– Да тебе-то что? Я же все возмещу!
Наши разговоры уже носили явно скандальный характер. Марина никак не могла угомониться, она действовала мне на нервы.
– Послушай… – Кажется, я собралась тогда высказать все, что я о ней думаю, да я готова была вообще расстаться с ней навсегда! Но, видно, это была не судьба.
Раздался звонок. Звонил Лева. Я, чтобы Марина не слышала наш разговор, вышла из квартиры и спустилась во двор, устроилась на каменной скамейке под козырьком подъезда.
– Милая, как поживаешь? – услышала я его голос, и мне показалось, что со мной разговаривает Ванечка.
– Лева, послушай… – И я рассказала ему обо всем, что приключилось со мной в последнее время. Включая денежный вопрос, подозрения Марины относительно Клер, все-все! Ну не могла я и дальше так мучиться.
– Ты проверь ее, что ей вообще от тебя нужно? Знаешь, мне эта твоя Марина вообще крайне несимпатична. Думаю, она такая же, как и твой Сазыкин. Алчная и продуманная. Приклеилась к тебе только ради денег. Сделаем так. Я прямо сейчас переведу для тебя деньги моему соседу в Шатийоне, я тебе говорил про него. Он – надежный человек, проверенный. Его зовут Шарль Бенуа. Он даст тебе карточку с деньгами, мою карточку, российскую, куда деньги поступают в течение минуты, и наличные, я попрошу, чтобы он успел снять к твоему приезду, но только Марина пусть ничего об этом не знает. Поиграй с ней в эту игру… Думаю, ты понимаешь, о чем я.
Да, я понимала. И как же легко и дальше вести себя так, словно у тебя нет денег, когда они есть! Вот оно, грядущее душевное спокойствие!
– Ты, верно, хочешь меня спросить о сумме? Я переведу много денег, тебе хватит на все – и чтобы расплатиться с долгами твоего покойного дяди, и чтобы выкупить старинные тарелки у соседки, и на все, что тебе только может там понадобиться.
– Лева, я все верну…
– Мне главное, чтобы ты сама вернулась, поняла?
Мы уже почти закончили разговор, как Лева вдруг вспомнил про Сазыкина:
– Мне звонил твой главреж.
– Сазыкин? Но как? Зачем? Бред какой-то! И как он узнал твой номер?
– Так я же ему сам визитку свою дал. Мы с ним встретились…
Вот тут мне стало не по себе. Я все эти дни отгоняла от себя эти мысли о Сазыкине, о театре, о том, что я не дала ему обещанных денег.
– Снова матерился?
– Мы поужинали вместе, точнее, он напился. Ему просто нужна была компания. Он ужасно выглядит. Пьет. Тоскует по своей жене. Говорит разные глупости, что она изменяла ему с актером, была беременна от него… От того самого, которого арестовали.
– Так это Жора убил Соню?
– Похоже на то. Вроде бы он и еще двух ваших актрис отравил, то есть собирался отравить Соню, а те, другие, выпили напитки по ошибке.
– Этого не может быть… Но зачем?
– Поговаривают, что у Жоры была любовница, очень состоятельная дама, кажется даже, та самая, что обещала дать театру денег на постановку новой пьесы… Короче, там все сложно, замешано на больших деньгах, ревности, страсти… Театр, что ты хочешь!
– И все это сказал тебе Сазыкин?
– Ну а кто ж еще? Он. Я отвез его домой, а у него там две актрисы живут, потеряли его, переживают за своего гения, суп ему сварили…
Да уж… Ну и дела! Как же так получилось, что я совсем оторвалась от театра, от коллектива, который считала своей семьей? Слово свое не сдержала, денег Володе не дала, на похороны Сони не осталась, вляпалась в эту историю с наследством, испортила отношения с Мариной, которую всегда считала своей самой близкой подругой, зато распахнула душу первому встречному, который обратил на меня внимание, пожалел меня…
– Лара, ау, ты слышишь меня?
– Да, Лева, слышу. Просто расстроилась… Подумала, что нехорошо поступила с Володей…
– Ты подумай лучше о том, что в твоей жизни появился человек, который теперь постоит за тебя и не позволит твоему окружению тянуть из тебя деньги. Хватит уже, поняла? Я же разговаривал с твоим Сазыкиным, он был пьян и много чего рассказал… Твой муж столько денег ему давал, так поддерживал театр, что на все эти деньги можно было построить еще один театр… А Сазыкин все эти деньги, как я понял, спускал на поездки за границу, он следил за вашим бывшим режиссером, Олегом Смирновым, который «обескровил» театр, ушел, уведя за собой всю труппу… Я нашел материал об этом в интернете. Прочел и о самом Олеге Смирнове. Он раскрутился, знаешь как? Его театр теперь хорошо знают в Европе, он ставит какие-то интересные, оригинальные спектакли, публика его знает и любит… Быть может, он даже гений, так о нем, во всяком случае, пишут. Но Сазыкин – не Смирнов. Зависть и злоба – это как некроз, понимаешь? Они пожирают вашего главрежа изнутри, разрушат его, и жаль, что он этого не понимает. Театр надо обновлять, нужен новый талантливый режиссер, молодые актеры, которых надо раскручивать, давая им роли… Но я не театрал, просто мне так кажется. И прошу тебя, не давай ему денег, не иди у него на поводу. Он тебе – никто! И театр с его обитателями – это не твоя семья.
Я слушала его, и мне так не хотелось, чтобы все это было правдой. Неужели я все эти годы, что нет Ванечки, совсем не там искала близких и родных людей? Я так бездарно боролась с одиночеством? Вероятно… Вот Игорь. Что я в нем нашла? Как позволила себе поверить в искренность его чувств? Выходит, меня окружали какие-то оборотни? Тени придуманных мною милых и душевных людей?
Да, я понимаю, нельзя судить о людях по количеству денег, которые они готовы на тебя потратить. И вообще, тема денег – она такая неприятная, сложная. Но как же много в ней заложено! Можно, к примеру, говорить человеку, попавшему в беду, как ты ему сочувствуешь, найти великое множество слов в поддержку, но редко кто может оторвать от себя что-то, чтобы реально помочь. Те, кто отрывает, отнимает что-то существенное от себя ради другого человека, совершают настоящий поступок. Конечно, не будь у Левы денег, вряд ли он смог бы помочь мне, но он и не стал бы со мной вступать в отношения, если бы понял, что беден. Эту изнанку любовно-финансовых отношений объяснял мне в свое время Ванечка. Говорил, что мужчине вообще стыдно не иметь денег, что, несмотря ни на что, надо много работать головой, думать, как сделать так, чтобы не ходить с униженно опущенной головой, жалуясь на отсутствие работы или денег. Это была его философия, и он сам придумал для себя способ зарабатывания денег. Предполагаю, что и Лева был сделан из такого же прочного материала, что и мой Ванечка. И он четко понимал, с кем собирается вступить в отношения. Другой вопрос, который мучил меня, а как бы он поступил, если бы узнал, что я не богатая, а бедная, почти нищая? К тому же некрасивая. Но как узнать? Как проверить? Да никак. Хотя, с другой стороны, что ему-то от моих денег, когда он и сам богат? Разве что со мной проще общаться, потому что я долгое время прожила не в коммуналке с тараканами, обедая пустыми макаронами, я занимала определенное место в обществе людей такого же социального уровня, как Лева.
От подобных мыслей у меня портилось настроение. Так не хотелось думать о том, что и Лева воспринимает меня как денежный мешок, с помощью которого можно расширить собственную империю.
– Ладно, Ларочка, прости меня… Я так много всего тебе наговорил. Не сердись. Просто я чувствую, что должен тебя защитить. А еще я очень соскучился. Так хочется тебя обнять…
– У тебя еще много дел?
– Нет, еще завтра одно важное мероприятие, и все, если хочешь, прилечу к тебе, помогу в твоих делах.
– А это правда, что ты гладил Марину по ноге?
Как случилось, что я это сказала, сама до сих пор не пойму. Вот о чем думала, то и сболтнула, вырвалось!
– Не понял? Что у Марины с ногой?
– Да нет, ничего… – Я почувствовала, как потею, несмотря на холод, который только что пробирал меня до костей. Господи, какое это счастье, что он не расслышал! – Подвернула…
– Когда собираешься ко мне? В Шатийон?
– Сегодня. – Я мгновенно, дисциплинируя себя, обозначила свой тотчас созревший план. – Сначала пойдем к мадам Жиро, потом возьмем такси и отправимся в твой дом. – Слезы покатились по моим щекам. Господи, неужели уже сегодня я окажусь в безопасности под крышей Левиного дома?!
– Отлично. Я предупрежу Шарля обо всем. Только будь осторожна: Марина, повторяю, ничего не должна знать о деньгах! Возможно, уже завтра ночью я прилечу к тебе. Жди меня и ничего не бойся! И вот еще что – дом к вашему приезду будет протоплен! Там хорошая газовая печь и новые радиаторы.
Я вернулась к Марине, видимо, с таким счастливым выражением лица, что она, глядя на меня, снова презрительно сощурила свои глаза.
– Что, любимый позвонил?
– Лева.
– Что рассказал? Любит, скучает?
– Марина, прекрати! Я удивляюсь, почему тебе еще никто не позвонил? Где твой-то любимый, тот самый, что подарил тебе шубу? Совсем пропал? – Ну не могла я сдержаться, чтобы не съязвить. Теперь, когда мне было обещано счастье независимости, я чувствовала себя намного увереннее. Да что там, я ликовала!
– Любовь-морковь, – фыркнула Тряпкина, но уже как-то тепло. Словно и она успела подцепить этот вирус радости и счастья. Ведь, по сути, ничего же страшного с нами здесь, в Париже, не произошло. Никто ни на кого не покушался, никого не отравил, все живы и здоровы! Хотя относительно: у меня открылся насморк, видимо, я продрогла, когда мы с Шери отправились на рынок, а теперь вот еще довольно долгий разговор с Левой на крыльце дома, почти на улице.
Перед тем как отправиться к мадам Жиро, я проверила, все ли в порядке с Шери. Он спокойно спал на своем месте, слегка похрапывая.
– Чао, Шери!
И мы поднялись к соседке.
14
В отличие от квартиры моего дяди, жилище мадам Жиро было просторным, с большим количеством комнат, но таким захламленным, что сразу складывалось нелестное мнение о хозяйке.
Мадам накрыла нам в гостиной, мы расположились за круглым столом, покрытым красной гобеленовой скатертью. Марина попросила мадам разложить принесенную нами снедь по тарелкам, но нам подали только самый дешевый сыр, печенье и кофе. Все. Остальные гастрономические сокровища были надежно упрятаны в большущий красный холодильник – почти новый, блестящий, роскошный. Я с грустью подумала, что он был наверняка куплен совсем недавно на средства, вырученные этой неопрятной женщиной с повадками воришки от продажи какого-нибудь антикварного сервиза моего дяди Миши.