– Мне десять лет, – отрезал Бруно. – Сил у меня достаточно.
– Ну, разумеется! – улыбнулся преподобный Смейл и добавил, глядя на улицу: – А вот и они.
К церкви подъехал небольшой кортеж: черный катафалк в сопровождении одинокого черного лимузина. Дерек и Марго Болквилл. И так-то не самый радостный момент, подумал Грейс, а тут еще эти двое… Забавно все-таки наблюдать, как они выходят из лимузина. Болквиллы ведь скупы до неприличия, на себя-то лишнего пенни не потратят, а тут такая роскошь! Сэнди еще несколько лет назад передала деньги на похороны своему немецкому адвокату; правда, никаких особых указаний на этот счет она не оставила.
При необходимости Грейс взял бы все расходы на себя, и не важно, что официально они с Сэнди – чужие люди. Лишь бы не доверять организацию похорон Болквиллам – он не вынес бы этого жалкого зрелища! Грейс мог как угодно относиться к бывшей жене, но Бруно должен видеть, что его мать хоронят как положено, что им не все равно.
Внутри пожилой смотритель раздал им похоронные карточки. Кивнув нескольким знакомым и улыбнувшись мимоходом Гленну Брэнсону, Грейс провел жену и сына в глубь церкви. Они сели в первом ряду: Клио, Бруно посередине и он.
Клио преклонила колени в молитве. Бруно сидел не шелохнувшись. Рой огляделся. Он переживал, в основном из-за Бруно, что никто не придет; к счастью, народу набралось прилично, человек шестьдесят – семьдесят. Среди них – его коллеги, в том числе бывшие, а также несколько полицейских в отставке. Остальные – должно быть, друзья и родственники Сэнди. Он узнал пожилую пару на скамье слева. Рядом с ними сидел мужчина – видимо, сын – с женой и тремя детьми. Это тетя и дядя Сэнди. Грейс видел их несколько раз, они мило общались, но вообще Сэнди не особенно любила семейные посиделки. Она всегда шутила: «Почему ты должен любить кого-то только за то, что он твой родственник?» Тем не менее, когда одна из теток оставила ей щедрое наследство, племянница была совсем не против.
Родители Сэнди шли по проходу. Марго, обычно носившая что попало, сегодня разоделась в пух и прах и выглядела как героиня дешевой мелодрамы. От ее торжественно-мрачного наряда, полностью черного, с траурной вуалью, веяло нафталином – как будто его купили в секонд-хенде; впрочем, возможно, так оно и было. Дерек, несмотря на крепкое телосложение, вечно выглядел каким-то жалким и понурым. Он, кажется, откопал по случаю похорон свой единственный костюм – тот самый, который его отцу выдали при демобилизации из ВВС, – и «освежил» его явно неудобной, накрахмаленной рубашкой и широким черным галстуком. К радости Грейса, Болквиллы сели слева, рядом с родственниками.
Он взглянул на похоронную карточку. На обложке была его любимая фотография Сэнди, сделанная во время отпуска на греческом острове Спецес, – они ездили туда через год после свадьбы. Сэнди в летнем платье стоит на фоне порта с рыбацкими лодочками. Она смеется, и ветер раздувает ее светлые волосы. Какая же она здесь счастливая! Именно такой Грейс до сих пор иногда видит ее во сне.
На Роя нахлынули воспоминания: как он был счастлив вначале, как был уверен, что это навсегда. Красивая, умная, страстная, его вторая половина… Кто же знал.
Заиграла песня «Звук тишины» Саймона и Гарфанкела.
К алтарю подошел преподобный Смейл, а следом за ним – четверо носильщиков с гробом. Дубовое дерево с простыми медными ручками. Сэнди терпеть не могла все вычурное, богато украшенное, а еще ей не нравилось, когда вокруг мало свободного пространства. Их дом она оформила в стиле дзен – ничего лишнего. Гроб выбирал Грейс, и он поймал себя на мысли: «Надеюсь, она бы оценила».
И тут он будто очнулся.
Сэнди.
Столько лет.
Тревожные сны, я бродил одиноко…
Сэнди лежит сейчас в гробу. Искалеченное тело внутри деревянного ящика. После исчезновения жены его жизнь стала похожа на кошмарный сон. Дни, недели, месяцы, годы. Все это время он гадал, что произошло. По опыту работы в полиции Грейс знал, что чем дольше длятся поиски пропавшего человека, тем меньше шансов найти его живым.
Несчастная, запутавшаяся Сэнди… Она заслужила покой.
По щеке Бруно скатилась слеза. Грейс и сам готов был заплакать. Он втянул носом воздух: к запаху церкви, затхлости и старого дерева примешивался едва различимый, сладковатый аромат духов Клио.
Песня кончилась. Преподобный Смейл взошел на кафедру.
– Мы собрались сегодня во имя Господа нашего Иисуса Христа, который умер и воскрес во славу Бога Отца. Да пребудет с вами благодать Божья. – Священник сделал паузу. – Мы здесь, чтобы почтить память нашей сестры Сандры, Сэнди, воздать благодарность Всевышнему за ее жизнь и вручить ее Господу, нашему Милосердному Спасителю и Судье. Предадим ее тело земле и утешим друг друга в нашей скорби.
Грейс почувствовал, как Бруно содрогается, и искоса посмотрел на сына – тот рыдал. Клио хотела дать мальчику платок, но тот оттолкнул ее руку. Грейсу казалось, еще немного – и он тоже не выдержит.
Вместе с преподобным Смейлом и Клио они долго выбирали книгу для Бруно и в итоге остановились на небольшом отрывке из «Грустной книги» Майкла Розена.
Пора. Бруно взял себя в руки.
– Удачи, – подбодрил его Грейс.
Мальчик с серьезным видом поднялся на кафедру, встал на ящик, приготовленный для него преподобным, и начал читать.
– Иногда мне грустно без причины. Как будто налетает туча и заволакивает меня. И дело не только в том, что мама умерла. Просто теперь все иначе…
Он запнулся, но потом продолжил не торопясь, четко выговаривая каждое слово.
Закончив, Бруно с прямой спиной, словно в каком-то оцепенении, вернулся на место.
– Молодец! – шепнул сыну Грейс.
Теперь его очередь. Жутко волнуясь, он встал, застегнул пиджак и направился к кафедре.
Священник ободряюще похлопал его по плечу. Рой достал из кармана лист бумаги с речью и положил его перед собой.
Затем окинул собравшихся беглым взглядом. Здесь были главный констебль Лесли Мэннинг и комиссар по делам полиции и борьбе с преступностью Никола Ройгард. Грейса тронуло, что они нашли время и приехали на похороны.
И вдруг – Кэссиан Пью. Помощник главного констебля сидел один ближе к выходу, одетый в парадную форму. Вот уж кого Грейс не ожидал сегодня увидеть! Может, в нем все-таки есть что-то человеческое…
Грейс несколько раз глубоко вдохнул – он всегда так делал, чтобы унять мандраж перед выступлением. Но когда Рой начал читать, голос все равно задрожал. Он старался не отрываться от текста – боялся не совладать с собой, встретившись взглядом с кем-то из присутствующих.
В какой-то момент Грейс все-таки взглянул на Клио и Бруно. Сын смотрел на него так же, как сегодня утром, когда выходил их машины. Злится из-за смерти матери? Винит во всем его?
Клио, напротив, улыбалась мужу ласковой, печальной улыбкой.
– Каждый из нас выбирает в жизни свой путь и следует этим путем, – произнес Грейс срывающимся голосом. – Сэнди была потрясающей женщиной, и мне посчастливилось разделить с ней много лет своей жизни. Она была веселой и умной, у нее было множество увлечений и настоящий талант к дизайну интерьеров. Многие из вас знают, что какое-то время назад Сэнди решила пойти своим путем. И на этом пути ее ждали не только радости, но и испытания. Она оставила мне замечательного сына Бруно, и я безмерно им горжусь.
Грейс поднял глаза, однако к горлу тут же подступил ком, и он снова уткнулся в спасительный лист.
– Сэнди любила читать. Она часто цитировала мне кого-нибудь. Одной из ее любимых цитат была хулиганская строчка из Курта Воннегута: «Вот что я вам скажу: мы пришли в этот мир, чтобы валять дурака. И не слушайте тех, кто будет уверять вас в обратном».
По рядам прокатился негромкий смех.
– А вот еще одна, совсем другая, серьезная. Это из «Любовницы французского лейтенанта» Джона Фаулза. «Жизнь все же не символ, не одна-единственная загадка и не одна-единственная попытка ее разгадать, она не должна воплощаться в одном конкретном человеческом лице; нельзя, один раз неудачно метнув кости, выбывать из игры; жизнь нужно – из последних сил, с опустошенною душой и без надежды уцелеть в железном сердце города – претерпевать. И снова выходить – в слепой, соленый, темный океан».
Он еще раз глубоко вздохнул.
– Никто из нас не знает, что ему уготовано. Жизнь коротка, а для кого-то – как для Сэнди – слишком коротка. Но я благодарен судьбе за годы, что мы прожили вместе. Я всегда ею гордился. Надеюсь, эта прекрасная, талантливая женщина обрела покой.
Грейс спустился с кафедры. По его лицу катились слезы.
Глава 76
Четверг, 28 апреля
Все эти мертвецы под могильными плитами, которые точит время и разрушает непогода. Эти печальные надгробные надписи. На могиле моего дедушки написано: «Ушел, но остался в памяти».
Чушь собачья! В чьей памяти? Говорят, по-настоящему умираешь, только когда умирает последний знавший тебя человек. Дальше – полное забвение. Некому вспомнить о тебе. Но не все ли равно?
Вот Эйнштейну было не все равно. Гений прямо-таки бесился. Как печально, говорил он другу, что однажды Альберт Эйнштейн, столько сделавший для человечества, пойдет на корм червям, как миллионы людей.
Точно, старина Альберт, полностью с тобой согласен.
И когда тебя пожизненно упекают в тюрьму, перспектива одна – кладбище. Вот что будет, если пустить все на самотек.
Но нет, не дождетесь.
Глава 77
Четверг, 28 апреля
– Мои глубочайшие соболезнования, Рой.
Грейс вздрогнул и обернулся. Пью протягивал ему руку. По козырьку его парадной фуражки с начищенной до блеска серебряной отделкой стекали капли дождя.
– Благодарю, сэр, – сухо ответил Грейс и добавил из вежливости: – Спасибо, что пришли.
Они стояли у могилы. Клио обнимала Бруно за плечи. Мальчик сжимал в руках букет белых лилий.