Калитка в воротах оказалась открытой, Рон вошел и сразу же услышал высокий женский крик:
– Ах ты подлец, Фунт! Я тебя намыла, а ты вырвался и валяться в луже? Ты что, хочешь стать глиняной версией себя самого? Мне опять тебя мыть? Мне делать больше нечего вечером! Я, между прочим, тоже хочу умыться и лечь спать вовремя.
Рон пошел на голос: в северной части палисадника высокая и худая девушка ругала большую грязную собаку. Собака стояла, опустив голову, – так умеют стоять только очень воспитанные, но не лишенные природной амбиции и ума питомцы, которые заранее знают о наказании за шалость и готовы его нести, лишь бы шалость удалась. На звук шагов девушка насторожилась, поднялась от собаки и машинальным жестом убрала волосы с лица. Грязная рука оставила след на лбу, отчего девушка казалась совсем юной. Рон немного растерялся, он не рассчитывал застать детей или иных родственников Агаты. Он замер, не дойдя несколько метров до девушки. Возникла пауза, которую прервал пес: молниеносно бросился к Рону, девушка бросилась за ним, посчитав, что собака сейчас нападет, вцепилась ему в шерсть на затылке и упала на колени в грязь.
В итоге все были грязными по уши. Собака, вместо того чтобы кусаться, – припала грязной головой к ноге Рона и издала какой-то довольный чавкающий звук, словно съела жука.
– Фунт, ты сегодня без ужина. – Девушка кое-как поднялась с земли и отпустила собаку.
– Не будьте к нему так строги, мисс, это я виноват.
– Миссис.
– Что, простите?
– Вы назвали меня мисс, но я миссис. – Девушка еще раз взмахнула рукой, чтобы поправить волосы, и теперь грязь красовалась у нее на щеке. – А вы кого-то ищете? Вы одеты как путешественник.
– Я ищу Агату Джонсон, по моим сведениям, она проживает здесь. Вы, должно быть, ее младшая сестра?
Девушка внезапно залилась смехом, Рону показалось, что в сыром воздухе звенят серебряные колокольчики. Насмеявшись, она как-то посерьезнела и приосанилась.
– Миссис Агата-Кристабель Ньюджент Гренвиль Джонсон, к вашим услугам.
Но как?! Рон смотрел на эту юную девушку и не верил глазам: ей должно быть тридцать пять лет, возраст степенной дамы, матери семейства… и она поправила его, сказала миссис… значит, она замужем… Рон не мог перестать смотреть на ее лицо, серьезное и нелепое одновременно, особенно нелепости придавали эти грязные полосы. Словно Агата не боялась и не стыдилась показаться смешной и неловкой…
– Вы так удивлены? – В голосе Агаты послышалась ирония. Агата явно наблюдала за тем, какое производит впечатление на Рона. – Ожидали увидеть матушку гусыню в чепце и пуховом платке? – Агата улыбалась.
– Ээээ… – Рон стушевался, чувствовал, что выглядит по-идиотски, – что-то вроде того.
– А сами вы кто? Я теряюсь в догадках. Вы не похожи на солдата, на почтальона тоже, слишком хорошо одеты. Кто же вы? Вестник апокалипсиса? Или пьяный свиристель, упавший с неба перед его приходом?
Рон вздрогнул. Нет, она ведь не могла знать.
– Для сослуживца моего мужа вы слишком молоды, сколько вам?
Вопросы становились прямее и строже, не следовало думать, что Агата и впрямь по-девчоночьи проста и легка.
– Мне достаточно лет, чтобы лечить вверенных мне пациентов, миссис Джонсон.
– Так вы врач? – в голосе что-то треснуло, Агата смотрела на Рона серьезно.
– Рональд Уотерз к вашим услугам. Да, я врач, я прибыл по назначению – проверка жителей вашего графства, слишком много людей болеют в последние месяцы. Скудельники не успевают плакать на похоронах…
– Я в курсе. – Агата становилась немногословнее.
– Впрочем, даже если вы врач, – словно она не вполне верила его выдумке, – вам нужно умыться с дороги и переодеться. Мир рушится, но гостеприимства никто не отменял, так ведь? Лечить меня – тяжелый труд, хотя я, конечно, надеюсь, что не больна, – Агата попыталась рассмеяться, но получилось как-то не вполне убедительно. Рон смотрел на нее и не мог понять, что испытывает: чувство разочарования? Он ехал к умирающей, а она еще не умирает, придется провести с ней время, сколько времени? Он не любил близкие контакты, это мешало процессу. И потом она ведь… старая. Что с ней делать в этой глуши? Слушать рассказы про местных фермеров и про то, что раньше было лучше?
Какая же серая, мерзкая скука.
– Вы в порядке?
Вот уже они поменялись местами, и женщина интересуется, в порядке ли он. Видимо, выдало лицо.
– Я немного устал с дороги, вы правы, был бы рад возможности умыться и поесть.
Агата с осуждением, – уже переходящим в приятство, – посмотрела на собаку, собака правильно прочитала мысль на ее лице и радостно, словно ей отпустили разом все грехи, кинулась к дому, громко лая и высоко разбрасывая грязь. Агата с неожиданной проворностью подхватила один из двух саквояжей Рона и двинулась тоже в сторону дома.
– Я сам, зачем вы взяли… – Рон окончательно терял контроль над ситуацией. Его это злило.
– Ну еще дети при мне будут носить тяжести, тем более у вас две сумки, вот вы одну и несите, – Агата обернулась через плечо и подмигнула ему. Рону ничего не оставалось, как двинуться за ней.
Дом начинался с просторного крыльца, на котором можно было до темноты утопать в старом диване. Грязный и продавленный строго в одном месте, он говорил о том, что Агата тут сидела довольно часто, не особо заботясь о вечернем холоде и безопасности. Комнаты внутри дома по большей части были закрыты. Когда Рон и Агата шли по коридору, она сказала, предугадывая вопросы:
– Прислуга сбежала, нет смысла поддерживать весь дом, я с этим не справлюсь, – в голосе не было отчаяния, скорее – облегчение. – Я живу довольно просто, мне хватает моей спальни и кухни, а сад, слава богу, не требует уборки.
Заметив на лице Рона вопросительное выражение, поспешно продолжила:
– Ах, не волнуйтесь, гостевая комната есть, там вполне можно жить.
– Я не знаю, на сколько я у вас задержусь. Рассчитываю, что недолго, – Рон сказал это максимально искренне, но получилось так, словно он шутил и заигрывал. Агата остановилась и посмотрела на него.
– Вы же врач, вам виднее, как и сколько меня лечить, – весело ответила она.
– Сначала я бы немного излечил себя горячей ванной, могу ли я на нее претендовать?
Агата помогла Рону разложить вещи, после чего показала ванную – помещение в конце коридора, оборудованное большой старой ванной и печью, в которой можно было греть воду и одновременно греться. Рон потратил весь остаток дня на то, чтобы затопить печь и нагреть себе воды. Он злился все больше, но иного варианта помыться не видел. Почему проводник не может быть в теле шмеля, например? Рон негодовал.
…Лежа в горячей ванне, Рон на какое-то время задремал, сказывалась усталость тела, – проснулся он от резкого звука, как будто кто-то что-то уронил.
– Простите мне мою неловкость… я… дело в том, что очень давно мужчина не принимал ванну в моем доме, – она говорила прямо, и это совершенно сбивало Рона с толку. – Мой муж ушел на фронт в самом начале… до сих пор я считаю его живым. Мне важно, чтобы вы знали. Хотя я и не могу объяснить вам, зачем.
В дверях стояла Агата, держала в руках большое полотенце и смотрела на Рона, смотрела без всякого стеснения, но и без животного любопытства, какое он обычно вызывал в женщинах. Смотрела как на брата, что ли, Рон почувствовал беспокойство.
Не то, чтобы его волновала собственная нагота, но спектакль из правил этикета, который у них с Агатой сам собой разыгрался с момента знакомства, требовал смутиться и уйти с головой под воду. Рон прикинул, что уйти под воду он, конечно, может, но тогда вылезут колени и не дай бог кое-что кроме, – ванна была, мягко говоря, не длинной.
– Мне встать? – Рон вдруг спросил и сам удивился своей наглости. Что ты такое творишь?
Агата хихикнула, протянула полотенце одной рукой и сказала:
– Нет, не стоит, я пока… не готова знать о вас так много, Рональд.
И тихо ушла, как будто останься она еще чуть-чуть, начала бы смеяться в полный голос.
Рон поймал полотенце, макнув край в воду, чертыхнулся и проворно встал из мыльной пены. В иных обстоятельствах он бы нравился себе, но сегодня все шло наперекосяк: прибываешь к умирающей возрастной даме сильно за тридцать, хозяйке большого дома, – а тебя встречает веселая девчонка, которая, судя по всему, не знает о своем смертельном заболевании, у которой вместо куда-то девшегося мужа – огромная глупая собака и запущенный до ужаса дом…
И этой девчонке вообще все равно до пыли, она отпустила всю прислугу (времена такие, что каждый спасается сам), просто закрыла ненужные двери, и, возможно, она так же просто закроет ненужную дверь в собственную смерть?
Рон был выбит из колеи. Привычная схема рушилась на глазах, не работала.
За скромным ужином он сидел напротив Агаты и уже даже с какой-то снисходительной жалостью к себе (к своему аппетиту) поедал третий стейк. Ретривер Фунт уже совершенно его не стеснялся – положил лохматую отмытую голову Рону на колено и просил со стола хоть что-нибудь. Рон спустил ему кусок хлеба, Фунт недовольно фыркнул, но хлеб взял.
– Ребекка всегда так же подкармливала Фунта, он помнит. Поэтому и пришел. Старый прихвостень, – Агата ругала собаку, но как будто и хвалила. Фунт чувствовал и ел с двух концов стола.
– Ребекка?
– Моя дочка, – Агата отошла к окну, принесла кувшин с морсом, поставила на стол. – Ребекка, она пропала десять лет назад, Фунт был еще совсем щенком, это была ее собака, в общем-то.
– А что случилось? Если я могу спросить.
Рон ощущал себя внутри какой-то книги, не иначе.
– Почему же нет, я же сама начала говорить, – Агата села за стол, – Ребекка любила играть в саду, вы видели, какой у нас огромный сад, почти дикий, на северном краю начинается лес. Обычно за Беккой смотрела Плам, наша няня, но в тот день она отвлеклась. Я не знаю почему, но Бекка ушла в сад одна, и когда я позвала ее обедать, никто не ответил. Я стала искать, нашла только ее кружевной носочек, – знаете, да откуда ж вам знать, у вас нет детей, вы сами еще почти ребенок, – такой маленький, как мешочек для табака. У Бекки была маленькая милая ножка.