Я улыбнулась, ежась от ветра. Ну вот, в меня словно вселилась Тряпкина, ведь это ее мысли забрались в мою голову, ее претензии ко мне: почему все досталось мне, а не ей, к примеру?
– Послушай, – я остановилась и посмотрела своей подруге в глаза, близко-близко. – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я вернулась домой? Вернее, чтобы мы вернулись домой? В Москву? Чтобы не встречались больше с Клер и я не занималась наследством?
И тут в моем сознании возникла картинка: кафе, где любил бывать мой отец, пуанты, висящие над столиком, симпатяга-шеф Андре со щеками, напоминающими красные яблоки… Ну не приснилось же мне все это? Эта наша встреча не могла быть сконструирована, подстроена, потому что никто не мог знать, что я загляну туда, прячась от дождя после неудачного похода на рынок… Там знали Клер, там знали многое о моей семье. И, главное, там знали Шери! Вот кто точно не мог участвовать ни в какой гнусной инсценировке, чьи чувства были искренни и неподкупны – моя собака, мой Шери! Он знал Андре и всех обитателей этого заведения! Нет-нет, я должна взять себя в руки, отбросить страхи и постараться дожить до вечера, чтобы встретиться с Левой и поговорить с ним. Или нет, ничего ему не говорить, не признаваться в своих страхах, а просто обнять его, прижаться к нему…
Между тем Марина моим прямым вопросом была застигнута врасплох. Она смотрела на меня, хлопая ресницами, словно не зная ответа на мои вопросы.
К этому моменту мы уже свернули за угол и оказались возле входа в небольшое кафе или ресторан, окна которого уютно светились, приглашая войти.
– Сколько-сколько? Пять евро? – У моей подруги глаза округлились при виде меню этого заведения. – Чашка кофе пять евро, штрудель – семь?
– Тряпкина, ты словно первый раз видишь подобные цены! – шикнула я на нее. – Не позорься! Сиди спокойно и не вращай глазами, как Соловей-разбойник. Неудобно же перед официанткой.
В кафе, кроме нас, был еще один господин с газетой в руках. Под столиком спал его пятнистый пес, какой-то сеттер или что-то в этом роде, охотничье, симпатичное. На появление Шери собака вообще никак не отреагировала, только на мгновение открыла и снова закрыла глаза. Шери тоже, делая вид, что не замечает пса, деловито растянулся под столиком, благо в кафе было тепло.
– Да мы так вообще разоримся! – продолжала шипеть Марина, листая страницы своего телефона, вероятно, разглядывая цифры на счетах своих мобильных банков и подсчитывая, какой урон на этот раз принесет поход в кафе. А мне, еще недавно погруженной в страшные сомнения, вдруг стало как-то необыкновенно тепло на душе – я вспомнила, что у меня есть деньги! Даже не то, что вспомнила, просто еще раз осознала и порадовалась. Как раз этот факт точно шел вразрез с теми подозрениями о криминальных планах моего друга, которые внушала мне Марина. Хотя если он действительно собрался на мне жениться с целью убить и присвоить…
– Ау, Лара, ты что, отключилась? Где витаешь? Небось в объятиях своего Левушки? – Тряпкина помахала рукой перед моим лицом. И этот жест мне жутко не понравился! Было в нем что-то такое снисходительное, дерзкое, грубое. Да она вообще распоясалась!
– Нет, все в порядке, просто задумалась…
– Спрашиваю, что будешь, штрудель или шоколадный кекс?
– Да все равно, – отмахнулась я. Мне снова стало так тревожно, что аппетит совсем пропал. Хотелось просто черный кофе с сахаром. О чем я и сказала подруге.
– Послушай, ты не забыла, что мы сегодня должны встречаться с мадам Жиро? У тебя денег хватит, чтобы заплатить ей за все, что я выбрала?
– Хватит… – Она нахмурила брови. Господи, как же ей было жаль расставаться со своими деньгами!
– Мне надо бы купить еще кое-что, разные мелочи, крем для рук, к примеру, жидкость для снятия лака…
Вот с последним я как раз погорячилась, совсем с ума сошла, у меня же долгоиграющий лак на ногтях, его просто так не снимешь! Однако моя подружка пропустила этот факт мимо ушей, выдавив:
– Вот еще глупости… Можно подумать, ты не можешь обойтись без крема, словно делала какую-то грязную работу…
Я мысленно улыбнулась. Ну вот, скряга! Как же ей приятно, должно быть, ставить меня в неловкое положение, когда не ей, а мне требуются деньги.
– Если все так сложно, давай я уже позвоню Леве, так и быть, попрошу у него денег…
– Нет-нет, – вдруг встрепенулась Марина. – Все купим, что нужно. Я же не зверь какой… Просто переживаю, видишь, постоянно все подсчитываю, боюсь, вдруг с моих карт что-то пропадет… Понимаю, что говорю глупости, просто я привыкла, что ты всегда рядом, никаких таких ситуаций просто не может быть…
Надо же, она сказала чистую правду!
Принесли кофе, я пододвинула к себе чашку, как вдруг со стороны соседнего столика услышала: «Шери!»
Меня словно током ударило! В ногах зашевелился мой пес. Я бросила испуганный взгляд на Марину.
– Ты чего дернулась-то? – бросила она на меня насмешливый взгляд.
– Откуда он знает, как зовут мою собаку? – Зашептала я ей на ухо, косясь на господина, до сих пор скрытого газетой. Мне был виден лишь его малиновый джемпер, точнее часть рукава да твидовые брюки мужчины.
– Ну ты, мать, даешь! – Она нарочно произнесла это вслух, словно для того, чтобы поставить меня в неловкое положение. – Шери – это по-французски «милый»! Я же тебе говорила!
Господин, опустив развернутую газету, показал свое лицо. Обычный мужчина лет пятидесяти. Посмотрел на нас с Мариной, кивнул головой, улыбнулся, как старым знакомым.
– Bonjour belles dames.
Тряпкина прикрыла мою руку своей ладонью покровительственным жестом самой умной и прозорливой женщины в Шатийоне.
– Он сказал «Добрый день, милые дамы».
От ее самодовольной улыбки мне захотелось спрятаться под столом, рядом с Шери.
Я тоже приветственно кивнула мужчине, после чего он бросил проходящей мимо официантке с тряпкой в руке что-то типа «Шери, тадададам». Девушка улыбнулась, кивнула головой и бросилась выполнять какую-то просьбу посетителя.
Так вот к кому он обращался с этим нежным «шери», к официантке. Вероятно, он здесь постоянный посетитель, а потому его здесь все знают, и он может позволить себе обратиться к девушке так по-свойски.
– У тебя проблема, – сказала мне Тряпкина.
– Какая еще проблема? – огрызнулась я, поклявшись себе в случае, если с наследством все закончится благополучно, и у меня появится желание пожить в Париже, выучить французский!
– «Паранойя» называется! Ты же, услышав «шери», подумала, что это киллер или что-нибудь в этом духе, да? – Она хрипловато рассмеялась. И что только удержало меня от того, чтобы выплеснуть ей в лицо горячий кофе? Думаю, только незнание французского – как бы я объяснялась в полицейском участке, зачем я ошпарила лучшую подругу?!
– Скажи, тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной, над моими страхами, которые ты сама же и вызываешь?!
– Ладно, извини… Просто я устала быть мишенью вместо тебя.
Ну вот, пожалуйста, снова! Я допила кофе. Пора было возвращаться в Париж, к мадам Жиро, чтобы купить уже все эти тарелки-супницы-статуэтки и спокойно дожидаться приезда Левы.
Марина не спеша лакомилась яблочным штруделем. И вдруг мне стало плохо. Реально плохо. Меня затошнило, мне стало так нехорошо, что я, уверенная в том, что меня все-таки (наконец-то уже!) отравили, провалилась куда-то в преисподнюю…
16
– Где я?
Открыв глаза, я увидела над собой белый потолок. Больница? Хорошо, что еще не морг!
– Господи, наконец-то!
Марина склонилась надо мной. Она держала мою руку в своей. Я чувствовала какой-то неприятный запах. Нашатырь, наверное. Надо мной склонилась и девушка-официантка. Кажется, я все-таки не в больнице. В кафе. Где-то в подсобке. Я приподняла голову, оглянулась.
– Ну что, отравила меня все-таки?
– Дура, молчи! Что ты такое говоришь?
Что-то часто она стала называть меня дурой.
– Тряпкина, чего ты от меня хочешь? Денег? Сначала отправить меня на тот свет, а потом прибрать к рукам все, что у меня есть? Ты скажи, не стесняйся. Скажи, сколько тебе нужно денег, чтобы ты уже успокоилась и прекратила меня терроризировать!
Мне показалось или я действительно произнесла это вслух? Если я на самом деле дура, то сказала это, если же нет…
– Милая, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила меня Марина.
Уф, кажется, я все-таки произнесла это про себя.
– Лучше всех. Что со мной? Сколько времени я здесь торчу?
– Минут пятнадцать. У тебя был легкий обморок.
– Значит, пока жива?
Я на самом деле чувствовала себя вполне сносно. Живот не болел, желудок тоже. Разве что слабость была во всем теле. У меня не было сил даже злиться на Марину.
Перепуганная официантка стояла рядом с диванчиком, на который меня уложили, и смотрела испуганно.
Марина сказала ей что-то, видимо, успокоила ее, и вскоре мы покинули кафе.
Оказавшись на свежем воздухе, я почувствовала себя значительно лучше.
– Предлагаю вернуться домой, в смысле, в Левин дом, проверить, все ли там в порядке, запереть его, вызвать такси и отправиться в Париж, к мадам Жиро, – предложила я, и Тряпкина моя сразу же согласилась. Но потом, вспомнив, что нам надо бы обналичить деньги, предложила найти банкомат и попытаться снять все же не тысячу евро, сумму, которую мы должны были заплатить мадам, а больше, так, на всякий случай. К счастью, нам удалось решить этот финансовый вопрос, и мы, уладив все наши дела и заперев Левин дом, вызвали такси и отправились в Париж.
Всю дорогу Марина молчала. Смотрела в окно и явно грустила. Я же мысленно встречала Леву, обнимала его. Мне так не хватало этих его крепких объятий, его рук, его нежности, чтобы снова почувствовать себя защищенной. Напрасно я отправилась сюда с Мариной, надо было дождаться, пока освободится Лева, вот мы бы с ним и полетели. И куда я так спешила? Или спешила не я? Сейчас мне уже было трудно вспомнить, кто именно, я или Марина, хотел поскорее покинуть Москву. Думаю, мы обе, напуганные смертью Сони, захотели поскорее забыться и раствориться в другом мире, в другой стране, затеряться среди других декораций. Тем более что и повод был.