– Откуда мне знать, что делает сейчас госпожа Тряпкина? У меня своя жизнь, у нее – своя! У нас с ней ничего общего нет и быть не может! Я ей так и сказал! Ты бы видела, сколько она выпила, как нажралась!
– Так она дома?
– Да. Я сам лично вызвал ей такси.
Он громко икнул, а мне стало стыдно перед адвокатом за такое отвратительное поведение нашего главрежа.
– Хватит уже пить… – сказала я с отвращением, в душе благодаря Леву за то, что он вовремя остановил меня, не дав раскошелиться на восемь миллионов. А ведь если бы не он, я дала бы, и даже никакого договора-займа составлять не стала бы. И не потому, что очень уж доверяла Сазыкину, нет. Знала, вернее, чувствовала, что эти деньги мне никто не вернет, и готова была распрощаться с ними, успокаивая себя тем, что вложила их в искусство. Понимала, что уверения, будто какой-то спонсор пообещал Сазыкину кучу денег, просто не успел вовремя их перевести, просто сказка. «Один человек, наш спонсор, имя которого должно оставаться в секрете, пока еще не перевел деньги…»
Хотя сейчас, после разговора с Родионовым, я уже вполне могла допустить, что спонсор такой имелся или имеется до сих пор. И что имя ему – Елена Борисовна. И деньги она не перевела не потому, что у нее возникли проблемы финансового порядка, нет, скорее всего, это было связано с изменой Жоры. Он изменил ей с Соней Сазыкиной, и театр не получил своих миллионов на новый спектакль.
– Ты будешь мне указывать, пить мне или нет? Да кто ты такая вообще? Ты – чудовище! Да-да, настоящее чудовище! Вбила себе в голову, что за деньги можно купить все, даже дружбу! Нет, моя дорогая Лара. И жаль, что Марина поняла это так поздно. А я предупреждал ее, что с тобой опасно связываться. Что ты – настоящая стерва, через нее ты пытаешься пролезть на сцену и получить роли. Она всегда была мостиком, таким хлипким мостиком между тобой, бездарной уродиной, и нашим коллективом, а меня ты вообще пыталась купить…
– Скотина ты, Сазыкин, ты же сам попросил у меня денег. И не нужны мне были твои роли. Мне от вас нужно было совсем другое… – Слезы уже катились по моим щекам. Как же больно было слышать все эти грязные обвинения! Я думала честно сказать: мне хотелось, чтобы театр стал моей семьей, мне было так одиноко и тоскливо, что я на самом деле пыталась сделать для своих подруг и знакомых из театра что-то хорошее, стать в театре своей… Но в какой-то момент поняла, что не стоит этого делать. Скажу – и тогда точно стану посмешищем в глазах Сазыкина. Он вспомнит моего Ванечку, которому я не смогла родить детей, и вообще, мало ли что взбредет в его проспиртованную голову!
– А… До меня только что дошло, чего ты ко мне приперлась! – Он всплеснул руками и чуть не упал, потеряв равновесие, ему пришлось даже ухватиться за ручку двери. – Твоего нового ухажера, между прочим, уважаемого человека, бизнесмена, арестовали вместо Жорки!
Он был так пьян, что уже забыл, что не так давно выдал мне всю эту информацию по телефону, когда я звонила ему из аэропорта.
– Ленка его отмазала. Ленка Скоробогатова… А… Ты ее все равно не знаешь. – Он махнул рукой. – Вот баба! Вся Москва уже знает о том, что у нее сорвало крышу, она влюблена в Логинова до потери пульса. А следователи вообще слепые бараны! Что им скажут, то они и сделают! За бабло или по воле начальства.
– Но ты ведь мог пойти в прокуратуру и сказать, что Лева никого не убивал, ты мог бы обеспечить ему алиби. Мы же все тогда были на кухне – ты, я, Лева! Ну, хочешь, я дам тебе эти несчастные миллионы, чтобы ты подтвердил, что это не он…
– Ты что, так ничего и не поняла? – Он театрально расхохотался. – Зачем же я буду обеспечивать ему алиби, если на кону свобода Жоры, настоящего убийцы?! Если отпустят твоего Леву, то арестуют меня! И тогда уже Лева, а вместе с ним и ты, а может, и Тряпкина, особенно после того, что я ей здесь сегодня наговорил, вы все дадите показания против меня, все будете дуть в одну дуду, мол, это я выходил из квартиры, вы даже слышали, как мы втроем – я, Жора и Соня, ругались на лестнице, а потом Жора ушел, а мы с Соней еще какое-то время продолжали находиться в подъезде, разругались в пух и прах, и я выбросил ее в окно… Я же режиссер! Я уже все себе представил! Нет уж, не стану я давать никакие показания, выкарабкивайтесь сами…
Он тяжело вздохнул и стал медленно оседать на пол. Я не пошевелилась, но Родионов кинулся к нему, успел удержать, поставил на ноги, прислонил к стене, как большую куклу.
– Напрасно вы так дурно думаете о людях, – сказал адвокат, отряхивая руки, словно испачкался в грязи.
– Ты, ты… Вы с Тряпкиной бросили меня, когда мне так нужно было ваше участие, ваша поддержка. Даже на похороны не остались. Как говорится, в этом спектакле нет ни одного положительного героя. Ни одного! Все вокруг – сплошные предатели. Иуды. А Логинов – первый Иуда!
Он так громко кричал, что дверь соседней квартиры открылась, и мы увидели женщину в халате, такую соседку в бигуди, классический киношный образ. Она шумно вздохнула, после чего, покрутив пальцем у виска, скрылась за дверью. Из недр ее квартиры потянуло запахом тушеной капусты.
– Всех предал, подставил! Ленку, которая ничего для него не жалела и вообще собиралась сделать ему карьеру в Голливуде, она сама мне рассказывала, когда мы с ней вот здесь, у меня, сидели, выпивали, и она говорила мне о том, как она… Ах, да что там! Эта женщина просто сгорает от страсти! Может, она и некрасивая, и не очень-то молодая, но в ней столько жизни, страсти, она – как пламя!
Мы слушали его не перебивая. Нам с Родионовым было интересно и полезно узнать подробности жизни и любви этой удивительной женщины, ставшей для нас опасной.
– Вот вы скажете – все, как в кино! Да? А вот и нет! Я так вам скажу: в жизни бывает куда круче, сложнее и ярче! И если бы я был драматургом, то написал бы пьесу вот о такой любви, испепеляющей! Эта баба, может, я скажу грубо, но она как та самая хрестоматийная обезьяна с гранатой, которая может рвануть. Да-да, она может взорваться в любую минуту! Вы думаете, никто из тех, кто ей сейчас помогает, не понимает, что происходит? Стоит сейчас этой цепочке нарушиться, всего одно звено окажется слабым и не захочет участвовать в этом балагане, и все, будет крах!!! Крах ее карьере, да всему! Все те, кого она подкупала, отвернутся от нее, предадут. Думаю, они и сами все понимают. Да только она сама понимает ли?
– Неужели она так любит? Безоглядно, постоянно унижаясь?! – вырвалось у меня. Я тоже была наделена воображением и понимала, что любовь эта, скорее всего, безответная, что Жора не любит ее и что она, Елена эта, знает и страдает, но продолжает любить его. – Она что, не понимает, что творит? Что Леву все равно отпустят, кто бы какие взятки ни получил, потому что мы тоже будем бороться, начнутся проверки на самом верху… И Жору вернут в камеру.
– Да ей главное схватить его, своего обожаемого щенка, в зубы и уволочь в свою теплую норку. Все! Спрятать ото всех. Насладиться им.
– В какую норку? – подсуетился Родионов, и я поняла, что он пытается выяснить, где могут сейчас находиться эта Елена с Логиновым. Где они обитают. Вряд ли она привезла его к себе домой, наверняка упрятала в какое-нибудь любовное гнездышко за городом.
– Да она моя соседка, у нас дома на одной улице… В Переделкино.
– А муж-то у нее есть?
– Да, она замужем. И, говорят, муж все знает и терпит ради детей.
Вырисовывалась совсем уж какая-то нереальная любовная драма. Можно было бы порассуждать на эту тему, поговорить, а заодно и узнать больше об этой Елене хотя бы из женского любопытства, ведь все мы время от времени пытаемся примерить чужую жизнь на себя, но уж слишком неподходящий был для этого момент. Ну и компания, соответственно. Главное я поняла – эта обезьяна бросила свою гранату в моего Леву. И я не должна была допустить, чтобы граната взорвалась.
– И все-таки не пей, погибнешь, – сказала я напоследок, обращаясь к Сазыкину, и мы с Родионовым вернулись в машину.
– Главное, нам сейчас разыскать эту Елену и поговорить с ней. Я, как адвокат, должен объяснить ей, что тот факт, что Лева в СИЗО, – явление временное. И что мы не будем дожидаться суда, чтобы его еще и посадили лет эдак на восемь минимум. Что мы добьемся проверки… Рано или поздно, но его отпустят!
– Да, я поняла, кто она такая, крутая чиновница, Скоробогатова. Вы знаете, кем был ее отец? Он же…
– Да, все это знают. Быть может, именно это и сработает как раз против нее! Окружение ее отца не позволит, чтобы его имя пачкали во всей этой грязи! Уверен, что уже сейчас журналисты пишут свои грязненькие статейки, потому что эта дама у всех на виду, на слуху… Кроме того, она в свое время, вероятно, тогда, когда ее роман с Логиновым был в самом разгаре, не стеснялась появляться вместе с ним на серьезных тусовках, я сам лично видел снимки в глянцевых журналах, мне жена моя показывала. Кстати, она мне еще тогда сказала, что, типа, понимает, эту Скоробогатову, что Логинов – настоящий красавец, редкой красоты. А ведь моя жена – женщина скромная. И туда же, видите, оценила вашего Логинова, сказала: неудивительно, что женщины по нему сходят с ума… Елена же точно спятила, раз такие вещи позволяет себе делать.
– И каков же наш план?
– Ну, сейчас, как я понимаю, мы едем к вашей подруге Тряпкиной, возможно, она расскажет еще что-нибудь на интересующую нас тему, а вы пока поживите у нее…
Надо же, я за всеми этими разговорами у Сазыкина забыла, что и на меня сейчас могут охотиться! Если Родионов уже успел связаться с влиятельными людьми из окружения Левы и они начали что-то делать для его освобождения, то, поскольку нас тогда, в тот роковой вечер, было всего пятеро, включая Соню, то уже методом исключения можно попытаться переклеить ярлык убийцы на меня. Я стала думать, раскладывая все по полочкам…
Первое. Володя не выходил в тот вечер из своей квартиры – мы все могли бы это подтвердить.
Второе. Леву скоро отпустят, и он тоже не выходил из квартиры – это может подтвердить Марина, и мы с Сазыкиным.