилось, не будет против.
Мы вошли в арку и оказались во дворе-колодце, немного мрачноватом, сыром, но все равно ухоженном, заставленном кадками со старыми разросшимися деревцами с еще зеленой листвой, какими-то широколистными растениями, каменными скамейками, хаотично расставленными вдоль внутренних стен дома, и даже с мертвым фонтаном в центре круглой, вымощенной камнем, площадки. Как только мы там оказались, вспыхнуло теплым оранжевым светом большое, почти до земли, красивое решетчатое окно с легкой занавеской, за которой появился силуэт человека, началось движение жизни…
– Нам сюда. – Франсуа указал на высокую деревянную дверь, с виду тяжелую и древнюю. Он достал ключ и отпер замок, распахнул дверь, и мы оказались на лестнице – автоматически зажегся свет, и мы увидели широкую каменную лестницу с литыми металлическими перилами, украшенными ажурным литьем.
– Он сказал, что это на втором этаже, – сказала Марина.
В подъезде на каждом этаже, как я поняла, располагалась всего одна квартира. Странно было предположить, что здесь, в этом очень старом доме, где просто не было места маленьким квартиркам (а именно такой квартиркой мог владеть скромный парижский официант), и проживал мой дядя Миша.
– Подождите меня здесь, я сейчас принесу ключи.
Франсуа зашагал по лестнице, я пожала плечами.
– Значит, от входной двери у него ключ был, а от квартиры – нет. Какой-то он странный, этот Франсуа.
Молодой человек вернулся не один, за ним шла высокая статная пожилая женщина в белом свитере и синих джинсах. Стрижка каре на светлых крашеных волосах, внимательные глаза, приветливый взгляд. А на щеках – толстый слой пудры и румян.
Увидев нас, дама заговорила, быстро, глотая слова, улыбаясь и яростно жестикулируя. Марина перевела мне, что мадам очень рада познакомиться с племянницей такого прекрасного человека, каким был ее сосед, которого она называла «Мишá», с ударением на последний слог, как водится. Понятное дело, что Марина перевела мне далеко не все, что сказала мадам Жиро. Выражая какие-то свои эмоции, связанные, возможно, с кончиной моего дяди, мадам, звеня ключами, открыла квартиру. Щелкнул выключатель, и мы увидели широкий с потертым красным ковриком коридор, заставленный какими-то коробками, сундуками, полками с книгами и просто хламом. Из коридора одна дверь вела на крохотную кухоньку, забитую хаотично развешанными полками с банками и посудой, и в спальню с широкой кроватью, старинным трехстворчатым шифоньером, креслом и письменным столом.
Мадам Жиро продолжала что-то говорить. Ее густой голос с раскатистым «р» наполнил вскоре всю квартиру.
– Она говорит, что прибралась тут, поскольку понимала – сюда приедут родственники из России. Она выстирала постельное белье, помыла посуду и полы.
И тут я увидела его – Шери. Красновато-коричневая такса лежала на желтой атласной подушке в уголке между кроватью и окном, на полу, рядом с батареей.
– Шери… – Я опустилась перед собакой, поразившей меня своими печальными глазами, и осторожно протянула руку. Пес не зарычал, чего я так боялась.
– Она говорит, – переводила мне Марина, – что это очень добрый пес, он не кусается. И что он продолжает жить здесь, в квартире хозяина, хотя она пробовала его взять к себе, но он стоял под дверью и просился обратно. Поэтому она решила его лишний раз не травмировать и оставила здесь. Она приносит ему еду и, к счастью, он не отказывается гулять с ней утром и вечером. В основном он лежит вот на этой подушке, рядом с изголовьем хозяйской кровати, но когда мерзнет, то забирается вон в тот выдвижной ящик шкафа…
– Привет, Шери, – повторила я и осторожно погладила пса. Он опустил голову, как бы разрешая мне и дальше гладить его по голове, между аккуратными оранжевыми длинными ушами.
– Ну, как тебе здесь? – спросила меня Марина, брезгливо осматривая каждый уголок действительно маленькой квартирки. – Уж не знаю, сколько задолжал твой дядя, но стоит ли овчинка выделки?
– Да не мог простой официант задолжать очень много. Куда ему было тратиться?
– Так кто-то же сказал, что он был игроком.
– Если бы он был игроком, то уж точно продал бы вот это. – Я давно заприметила написанную маслом картину, возможно, копию Ренуара. Я не очень-то разбираюсь в живописи, но если человек игрок или наркоман, то он точно продал бы все книги, которыми была просто забита квартира. Они стояли на полках, заполняли собой высокими стопками все пространство за дверью, до шифоньера, стояли повсюду. Причем книги были, как мне показалось, старые, а то и старинные.
– Он много читал, знаешь.
Марина перевела это мадам.
– Она говорит, что все ценное, что здесь есть, осталось твоему дяде от его брата, известного танцовщика Евгения Петрова.
Судя по поведению Марины, она разочаровалась в жилище моего родственника, сочла его убогим и проблемным и быстро остыла к теме наследства. К тому же ее явно начала тяготить роль переводчицы. Поэтому, полагаю, она переводила мне может десятую долю того, что весьма эмоционально выражала мадам Жиро. Но в общем и целом все встало на свои места. Квартира действительно не представляет собой ничего ценного, помимо ее расположения в Латинском квартале. Газ в квартире был отключен, и когда мадам Жиро говорила что-то про газ, то имелся в виду, видимо, маленький газовый баллон, подключенный к крохотной плитке, на которой, со слов соседки, Миша готовил себе еду или варил кофе, когда ему за неуплату отключали электричество. Оказывается, средняя месячная цена на электричество в квартире, где пользуются электроплитой, составляет около шестисот евро! Если учесть, что без учета чаевых средняя зарплата официанта в таком скромном ресторане, в каком работал дядя Миша, составляла около тысячи евро, можно понять его желание готовить себе на газовом баллоне.