— Что, достойны того, чтобы починить Вашу картину?
— Нет.
Вполне достойны, чтобы заслужить моё доверие.
Если понадобиться когда-нибудь раскрыть себя.
Когда смысл его слов стал до меня доходить, моя спина напряглась.
Он оказывается следил за моей семьей, чтобы выяснить достаточно ли я хороша для Винсента.
Его должно быть еще не уведомили, что все определенно и бесповоротно закончено.
— Такой необходимости не возникнет.
Не беспокойтесь, господин Гримод, я больше не намерена тревожить в вашу уютную драгоценную жизнь.
Тут я в ужасе почувствовала, как по моей щеке скатилась слеза, и я, сердясь на себя за это, её стерла.
Резкие черты его лица смягчились.
Дотронувшись слегка своими пальцами до моей руки, он сказал, — Но милое дитя, ты должна вернуться.
Ты нужна Винсенту.
Он безутешен.
Я посмотрела вниз и покачала головой.
Жан-Батист взял меня за подбородок своими идеально наманикюренными пальцами и поднял его, наши глаза встретились.
— Он готов пойти на любые жертвы, лишь бы быть с тобой.
Ты не должна ничего ни нам, ни ему, но я очень прошу тебя, выслушай его.
И моя решимость начала таять на глазах.
— Я подумаю над этим, — наконец, прошептала я.
Он удовлетворенно кивнул.
— Благодарю.
Его голос дрогнул, когда он произносил эти слова, должно ыть такое можно редко от него услышать.
Он быстро пошел к дери и начал спускаться по лестнице, когда я услышала шум поднимающегося лифта.
Из него вышла Мами вошла, глядя в свой блокнот, а потом подняла глаза на меня и прошла через дверной проем.
Оглядывая в замешательстве пустую студию, она спросила, — Ну и куда он делся?
Глава 27
Шел дождь.
Очень сильный.
Я наблюдала за дождевыми каплями, которые били в моё окно и рикошетом отлетали в ручей, образовавшйся на моём балконе.
Я думала о Винсенте, с тех пор как поговорила с Жан-Батистом несколько часов назад, сравнивая услышанное с тем, что мне сказал в кафе Жюль.
Винсент пытался разрешить ситуацию.
Найти решение.
Может я должна дать ему возможность всё объяснить, а может я только еще больше подвергну своё сердце еще большей боли?
Что лучше, думала я, сидеть в безопасности и страдать в одиночестве, или рискнуть и начать уже жить? Несмотря на то, что меня раздирали противоречивые мысли, я была уверена, что не хочу, чтобы моя жизнь была похоже на то, что творилось последние три недели: серые будни, в которых не было ни света, ни тепла.
Я подошла к окну и посмотрела на потемневшее, в надежде, а может ответ на мой вопрос напечатан обыкновенными буквами на дождевых облаках.
Мой взгляд скользнул ниже, к парку, и я увидела фигуру человека, прислонившегося к воротам парка.
Он стоял под проливным дождем, без зонта, глядя на моё окно.
Я вышла на балкон.
Меня тут же попала в порыв холодного ветра, и под проливной дождь, но я смогла разглядеть лицо человека, стоявшего тремя этажами ниже.
Это был Винсент.
Наши глаза встретились.
Я на мгновение заколебалась.
А должна ли? — спросила я себя, прежде чем поняла, что уже всё решила.
Нырнув обратно в комнату, я схватила полотенце со стула и пока вытирала им лицо и волосы, искала свои резиновые сапоги.
Достав их из под кровати, я выскочила в коридор, натыкаясь на Мами, которая вышла из кухни.
— Катя, куда ты? — спросила она.
— Мне нужно выйти.
Я позвоню, если задержусь, — сказала я накидывая куртку и хватая зонтик.
— Хорошо, родная.
Только будь осторожна.
Снаружи потоп.
— Мами, я знаю, — сказала я, хватая её и крепко обнимая, прежде чем скрыться за дверью.
— Что на тебя нашло? — услышала я, прежде, чем дверь захлопнулась и я бросилась вниз по лестнице.
Оказавшись снаружи, я завернула за угол здания по направлению к парку, а потом резко остановилась.
Он был там.
Стоял под проливным дождем и смотрел на меня с таким выражением лица, которое заставило меня замереть.
На его лице читалось головокружительное облегчение.
Как, если бы он посреди пустыни наткнулся на водоем с кристально чистой водой.
Я узнала его, потому что чувствовала то же самой.
Я выронила зонтик и бросилась к нему.
Его сильные руки подхватили меня и оторвали от земли, отчаянно обнимая.
— О, Кейт, — выдохнул он, прижавший своей головой к моей.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Пытаюсь быть ближе к тебе насколько это возможно, — сказал он, целуя мои щеки, по которым стекали дождевые капли.
— Как долго.
.
.
начала было спрашивать я.
— Это вошло немного в привычку.
Я просто смотрю, пока ты не гасишь свет.
Я никогда бы не подумал, что ты увидишь меня, — ответил он, опуская меня.
— Но давай уведем тебя из-под дождя.
Ты вернешься со мной? В мой дом, где мы сможем поговорить?
Я кивнула.
Он подобрал мой зонтик и всю дорогу держал его над нами, обнимая меня за плечи и прижимая меня к себе.
Когда мы зашли в неравномерно освещенное фойе, я посмотрела на Винсента и ахнула.
Он исхудал.
Потерял вес, и под ввалившимися глазами были темные круги.
Я не обратила на всё это внимания в Ла Палетт, будучи слишком занятой другим (например роскошной блондинкой-ревенентом).
Но стоя здесь, всего в пару футах от него, невозможно было не заметить его изможденное состояние.
— О, Винсент! — сказала я потянувшись к его лицу.
— Я не очень хорошо себя чувствовал, — объяснил он, перехватывая мою руку, прежде, чем я успела дотронуться до него, и вкладывая её в свою.
Как только его кожа коснулась моей, мои внутренности превратились в теплое тягучие месиво.
— Давай пойдем в мою комнату, — сказал он и провел меня по коридору для прислуги, и через дверь в его комнату.
Шторы были настежь распахнуты.
В камине светились угли и в комнате пахло костром.
Я стояла и смотрела, как Винсент подкинул несколько щепок, чтобы снова разжечь огонь
Он сложил несколько журналов, прежде чем повернуться ко мне.
— Ты замерзла? — спросил он.
— Я не знаю холод ли это или нервы? — призналась я, протягивая руку, чтобы показать ему как меня трясло.
Он тут же протянул руки, чтобы обнять меня.
— О, Кейт! — выдохнул он, целуя меня макушку.
Я ощутила его трепет, когда его губы прикоснулись к моим волосам.
Он обхватил мою голову своими руками, и его слова полились на меня потоком.
Я не могу передать словами, как я боролся на протяжение последних нескольких недель.
Я пытался исчезнуть из твоей жизни.
отпустить тебя.
я хотел, чтобы у тебя была возможность жить обычной жизнью, безопасной.
И я почти убедил себя, что поступил правильно, пока не пришел увидеть тебя.
— Ты приходил меня увидеть? Когда? — спросила я.
Начиная с прошлой недели.
Я должен был убедиться, то с тобой всё в порядке.
Я наблюдал за тем, как ты приходила и уходила несколько дней.
Не похоже, что тебе становилось лучше.
Вообще-то ты выглядела ужасно.
А потом, когда Шарлотта подслушала в кафе твоих сестру с бабушкой, я понял, что я был не прав, позволив тебе уйти.
— Что она слышала? — спросила я, чувствуя как у меня засосало под ложечкой.
— Они очень переживали из-за тебя.
Они говорили, что у тебя депрессия.
О том, что они должны сделать, чтобы помочь тебе.
О том, что Джорджии стоит увезти тебя обратно в Нью-Йорк.
Увидев моё потрясение, Винсент усадил меня на диван и селя рядом со мной.
Его пальца рассеяно перебирали мои, пока он говорил, и эти движения заставляли меня чувствовать более уравновешенно.
— Я поговорил об этом с Гаспаром.
Он знает о нас столько же, а может даже больше, чем Жан-Батист.
О нас, как о ревенентах.
Мне кажется я пришел к решению, с которым мы могли бы жить.
От тебя многого не потребуется.
Почти нормальная жизнь.
Ты можешь выслушать?
Я кивнула, стараясь сдержать зародившуюся надежду.
Я понятия не имела, что он собирается сказать.
— Я прошу у тебя прощения, что многого не рассказывал о себе с самого начала.
я просто не хотел тебя пугать.
я думал, что это воздвигнет преграду между нами.
поэтому я хочу начать с нуля.
— Первое — моя история.
Как я уже говорил, я родился в 1924 году в небольшом городке Бретани.
Наш городок был оккупирован вскоре после того, как вторглись немцы в 1940.
Мы даже не пытались им сопротивляться.
У нас не было оружия и все произошло слишком быстро, чтобы подготовить оборону.
— Я был влюблён в девушку по имени Элен.
Мы выросли вместе, а наши родители были лучшими друзьями.
Прошел год с момента оккупации, когда я попросил её выйти за меня.
Нам было только семнадцать, но возраст казался не так уж важен в непредсказуемости войны, в которой мы жили.
Моя мать просила нас подождать, пока нам не исполнится восемнадцать, мы вняли её просьбе.
— Наш город находился во власти немецкого гарнизона, который находился по близости, и мы должны были обеспечивать их провиантом и другими запасами.
А так же
.
.
другими, неофициальными услугами.
Я могла слышать как гнев набирал силу в голосе Винсента, пока он рассказывал, но я молчала, понимая, как тяжело возвращаться к этим воспоминаниям.