– Схожу на лестницу. Посмотрю, выжил ли кто-то из моих.
– Ладно, – отвечает Оксана.
Мне так тошно от чувства вины, что я не могу не то чтобы ответить, а даже посмотреть на Дашу. Я думаю о Крис, безжизненно лежащей в их спальне.
Оксана уходит и возвращается с армейской аптечкой и мокрым полотенцем. Оно ужасно холодное, и когда Оксана обтирает мне спину, по мне катятся волны лютой боли.
– Тебе повезло, – бормочет она. – Сантиметром глубже, и ты бы осталась парализованной. Даша спасла тебе жизнь. О чем ты, б…, думала? Мы же сказали тебе…
– Я знаю, что сказали. Мне хотелось помочь.
– И ты наверняка помогла. Но Ева – твою мать!
– Знаю. Все просрано.
– Только не шевелись. – Она сильно прижимает полотенце к моей спине. – Я думала, что потеряла тебя, глупая ты сучка.
– Мне жаль, – повторяю я.
– Сейчас тебе будет еще жальче, потому что мне надо тебя заштопать.
Оксана опускается возле меня на колени и принимается за работу лигатурной иглой. Боль адская, но меня она радует. Такая боль заглушает все мысли.
– Ты делала это раньше? – бормочу я.
– Нет, но мы занимались шитьем в школе. Я сшила крокодила. У него были зубы и все прочие прибамбасы.
Возвращается Даша с абсолютно отсутствующим лицом и без пистолета. Ее сопровождают двое мужчин и женщина. «Макаров» теперь в правой руке молодой, коротко стриженной блондинки крепкого телосложения с грубоватыми чертами и глазами грифельного цвета.
Я сразу узнаю ее по записи с камер видеонаблюдения, которую мы смотрели и пересматривали на Гудж-стрит. Это Лара Фарманьянц, Оксанина бывшая девушка и подельница, недавно освобожденная из Бутырки. Рядом с Ларой стоит, покачивая автоматом, человек, известный мне как Антон, бывший командир Отряда Е, который возглавляет в «Двенадцати» отдел по клинингу, то есть координирует заказные убийства. Второй мужчина – Ричард Эдвардс, мой бывший босс в МИ-6 и давний агент «Двенадцати».
Боль превращается в парализующее отчаяние. Все кончено.
Новоприбывшие обезоруживают нас и оглядываются по сторонам, оценивая обстановку – перевернутую мебель, тела, забрызганные стены, лужи сворачивающейся крови. Видно, что среди кровавого побоища все трое чувствуют себя как дома.
– Итак, – произносит Оксана, не отрываясь от штопки моей спины. – Значит, ты.
– Да, – отвечает Лара.
В записи, которую нам прислала итальянская полиция, она и Оксана прогуливаются по Венеции, разглядывая витрины на Калле-Валларессо. Там Лара в соломенной ковбойской шляпе, сдвинутой набок под правильным углом, больше похожа на модель с подиума. Но в жизни – суперсовременная снайперская винтовка через плечо, Дашин «макаров» в руке – вид у нее куда более угрожающий.
– Это она убила Кристину? – Даша говорит так тихо, что я едва ее слышу.
– Не она, а они, – поправляет Лара. – Мои местоимения теперь – «они», «им», «их»[5]. Но да, это я. Мне жаль.
Даша хмурится. Я знаю, что ей сейчас хочется с криком броситься на Лару и подвергнуть ее какому-нибудь мучительнейшему насилию. Но она теперь – пахан, и поэтому ничего подобного не делает.
– Просто к сведению, – говорит она Ларе. – Я тебя убью. Обещаю.
– Ты уже убила троих наших солдат, – говорит Ричард. – Впечатляющий результат для местных bratkov.
Даша поворачивается к Оксане, решительно глядя на нее зелеными глазами.
– Это твои люди?
– Уже не мои. – Я чувствую, как она затягивает последний стежок.
– Ты слышала про Dvenadsat? – спрашивает Ричард.
– Слышала, – отвечает Даша. – И что?
– А то, мисс Квариани, что ты проявила гостеприимство к двум людям, с которыми у нас проблемы. Это миссис Поластри, моя не слишком смышленая бывшая подопечная. И ее несколько неуравновешенная подружка. – Он кивает в нашу сторону.
– И за это вы убили ни в чем не повинную молодую женщину, штурмовали мою квартиру с гранатометами, нанесли тяжкие увечья двум людям, которые пытались меня защитить, а третьего убили? Пошли вы на х… со своими «Двенадцатью»!
– Наши соболезнования по поводу девушки. Это вышло не нарочно. – Он переводит взгляд на Лару. – Она приняла ее за Еву.
– Они приняли ее, – поправляет Лара.
– Соболезнования? – Мой голос дрожит. – Да у тебя же, Ричард, дочь ее ровесница. Что бы ты почувствовал, если бы кто-нибудь убил Хлою, а потом повернулся к тебе и сказал, что это было «не нарочно»? Ты гребаное чудовище!
Ричард игнорирует меня и продолжает обращаться к Даше.
– Все, что нам от тебя нужно, это Вилланель.
– Что еще за Вилланель? – спрашивает Даша.
– Меня так звали, – произносит Оксана. – Долгая история.
– Она наша, – говорит Ричард. – Куплена и оплачена.
– Врешь, мудак, – откликается Оксана. – Это все позади.
Ричард одаривает ее краткой улыбкой и переключается на меня. Он – в пальто с бархатным воротником, из-под которого виднеется старый университетский галстук, черный в бледно-голубую полоску.
– Значит, говоришь, Ким Филби тоже учился в Итоне? – спрашиваю я его.
– Нет. В Вестминстере. Он был балбес, наш Ким, ну и предатель, разумеется, в отличие от меня.
– И что же, Ричард, делает тебя «непредателем», можно поинтересоваться?
– Если бы я мог обрисовать тебе картину целиком, Ева, ты бы поняла. Но в данный момент ни у кого из нас нет на это времени. – Он отходит от меня и бегло осматривает трех мертвых мужчин на полу. – Тебе будет приятно узнать, что твоя попытка инсценировать свою смерть задержала нас на целые сутки. Убедительно сработано. Мы мельком показали фотографию твоему мужу, и он был весьма огорчен. Но на этот раз все будет не понарошку. Антон, не окажешь нам честь?
Антон достает из кармана Оксанин «зиг» и взвешивает его в руке.
– Нет, у меня есть идея получше. – Он извлекает обойму, вынимает все патроны, кроме одного, и протягивает пистолет Оксане.
– Вилланель, выстрели ей в голову. Только побыстрее, пожалуйста.
В моей голове легко и пусто. По крайней мере, это будет она.
– Не тяни резину! – торопит Антон.
Оксана не двигается. Она спокойна, дыхание ровное. Хмурясь, она глядит на «зиг».
– Или мне самому это сделать? Я был бы только счастлив. Просто подумал, что так получится более по-семейному. – Он разглядывает нас с брезгливой неприязнью. – Мне известно, как вы… неравнодушны друг к другу.
– Если кто-нибудь тронет Еву, я застрелюсь, – отвечает Оксана, поднося дуло «зига» к виску. – Я серьезно. Выпущу себе мозги.
Ричард дарит ей самую натянутую из своих улыбок.
– Вилланель, у нас есть для тебя работа. Такая работа, что все предыдущие твои задания можно считать лишь разминкой.
– А если откажусь?
– Не откажешься. Это будет апофеозом твоей карьеры. А когда сделаешь, можешь отправляться на все четыре стороны, причем с такой суммой, что ты ее за всю жизнь не потратишь.
– Ну да, ну да, один раз вы меня уже отпустили.
– На этот раз отпустим. Мир к тому моменту полностью изменится.
– А Ева?
– В данный момент ее информированность – большая угроза для всех нас. Убей ее и двигайся дальше.
– Нет. Ева идет со мной.
Ричард снисходительно смотрит на нее.
– Вилланель, на свете есть другие женщины. А эта – довольно заурядна. Она будет тебе мешать.
Серые глаза Оксаны становятся ледяными, она возвращает дуло к виску.
– Ева остается жить. Соглашайся, или я стреляю.
Антон пару секунд бесстрастно смотрит на нее.
– Если она останется в живых, ты подписываешься на дело?
– Кто цель?
– Настанет время, узнаешь. Но гарантирую, ты будешь впечатлена.
– А если не подпишусь?
– Если нет, то тогда ты и твоя… девушка, – он произносит это слово, будто его сейчас вырвет, – превратитесь в нерешенную проблему. И мы эту проблему решим. Никаких инсценировок, никаких побегов в последний момент. Просто два безымянных трупа на свалке. – Направив на меня дуло, тем самым намекая, чтобы Оксана не вздумала делать глупости, он забирает у нее «зиг». – Только не порти момент. Ты не откажешься. А самая волнующая новость состоит в том, что ты снова будешь работать с Ларой. Ей уже не терпится.
– Им не терпится, – поправляют Лара.
Глава 7
Остаток дня мы проводим в черном «Мерседесе», мчащемся в Москву. За рулем – Антон, Ричард – рядом на пассажирском сиденье, а мы с Ларой и Оксаной – сзади. Идиотская ситуация. Спина болит адски: любой ухаб, малейшая тряска словно дергают за шов. Оксана молча смотрит в окно, у Лары скучающий вид, а я сижу между ними, уставившись на проплывающий мимо однообразный заснеженный пейзаж. Между тем Оксанин «зиг» и мой «глок» по-прежнему лежат в кармане у Антона.
«… выстрели ей в голову».
Время от времени я начинаю плакать или безудержно дрожать. Тогда Оксана хмурится и смотрит на меня с беспокойством. Она не знает, какие слова или действия от нее требуются. То и дело она берет меня за руку, вытирает салфеткой мои глаза или обнимает меня неловко и прижимает мою голову к своему плечу. Лара демонстративно все это игнорируют.
«Убей ее и двигайся дальше».
Я не откликаюсь на Оксанины жесты. Я не могу. Я застряла в сегодняшнем утре. Та невесомость, в которой словно оказывается Крис, отброшенная назад высокоскоростным снайперским патроном, та неожиданная мягкость, с которой ее тело падает на мраморный пол. Шлепки пуль, проходящих сквозь одежду в тело. Крошечное смазанное оранжевое пятно, вслед за которым выстрел вспорол мою спину, и то открытие, что звук, оказывается, может стать причиной боли. Дашины бойцы на лестнице – последнее, что мы видим, уходя. Один лежит распластанный на ступенях, приклеенный к ним собственной свернувшейся кровью. Двое других – раненые, но живые – сидят на площадке между пролетами, и один из них – тот, кому Оксана давеча врезала «зигом» по голове, – горестно машет нам рукой на прощанье.
«… выстрели ей в голову».