Эми ПламУмри для меня
Пролог
В первый раз когда я увидела статую в фонтане, я не знала что это был Винсент.
Теперь, когда я смотрела на две соединенные фигуры небесной красоты — красивый ангел с его твердым чертами лица, смотревший на женщину, которая качала колыбель, был самой добротой и светом — я не могла не заметить символизма.
Взгляд ангела казался отчаянным.
Даже одержимым.
И нежным.
Как будто он искал ее чтобы помочь себе, а не наобарот.
И вдруг, имя Винсент завертелось в моей голове: mon ange.
Мой ангел.
Я задрожала, но не от холода.
Жанна сказала что встреча со мной была подстроена Винсентом.
Я дала ему "новую жизнь".
Он все еще ждет меня чтобы спасти свою душу?
Глава 1
Большинство шестнадцатилетних, я знаю, мечтают о жизни в иностранном городке.
Но переезд из Бруклина в Париж после смерти моих родителей был чем угодно, только не воплащением мечты.
Это было похоже на кошмар.
Я могла жить где угодно, правда, и мне было бы все равно. Я не замечала ничего вокруг.
Я жила прошлым, отчаяно цепляясь за каждый клочек памяти из моей прошлой жизни.
Это была жизнь, которую я принимала как должное, думая, что так будет вечно.
Мои родители погибли в автокатастрофе, через десять дней после того, как сама получила права.
Через неделю, на Рождество, моя сестра, Джорджия, решила что мы переедем из Америки к родителям отца во Францию.
Я еще не пришла в себя, чтобы смирится с этим.
Мы переехали в январе.
Никто не ожидал что мы сразу же пойдем в школу.
Так что мы просто проводили время, каждая по-своему отчаянно пытаясь справится.
Сестра наглухо отгородилось от горя, гуляя каждую ночь с друзьями, которых знала еще с наших летних визитов.
Я же наоборот страдала агорафобией.
Иногда я всё же выходила из квартиры улицу.
И тогда же я ловила себя на том, что мне хочется бежать обратно в наш безопасный дом. Прочь от гнетущего внешнего мира, где у меня было такое чувство, что небо давит на меня.
В другие дни, я просыпалась, и мне еле хватало сил, чтобы позавтракать и дойти обратно до кровати, где я хотела провести остаток своих дней убитая горем.
Позже наши бабушки и дедушки решили, что мы должны провести несколько дней в их загородном доме.
"Сменить обстановку", сказала Мами. Я бы сказала, что разница в обстановки минимальна, по сравнению с разницей Нью-Йорка и Парижа.
Но как обычно, Мами была права.
Весна, проведенная там, зделала наш мир лучше, а к концу июня мы стали отражением прошлого, достаточно оправившиеся, чтобы вернутся в Париж к "реальной жизни".
Если конечно жизнь снова сможет быть "реальной".
По крайней мере, я начинаю всё сначала в месте, которое люблю.
Мне не хотелось быть нигде так, как в Париже в июне.
Даже при том, что я проводила там каждое лето с тех пор, сколько себя помню, мне недоставало так называемой "Парижской суеты", и прогулок по городу.
Свет здесь совершенно другой.
Как если бы прямо из сказки вытащили волшебную палочк. Её взмах заставит вас почувствовать абсолютно все, что может с вами случиться в любой момент, и вы этому даже не удивитесь.
Но на этот раз все было иначе.
Париж был таким же как всегда, но я изменилась.
Даже светящийся городской воздух не мог проникнуть в пелену тьмы, которая, кажется, прилипла к моей коже.
Париж называют Городом огней.
Но для меня он стал Городом Ночи.
Я провела лето в основном сама по себе, как отшельник: съедала завтрак в темной, заполненной антиквариатом квартире Папи и Мами и проводила утро в одном из маленьких темных Парижских кинотеатров, где круглосуточно показывали классические фильмы или посещала один из моих любимых музеев.
Когда я возвращалась домой, то читала весь оставшийся день, ужинала и лежала в кровати уставившись в потолок, и мои редкие соны были напичканы кошмарами.
Вставала
И всё повторялось.
В мое одиночество вторгались только электронные письма от моих старых друзей.
"Как жизнь во Франции?" спрашивали они.
Что я могла им сказать? Депрессия? Пустота? Я хочу чтобы мои родители вернулись? Вместо этого я лгала.
Я сказала им что счастлива жить в Париже.
Это было отлично, потому как французский Джорджии и мой был совершенным благодаря тому, что мы знакомились со множеством людей.
Что я не могу дождаться, когда пойду в школу.
Моя ложь не должна была произвести на них впечатление.
Я знала что они жалели меня, и хотела их убедить что я в порядке.
Но каждый раз нажимая "отправить", я перечитывала сообщение, понимая, какая огромная разница между реальной жизнью и вымышленой, которую я создала для них.
И это вогнало меня в еще большую депрессию.
Наконец, я поняла что не хочу ни с кем разговаривать.
Однажды ночью в течение 15 минут я сидела, положив руки на клавиатуру, отчаянно выискивая что-то, даже немного позитивное, что могла бы сказать моей подруге, Клаудии.
Я удалила сообщение, и глубоко вздохнув, полностью удалила свой адрес электронной почты из интернета.
Gmail спросил меня, уверена ли я.
— О, да, — сказала я нажимая красную кнопку.
Огромный груз упал с поих плечь.
После, я закрыла свой ноутбук в ящике, и не открывала его пока не начался учебынй год.
Мейми и Джорджия воодушевили меня выбраться из дома и познакомиться с кем-то.
Сестра пригласила меня погулять с ее друзьями, позагорать на пляже рядом с рекой, или пойти в бар, послушать живую музыку, или в клуб, где они танцевали по выходным ночи напролет.
Через некоторое врем приглашения прикратились.
— Как ты можешь танцевать после того что случилось? — Однажды я спросила Джоржию, когда та сидела на полу спальни и красилась перед по золоченым зеркалом в стиле рококо, которое она стянула со стены и облокотила о книжный шкаф.
Моя сестра была безумно красивой.
Ее клубнично-светлые волосы были подстрижены, как у феи, что удивительно красиво сочеталось только с такими, как у нее, поразительно высокими скулами.
Ее кожа цвета персика со сливками была усыпана мелкими веснушками.
Как и я, она была высокой.
Но, в отличие от меня, она имела сногсшибательную фигуру.
И я бы убила за ее кудряшки.
Она выглядела на 21, хотя лишь через пару неделю ей будет 18.
Она повернулась ко мне.
— Это помогает мне забыть, — сказала она накладывая новый слой туши.
Помогает чувствовать себя живой.
Мне так же грустно, как и тебе, Кэти-Бин.
Но это единственный известный мне способ справится.
Я знала что она говорит правду.
Я слышала, как она ночами рыдала в своей спальне, её сердце было разбито.
— Подавленое состояние не принесет никакой пользы, — тихо сказала она.
— Ты должна больше времени проводить с людьми.
Чтобы отвлечся.
Посмотри на себя, — сказала она положив тушь и притянув меня к себе.
Она повернула меня лицом к зеркалу.
Увидев нас вместе, вы никогда не подумали бы, что мы сестры.
Мои длинные каштановые волосы были безжизненными, а моя кожа, которая благодаря генам моей матери никогда не загорает, была бледнее обычного.
А мои сине-зеленые заспанные глаза с тяжелыми веками, были совершенно не похожи на страстные глаза моей сестры.
"Миндалевидные глаза" так их называла мама, к моему большому огорчению.
Я бы предпочла, что бы форма глаз, вызывющую восхищение прохожих, а не в форму в виде ореха.
— Ты великолепна, — заключила Джорджия.
Моя сестра…
моя единственная фанатка.
— Да, скажи это толпе мальчиков выстроившихся за дверью, — сказала я и состроив гримасу отшла от нее.
— Ты не найдешь парня, проводя все время в одиночестве.
И если ты не прекратишь ходить по музеям и киношкам, ты превратишься в одну из женщин 19 века из твоих книг, которые всегда умирали от чахотки или водянки или чего-то в этом роде.
Она повернулась ко мне.
— Послушай.
Я перестану приставать с просьбами пойти со мной, если ты выполнишь одно моё желание.
— Зови меня просто, Фея крестная, — сказала я и попыталась улыбнутся.
Возьми свои книжонки, и выйди посидеть в кафе.
На солнце.
Или в лунном свете, мне все равно.
Просто посидеть на открытом воздухе, и вдохнуть выхлопные газы в свои пустые, зачахлые легкие девятнадцатого века.
Выйди в люди, ради Бога.
— Но я вижу людей, — начала я.
— Леонардо Да Винчи и Квентин Тарантино не в счет, — перебила она.
Я замолчала.
Джорджия встала и перекинула ремешок своей миниатбрной, шикарной сумочки через плечо.
— Это ведь не ты умерла, — сказала она.
— Мама с папой умерли.
И они хотели бы чтобы ты жила.
Глава 2
"Куда ты идешь?" — спросила Мама, высунув голову с кухни, когда я открыла дверь
— Джорджия сказала, что мои легкие нуждаются в Парижском грязном воздухе. — ответила я, перекидывая сумку через плечо.
— Она права, — сказала она подойдя ко мне.
Ее лоб едва доставал дом моего подбородка, но ее идеальная фигура и бессменные трехдьюмовые каблуки делали ее намного выше.
Немного старше семидесяти, Мами выглядела молодой, и от этого казалась на десять лет моложе.
Когда она была студенткой института искусств, она встретила моего дедушку, успешного продавца антиквариата, которому она напомнила друвеюю статую принцессы.
Теперь она проводила свои реставрируя картины, на крыше, в своей стеклянной студии.
— Давай, иди! — сказала она, стоя передо мной, полная торжества.
— Иди-иди.
Маленькая Катя станет украшением этого города.
Я поцеловала бабушку в ее мягкую, пахнущую розами щеку, и взяв свою связку ключей со стола, прошла через тяжелые деревянные двери и вниз по мраморной винтовой лестнице, на улицу.