Да-да, надо непременно запастись запиской с адресом. Что я и сделала, сунув листок в кармашек своей куртки.
Мы с Шери вышли из квартиры, я заперла ее, мы спустились вниз, миновали дворик и вышли на улицу Муфтар.
Ну почему так пасмурно? Куда подевалось солнце? Небо над Парижем чернело прямо на глазах. И без того настроение было скверным, какая-то тревога мешала сосредоточиться на том, что я, между прочим, шагаю по улицам одного из самых красивых городов мира. Серые стены домов, вместо того чтобы позволить мне любоваться ими, старинной архитектурой, наоборот, словно сдавливали меня, мое сердце, мешали дышать. Влажный воздух забивал легкие. И еще мысли о Марине…
Вина, что ли, купить, чтобы расслабиться? Сыра вкусного. Чтобы потом, вернувшись с прогулки, отправиться в гости к мадам Жиро, предложить ей провести со мной этот тоскливый зимний вечер, выпить, а заодно и поговорить с ней о севрском фарфоре.
Прогуливаясь по этой улице, мы с Мариной уже пару раз забредали на рынок, расположенный на площади возле церкви Сен-Мидар, где продавали такое количество сыров, что просто глаза разбегались! А уж фруктов и овощей там были просто горы! Там мы покупали виноград и персики. Теперь мне хотелось сыру! А вино можно было купить на обратном пути в любой лавочке, которые то и дело попадались на моем пути.
Поскольку сыры здесь, на рынке, как я успела заметить, были дорогие, мне предстояло воспользоваться банковской картой. Я подумала об этом, вспомнив наши разговоры с подругой о том, что местные продавцы впадают в ступор, когда видят крупные купюры, у них просто нет сдачи. До двадцати евро, пожалуй, можно еще расплатиться наличными, а выше – только карточками.
Мы с Шери добрались до рынка и двинулись по рядам, все разглядывая и наслаждаясь видом живописно разложенных на прилавках овощей и фруктов.
– Шери, прикинь, я ни слова не понимаю по-французски и сказать ничего не могу… Вот такая я уродина. Марина знает язык, а я – нет.
Вот примерно так разговаривала я со своей собакой, а она в ответ изредка поднимала голову и смотрела на меня с полным недоумением. Народу на рынке было мало, думаю, из-за мелкого дождя и холода. Зато Шери, к счастью, никто не отдавил лапы, чего я больше всего боялась, отправляясь вместе с ним в такое долгое путешествие.
Мы остановились с ним перед огромным прилавком, заваленным разноцветными сырными головами – красными, желтыми, оранжевыми, белыми! Красота! Здесь же в плоских красивых корзинах можно было выбрать расфасованные и завернутые в пергамент небольшие куски сыра. Не особенно-то разбираясь в названиях, я выбрала пять видов сыров, пальцем показав продавцу, что именно я хотела бы купить, затем, моментально решив для себя купить в подарок мадам Жиро головку желтого сыра с мудреным названием и стоимостью, как говорит Марина, «как чугунный мост», я открыла сумку, достала кошелек и собиралась уже было извлечь банковскую карточку, как вдруг поняла, что мой кошелек абсолютно пуст. То есть совсем. Девственнопуст.
Я захлопнула его, заливаясь краской стыда перед торговцем, собравшим мне целый пакет сыров и улыбавшемуся мне так, словно обслуживал кинозвезду, и бросилась вон с рынка, волоча за собой упирающегося Шери.
– Шери, это… – Я произнесла вслух матерное слово, звучание которого и без того усугубило мое дурное настроение.
И словно для того, чтобы добить меня окончательно и заставить разочароваться в жизни в принципе, на Париж, а заодно и на наши с Шери головы, хлынул холодный, тяжелый декабрьский дождь…
12
– Поужинали с мадам Жиро, да? пили вина, закусили сыром… А заодно и выкупили севрский фарфор, да?.. – разговаривала я с Шери вслух дрожащим голосом, чувствуя, как меня пробирает до костей холод, а за шиворот заливаются ледяные струи дождя. – Меня ограбили, вот так. И что теперь делать, я просто не знаю. Со мной такое впервые! Я – без денег! В чужой стране! Кто, кто мог выпотрошить мой кошелек? Ты не видел?
Но как он мог видеть, если он – собака?!
У меня зубы стучали от холода, мы с Шери почти бежали, хлюпая по лужам, я – ногами, обутыми в кроссовки, а он, бедолага, – босиком!!!
– Ты уж прости меня, что я взяла тебя с собой… Кто же знал, что будет такая холодрыга? Ну, ничего. Нам самое главное – добраться до квартиры… Хорошо еще, что ключи со мной…
И тут я остановилась, чтобы проверить, действительно ли ключи при мне. А что, если меня ограбили на рынке? Может, какой-нибудь профессиональный карманник вытащил кошелек, забрал деньги и карточки, а кошелек вернул? Слава богу, ключи были на месте.
– Шери, ты даже не представляешь себе, какая дура твоя новая хозяйка. Нет, может, конечно, и Миша был не очень-то умный, раз всю жизнь подавал вино в баре и не нашел в себе силы создать новую семью, ну, ты понимаешь меня, да? Да и квартиру свою запустил… Да что там квартиру – жизнь свою запустил! Оброс долгами! А с другой стороны – кто я такая, чтобы его судить? Я бы, может, еще могла порассуждать так о своем собственном отце, а Миша… Отец. Да что я знаю о нем? Тоже ничего. Думаю, что ничего и не узнаю. Вот Миша мог бы рассказать что-то о нем, вспомнил бы какие-нибудь истории, случаи из его жизни… Но Миши тоже теперь нет. Получается, что только Клер и могла бы рассказать мне о папе побольше. Она же пока что ограничилась скупыми деталями его биографии. Приехал в Париж к брату, танцевал в какой-то дыре, пока его не заметил богатый эмигрант, который взял его под свое крыло… или одеяло? Брр… Холодно-то как! Давай-ка, Шери, забежим вот сюда…
Я распахнула двери маленького бара, за прозрачной дверью которого уютно горели лампы под желтыми абажурами и должно было быть тепло, и мы с Шери почти влетели туда, дрожа от холода.
Скорее это было кафе, потому что в баре подают только напитки, а здесь за столиками посетители ели какую-то вкусную, аппетитную еду. Да и пахло здесь жареным мясом.
Я поискала свободный столик, нашла его и уверенно двинулась к нему. Шери вдруг радостно залаял. Я дернула за поводок, мол, прекрати, иначе нас сейчас выведут! Но тут, к моему удивлению, какой-то мужчина, крупный, в белой поварской куртке, бросился к Шери и принялся его обнимать, прижимать его морду к своему лицу, да он целовался с моей собакой! Да-да, симпатичный кареглазый мужчина тискал Шери так, словно он являлся его хозяином и встретился со своим любимцем после долгой разлуки.
– Шери, Шери!!! – восклицал он, продолжая обниматься с таксой.
Я понимала, что они знакомы. И поняла еще больше, когда, подойдя наконец к столику, увидела подвешенные к стене потрепанные, стертые до дыр пуанты… На столике же, единственном пустом в кафе, стояла табличка Evgeny Petroff.
Я мгновенно покрылась мурашками. Это был столик моего отца. Тот самый, о котором мне рассказывала Клер.
Я стояла в оцепенении, собираясь разрыдаться. И только веселый лай Шери привел меня в чувство. Подошел мужчина в белой куртке, тронул меня за плечо.
– Думаю, я знаю, кто вы… – сказал он с сильным акцентом. – Должно быть, вы приехали из Москвы, и вас зовут Лариса. Вы – племянница Миши.
Вот так и получилось, что дождь загнал меня в то кафе, где до самой смерти работал мой дядя и где много лет тому назад обедал или ужинал вот за этим самым столиком мой отец, танцовщик Евгений Петров!
– Боже мой, как же вы похожи на своего отца!
«Наверное, ушами?» – подумалось мне.
– Он был безумно красив и невозможно талантлив! Мы все его очень любили и уважали. И как жаль, что судьба распорядилась так, что вы с ним не увиделись! Думаю, вся его жизнь сложилась бы по-другому, если бы ваша мама позволила вам встречаться, общаться. Думаю, он взял бы вас сюда, в Париж, вы бы здесь учились, жили, потом вышли замуж… Боже мой, вы же совсем промокли! И дрожите от холода! Так недалеко и до воспаления легких! Пойдемте со мной, я дам вам сухую одежду…
Он был очень легким и приятным в общении, этот человек, этот Андре, Андрей. Тоже из русских, постепенно забывающий и теряющий свой язык, но не душу.
Щеки Андре были похожи на блестящие красные яблоки, а нос-картошка делал его смешным и похожим на клоуна. Он постоянно улыбался, демонстрируя крепкие белые зубы. Если бы не аккуратно расчесанные седоватые волосы, прикрывающие молодую лысину, ему можно было бы дать лет сорок. Это потом я узнаю, что Андре на тот момент был шестьдесят один год.
– Я ждал, что Клер приведет вас сюда, покажет вот это, – он кивнул в сторону висящей на стене над столиком реликвии. – Надеюсь, вы виделись с ней?
– Да, конечно. Уверена, она непременно привела бы меня сюда, просто у нас много дел…
Мы двинулись какими-то узкими грязноватыми коридорами, расположенными где-то рядом с кухней, пока не оказались в маленьком захламленном кабинете с красным диваном, огромным письменным столом, ширмой и баром…
– Садитесь сюда, я сейчас все принесу.
И вскоре я уже сидела в мужских широких джинсах, майке и толстом свитере и пила коньяк. В ногах разлегся мокрый, но счастливый Шери. Он явно чувствовал себя здесь как дома.
– Мы все его здесь очень любим, я имею в виду Шери. Когда Миши не стало, царство ему небесное, каждый из нас, из всех, кто знал и любил Мишу, готов был взять к себе Шери. Но Клер сказала, что Шери будет лучше дома, что соседка присмотрит за ним. А там уж видно будет. Мы все знали, что Миша оставил квартиру вам, своей племяннице.
Словом, моя история с наследством ни для кого не была тайной, да и о моем существовании все знакомые братьев Петровых знали, поскольку я была дочерью их друга – Евгения Петрова.
Признаться, мне было ужасно приятно, что меня здесь как будто знают. А ведь я, собираясь в Париж, боялась обратного – что мне здесь будут не рады и воспримут меня как никому не известную особу, примчавшуюся, чтобы заграбастать чужое наследство.
Раздался звонок. Это было так непривычно в этих стенах. Попав в Париж, я словно перенеслась в другое измерение, и все звонки воспринимались мною как-то с