– Скучно? – Виноградский недоверчиво уставился на Веру. – Да ведь она сама, как любой человек, является лишь ходячей вселенной для всевозможных бактерий! Сейчас уже и не вспомнишь, кто первый пустил в оборот крылатую фразу о том, что человек – самое могучее существо на Земле. Нет, мол, у него достойных соперников. Царь природы, как же! – Виноградский демонически расхохотался. – Десятилетиями кочует эта сентенция по школьным учебникам, никем не подвергаемая сомнению. Хотя у микробиологов имеется на сей счет своя точка зрения. Ибо достойные враги у человека есть, и они тем страшнее, что с ними невозможно бороться в открытую – лицом к лицу. Они невидимы невооруженным глазом, их можно разглядеть только в микроскоп.
– Это бактерии? – тревожно спросила Вера.
– Это «сыйр», – сказала подоспевшая с подносом Ингрид, – особое блюдо из кислого творога. А это копченая форель «суитсукала»… кровяная колбаса… свиные ножки с горохом…
– Очень вкусно, – искренне сказал Бондарь, угостившись кровянкой, которая называлась здесь «веревёрст». – Кажется, я начинаю понимать, что удерживает вас в Эстонии, Сергей Николаевич. – Отличная кухня, замечательный дом. Действительно, на кой черт вам Россия? Правда, на вашем месте я бы и в Америку не поехал. Зачем она вам? И главное, зачем ей вы?
Виноградский взглянул на гостя так, словно тот сморозил несусветную глупость.
– Как раз Америке я очень нужен, – заявил он. – Мои труды представляют огромный интерес для науки. Ведь я микробиолог, а опытные специалисты в этой области требуются повсюду. Бактериология – самая передовая наука современности.
– Все эти вирусы, микробы… бр-р! – Вера передернулась. – Как вспомню про сибирскую язву, так вздрогну. Неужели люди продолжают изобретать и применять бактериологическое оружие?
Молодец девочка, мысленно похвалил напарницу Бондарь, выжидательно глядя на Виноградского. Тот не замедлил оседлать любимого конька.
– А как же! – воскликнул он, выпучив глаза. – Как же не использовать бактериологическое оружие, если оно столь эффективно? Бомбы и пули поражают лишь определенные объекты на конкретном участке, раненые быстро выздоравливают и возвращаются в строй. Иное дело живые бактерии. – Виноградский причмокнул губами. – Передаваясь от человека к человеку, стремительно распространяясь повсюду, они наносят непоправимый ущерб. Более того, проникая в человеческий организм, бактерии дают высочайший процент смертности. Люди после бактериологического поражения выздоравливают редко, крайне редко. С его помощью можно уничтожить все человечество. Это поистине абсолютное оружие!
– И вы тоже могли бы создать нечто подобное? – прошептала Вера.
– Вздор, – насупился Виноградский. – Для подобных исследований необходима соответствующая лаборатория. Время ученых-одиночек давно прошло. Современную науку двигают коллективы профессионалов.
– А если бы вам предложили возглавить такой коллектив? – спросил Бондарь.
– Уже…
– Сергей Николаевич хочет сказать, что уже поздно, – вмешалась Ингрид, стиснув пальцами пятерню жениха. – Конечно, мы могли бы выпить кофе, но этого не следует делать на сон грядущий.
Шумно отодвинув стул, она встала. Последовавший ее примеру Виноградский виновато улыбнулся:
– Ингрид взялась заботиться о моем здоровье. Она хочет, чтобы я приехал в Америку полным сил и бодрости.
– Разумеется, милый. – Ингрид занялась обтряхиванием спины своего избранника. – Ведь нам предстоит свадебное путешествие, и я хочу, чтобы оно было таким же насыщенным, как у наших дорогих гостей. – В ее улыбке, адресованной Бондарю и Вере, читалась плохо скрываемая издевка.
Оставалось лишь встать из-за стола и пожелать хозяевам спокойной ночи. Они хором ответили тем же. Следовало ли из этого, что предстоящая ночь действительно будет спокойной?
Глава 11Брюнетки начинают и выигрывают
Едва перешагнув порог комнаты, Вера стащила через голову платье и яростно прошипела:
– Видеть их не могу! Белобрысая сука так и стелется, так и стелется, хотя на самом деле удушить нас готова. А этот старый козел? Из него труха сыплется, а он мечтает об уничтожении всего живого на планете!
– Ошибаешься, – задумчиво возразил Бондарь. – Бактерии, они ведь тоже живые. Надо полагать, Сергей Николаевич любит их гораздо больше людей.
– Ты слышал, он собирается в Соединенные Штаты? Представляешь, что будет, если ему действительно выделят лабораторию? Они потравят всех обыкновенной водой из водопроводного крана!
– Во-первых, не всех, а только людей второго сорта, таких, какими являемся, например, мы с тобой, – негромко произнес Бондарь. – Во-вторых, до Штатов далеко, а мы рядом. В-третьих, не ори на весь дом, нас могут подслушивать.
– Ты думаешь? – насторожилась Вера.
– Почти убежден в этом.
– Почему?
– Вспомни, как усмехнулась Ингрид, когда говорила про насыщенное свадебное путешествие. – Бондарь сокрушенно повертел головой. – Достаточно было послушать наш разговор перед ужином, чтобы сообразить, что никакие мы не молодожены.
– Ну это еще вилами по воде писано, – заявила Вера, избавляясь от колготок. – Мнение Ингрид ничего не значит. Главное, чтобы профессор ничего не заподозрил. Я знаю способ.
С этими словами она направилась в ванную, но была перехвачена Бондарем, склонившимся к ее уху.
– Завтра утром останешься с Виноградским наедине, – шепнул он. – Постарайся убедить его в том, что Россия предпочтительней Америки. Тем более в компании такой девушки, как ты.
– Навешать лапши на уши – сколько угодно, – тихо отозвалась Вера, – но спать с этим бактериофагом я не собираюсь, так и знай.
Рука Бондаря скользнула по ее плечу, добралась до шеи и усилила хватку.
– Ты сделаешь все, что потребуется, – холодно сказал он. – Мы не имеем права отдавать профессора ни Западу, ни кому бы то ни было еще.
– У него полная голова перхоти! – пискнула Вера.
– У него полная голова идей, которыми мечтают завладеть наши враги.
– Так надо вышибить ему мозги, и дело с концом!
– В самом крайнем случае, – сказал Бондарь, разжимая пальцы. – Если не получится по-хорошему. Идеи Виноградского могут пригодиться родине.
Машинально потирая горло, Вера недоверчиво спросила:
– Какая разница, кто запустит бактерий в водопровод, мы или американцы?
– Глупая, неужели ты не понимаешь, что для нас это просто одна из мер безопасности? Есть такое понятие: оружие сдерживания. Если бы у нас не было ядерных боеголовок, на нас давно сбросили бы ядерную бомбу. То же самое с любыми другими видами вооружений.
– Как в той песне получается, – вздохнула Вера. – «К нам не подходи, к нам не подходи, а то зарежем».
– Что-то в этом роде, – согласился Бондарь.
– Эх, кто бы знал, как я ненавижу все эти ваши мужские хитрости. Игры патриотов, блин!
С этими словами Вера скрылась за дверью ванной комнаты. Проводив взглядом ее стройную фигуру, дважды перечеркнутую полосками черного бюстгальтера и таких же черных трусиков, Бондарь разделся и лег на кровать, предварительно выложив на тумбочку сигареты и зажигалку.
Курить, как ни странно, не хотелось. Хотелось спуститься вниз, взять за шкирку свихнувшегося ученого и встряхнуть так, чтобы вся перхоть осыпалась с него раз и навсегда, вместе с волосами. Дожил до седин, старый идиот, а ума-разума не нажил. Разве он не соображает, что делает? Неужели ему не ясно, что любая теория подразумевает переход к практике? Или ему безразлично, на чем делать деньги и славу?
Взгляд, которым встретил Бондарь Веру, был таким жестким и непримиримым, что она невольно остановилась, словно наткнувшись на невидимое препятствие.
– Ты что? – спросила она инстинктивно закрывая грудь руками.
– Ничего, – пожал плечами Бондарь. – Думаю.
– О чем? – добравшись до кровати, Вера проворно нырнула под одеяло.
– О том, что не хрен расхаживать голышом в присутствии малознакомых мужчин.
Погасив свет, Бондарь повернулся на левый бок и зажмурился. Тело, прижавшееся к его спине, было влажным и прохладным, но почему-то казалось обжигающим. Особенно горячей воспринималась нога, заброшенная на бедро Бондаря. А там, где эта нога заканчивалась, вообще пылали уголья.
– Кто-то обещал лишить меня интимных услуг, – проворчал он.
– Конспирация, – ханжески вздохнула Вера. – А вдруг нас подслушивают? Мы должны вести себя естественно.
Дальше все происходило вроде бы против желания Бондаря, но не без его участия. Оседлавшая его Вера помогла себе двумя руками и, охнув, осела ниже сантиметров на двадцать с лишним. Ее тело лоснилось в темноте, как статуя из темного дерева. Давая Бондарю вдосталь полюбоваться собой, она сделала несколько пробных круговых движений тазом, а потом по-жокейски наклонилась вперед и затеяла такую неистовую скачку, что он услышал лязганье ее зубов.
Первый стон застал его врасплох. Ему показалось, что он оглох, поскольку жаркие Верины губы как раз ловили его ухо. Продолжение оказалось еще более впечатляющим. Не позволяя заткнуть себе рот, Вера разразилась целой серией воплей, звучавших все пронзительней, все отчаянней. Когда, наконец, этот кошачий концерт закончился, Бондарь снял ее с себя и, потянувшись за сигаретой, сердито спросил:
– Ты с ума… – его голос прервался. – Ты с ума сошла? Всю округу всполошила.
– Пусть… – Вера тоже задыхалась, – пусть знают наших. У нас медовый месяц или как?
– Во всем нужно знать меру, – продолжал ворчать Бондарь, кое-как совмещая пламя зажигалки с прыгающей в зубах сигаретой.
– В следующий раз обещаю молчать, как рыба.
– В следующий раз я заранее замотаю тебе голову одеялом.
– Что ж, я согласна, – покорно вздохнула Вера, завладевая тлеющей сигаретой. – Дай только сделать пару затяжек перед смертью.
– Сегодня – живи, – великодушно разрешил Бондарь.
– Нет уж, помирать так помирать. Считай, что следующий раз уже наступил.
Ее рука змеей скользнула вдоль туловища Бондаря, и он понял, что она не шутит.