После школы я направилась прямиком в галерею Папи.
Прогулки по его магазину был сродни походу в музей.
В его приглушенном свете, древние статуи выстроились друг против друга по обе стороны комнаты, а в витринах были выставлены артефакты в виде керамики или драгоценные металлы.
— Ma princesse, — закричал Папи, когда увидел меня, разрушая напыщенную тишину комнаты.
Я поморщилась.
Это прозвище дал мне папа, которым меня никто не называл с тех пор, как он умер.
— Ты пришла.
Итак, что нового мы ищем для тебя?
— Его, для начала, — сказал он, указывая на статую в натуральную величину атлетически сложенного юноши с выставленной вперед одной ногой и сжатым кулаком, опущенным вниз рядом с ним.
Другая рука и нос отсутствовали.
— Ах, мой курос, — сказал Папи, подойдя к мраморной статуе.
пятый век до н. э.
Настоящая ценность.
В настоящее время греческое правительство даже не выпускает такие ценности из страны, но я купил его у швейцарского коллекционера, чья семья приобрела его в девятнадцатом веке.
Он провел меня мимо усыпальницы в драгоценностях, находящейся в витрине.
Ты никогда не догадаешься со сколькими подделками тебе придется столкнуться.
— Что это? спросила я, остановившись перед большой черной вазой.
Её поверхность была разрисована дюжиной людей красноватого цвета в драматических позах.
Две группы в доспехах лицом друг к другу, а в середине обнаженный свирепого вида человек, стоявший во главе каждой армии.
Они держали свои копья на готове, собираясь бросить их друг друга.
— Обнаженные солдаты.
интересно.
— О, амфора.
Она где-то на сто лет моложе куроса.
Демонстрирует битву двух городов, ведомую их нумина.
— Кем?
— Нумина.
В единственном числе нумен.
Вид Римского божества.
Она наполовину человек, наполовину бог.
Могут быть ранены, но не убиты.
— Итак раз они боги то дерутся голышом? — спросила я.
— Нет необходимости в доспехах? Для меня это они выглядят выпендрежниками.
Папи усмехнулся.
Нумина, подумала я и пробормотала себе под нос, — Звучит как нума.
— Что ты сказала? — воскликнул Папи, его голова дернулась, он оторвал взгляд от вазы и уставился на меня.
Он выглядел как будто кто-то ударил его.
я сказала, что нумина похоже на нума.
— Где ты слышала это слово? — спросил он.
— Я не знаю.
.
.
по телевизору?
— Очень в этом сомневаюсь.
— Папи, я не знаю, — сказала я, отводя взгляд от его буравивших меня глаз, и шаря по галереи в надежде найти что-нибудь, что могло бы вырчить меня в этой ситуации.
— Возможно прочла об этом в старинной книге.
— Гмм.
Он кивнул, нерешительно приняв моё объяснение, но продолжая смотреть на меня с тревогой.
Довериться Папи, который слышал про всех древних богов и чудовищах когда-либо существовавших.
Я должна была рассказать, что Винсент ревенент, или, в конце концов, злобное подразделение ревенентов, не были "под радаром", как им казалось.
— Спасибо тебе за приглашение, Папи, — сказала я с облегчением, меняя тему.
— Ты хотел еще о чём-то поговорить? Кроме статуй и ваз.
Папи слабо улыбнулся.
— я попросил тебя прийти, чтобы привлечь к работе вас с Джорджией.
— это просто перестрелка, — сказал он, взглянув на вазу, — или полномасштабная война? Наверное, это не мое дело.
и мне просто интересно, когда вы планируете пойти на перемирие и восстановить покой в семье.
Если всё пойдет так и дальше, то мне придется уехать в срочную непредвиденную деловую поездку.
— Прости Папи, — сказала я.
— Это полностью моя вина.
— Знаю.
Джорджия сказала, что ты и некие молодые люди оставили торчать её в ресторане.
— Да.
Было что-то вроде экстренной ситуации и нам пришлось уйти.
— И у тебя не было достаточно времени, чтобы забрать Джорджию с собой? — спросил он скептически.
— Нет.
Папи взял меня за руку и осторожно повел меня обратно, в сторону выхода из магазин.
— Не похоже на тебя, ты так обычно не поступаешь, princesse.
И твоё сопровождение повели себя не по-джентльменски.
Я кивнула головой, соглашаясь но я не могла ничего сказать в своё оправдание.
Мы подошли к двери.
Поосторожнее с тем, с кем ты выбрала проводить время, cherie.
Ни у кого нет такого доброго сердца как у твоё.
— Прости, Папи.
я улажу это с Джорджией незамедлительно.
я обняла его и вышла из темной комнаты, моргая от солнечного света.
И после того как я купила букет гербер у флориста по соседству, я пошла домой отчаянно надеясь помириться с сестрой.
Я не знаю то ли из-за цветов, который свершили чудо, то ли он была просто готова простить и забыть.
Но на этот раз мои извинения сработали.
Речь Папи, вместо того, чтобы отговорить меня от встречи с Винсентом, только усилила моё желание его увидеть.
Прошли долгие пять дней, и хотя мы планировали увидеться на выходных и общались смсками и по телефону, казалось, что прошла вечность.
После завершение моей миротворческой миссии с Джорджией, я подняла телефон, чтобы позвонить ему.
Но прежде, чем закончить набирать номер, я увидела его имя, появившиеся на моём экране и телефон начал звонить.
— я только что собиралась тебе позвонить, — сказала я, смеясь.
— Ага, конечно, — его бархатистый голос донесся с другого конца линии.
— Амброуз проснулся? и как он? — спросила я.
По моей просьбе он давал мне полный отчет о восстановлении своего близкого.
На следующий день после поножовщины, его рана начала затягиваться и Винсент заверил меня, что всё как обычно, Амброуз будет как новенький, когда очнется.
— Да, Кейт.
Я же говорил, с ним всё будет в порядке.
— Да, я знаю.
Мне всё еще сложно во все это поверить, вот и всё.
— Ну, ты можешь сама его проведать, если захочешь приехать.
Но куда ты хочешь сначала пойти? Так как нам удалось обойтись в ле де маго без того, чтобы быть кем-нибудь убитыми или искалеченными, я мог бы снова отвести тебя туда.
— Конечно.
У меня есть несколько часов перед ужином.
— Заеду за тобой в пять?
— Прекрасно.
Винсент ждал снаружи на своей Веспе к тому времени, как я уже спустилась.
— Ты быстрый! — сказала я, забирая у него шлем.
— Расцениваю это как комплимент, — ответил он.
Это был первый холодный день октября.
Мы сидели за пределами кафе на бульваре Сен-Жермен, под одной из высоких, ламп-обогревателей, которые растут на по всей террасе кафе, как только на улие начинает хололдать.
Их излучавшиеся тепло согревало мои плечи, в то время как горячий шоколад грем меня изнутри.
— Теперь это шоколад, — сказал Винсент, заливая толстой лавой растопленный шоколад в свою чашку и добавляя немного молоко из второго кувшина.
Мы сидели и наблюдали, как мимо шли люди, одетые в пальто, шапки и перчатки, впервые в этом году.
Винсент откинулся на своём сидении.
— Итак, Кейт, дорогая, — начал он.
я приподняла свои брови и он рассмеялся.
— Ладно, просто добрая Кейт.
В духе нашего согласия раскрытия информации, я подумал, что мог бы предложить ответить на твой вопрос.
— На какой вопрос?
— На любой, если он относиться к двадцать первому, а не к двадцатому веку.
Я на мгновение задумалась.
Что я действительно хотела знать так это, кем он был до того, как умер.
В первый раз.
Но очевидно, что он не готов был мне рассказать.
— Ладно.
Когда ты последний раз умирал?
— Год назад.
— Как?
— Помощь при пожаре.
Я замолчала, интересно насколько близко он меня подпустит.
— Это больно?
— Что?
— Умирать
Я имею в виду, что мне кажется, что в первый смерть такая же как и в любая другая.
Но после того, когда вы умираете, спасая кого-нибудь.
.
.
— это больно?
Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.
— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро.
или задохнулась под грудой горящей древесины.
По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди.
.
.
или ревененты.
.
.
неважно.
.
.
Испытывал боль смерти ни один раз, а многократно.
Из-за выбора.
Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке.
Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.
— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала.
— Вы умираете от старости?
Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.
Потому, Кейт.
Это как принуждение.
Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение.
«благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе.
Против нашей природы этого не делать.