Все, кого он когда-то успел полюбить, – полюбить по жестокой иронии ремесла, – навсегда останутся в Летополисе.
– Ты не хочешь спросить, как меня зовут? Я знаю твое имя, а ты мое – нет.
– Не хочу, – Рон был резок и груб. Ситуация выходила из-под его контроля.
– И ты не хочешь узнать, как я тебя нашла?
– И как вы меня нашли?
Вера рассмеялась беззвучно. Но в этом смехе не было радости.
– Увидела репортаж в новостях. Жуткая авария, детская площадка возле школьного двора, водитель буквально влетел в спину сидевшей на скамейке девушке – няне маленького ребенка. – Вера сделала несколько шагов в сторону Рона, Рон не шелохнулся, он старался не смотреть на нее. – И, знаешь, там в конце репортажа были очень интересные кадры… – Вера подошла очень близко, Рон чувствовал ее дыхание на своей коже. – Какой-то молодой парень вел девушку в стену. А потом раз – и исчез. – Вера замерла и, судя по всему, смотрела на Рона в упор. – Удивительное стечение обстоятельств, не правда ли? Кому какое дело, что там в последних кадрах? Разве кто-то их смотрит? Такая трагедия – погибла девушка. Но вот ведь незадача, я досмотрела до конца и узнала тебя.
Вера двинулась по кругу, обходя Рона слева.
– Это был ты! Ты, тот самый – со страшными глазами – ты, который мне из ночи в ночь твердил, уходите отсюда, не ищите Руни, ты?!
«Вцепится мне в шею или нет?» – думал Рон, ощущая, как внутри нарастает напряжение.
– Ты, я тебя запомнила, как я могла тебя не запомнить? Скажи мне, кто ты? Что ты такое?
Вера попыталась дотронуться до него, и это было роковой ошибкой. Рон очень быстро развернулся и так сильно схватил Веру за руку, что женщина вскрикнула. Вокруг темнота поглотила ее крик, ни один лист не шелохнулся. Зажглось одно окно в доме у дороги, но быстро погасло, словно кто-то по ошибке включил, но решил не вмешиваться. Мало ли, какие страсти кипят, когда остывает солнце в сумраке.
Рон чувствовал, как меняется его лицо, особенно глаза, – он не всегда мог контролировать это, а когда не мог, знал, что нужно подчиниться и просто пережить. Наверное, кто-то точно так же переживает приступ панической атаки, – Рон отдал себя на волю обстоятельств.
– Ты хочешь знать, что я такое, – страшным, глухим и спокойным голосом повторил Рон, сжимая руку Веры все сильнее. На лице у женщины воцарилась гримаса природного ужаса. Наверное, она думала, что настал ее последний час, – я проводник. Я перевожу мертвых через границу жизни – туда, где они уже никогда не будут среди живых. Ты хорошо училась в школе, Вера?
От такой резкой смены темы она растерялась. Была готова к тому, что ее сейчас убьют, но вот к вопросу из курса школьной подготовки – совсем нет.
– Вера, – Рон немного ослабил хватку, бояться ему все равно было нечего, а рука женщины могла сильно пострадать, – Вера, ты немного взволнована, постарайся успокоиться, и я тебя отпущу, да?
Вера спазматически кивнула. Это был скорее инстинктивный жест, чем осознанное согласие успокоиться.
– Вот молодец, – Рон медленно разжал руку. – Так мой вопрос, ты хорошо училась в школе?
– Я… я не помню, – ответ был искренним. У Веры в голове все смешалось.
– На этом материале обычно все учатся хорошо, – Рон обошел ее сзади и встал у нее за спиной, стараясь говорить ей в ухо, – теплый климат, оливковые рощи, голые мускулистые атлеты, пляшущие на вазах, река Лета, монетка в плату для лодочника, который перевезет тебя в царство мертвых, сам лодочник… Припоминаешь?
Вера снова кивнула. До нее, кажется, начал доходить смысл того, что говорил Рон.
– Вера, лодочника зовут Харон. Сокращенно – Рон. Рон Уотерз, водяной Рон, если переводить на человеческий, – в голосе Рона послышался намек на улыбку, – Вера, это я.
В ту же секунду Вера отскочила от Рона как ошпаренная. Никогда бы не могла она про себя подумать, что способна с такой скоростью переместиться с места на место. В голове пронеслась мысль, что она спит. Или на худой конец попалась в ловушку сумасшедшего маньяка, который бредит про Древнюю Грецию и богов подземного мира. Прав был Джон, ее муж, когда отговаривал ехать в Вентуру, называя сумасшедшей. А она поехала, и вот – нашла маньяка, который ее здесь и закопает.
– Не подходи ко мне! – Вера закричала истошно. В соседнем доме снова зажглось окно, кто-то смотрел из-за занавески. – Я буду защищаться! Полиция! – Вера выставила перед собой руки и сумочку, которую держала как оружие. – Ты свихнувшийся маньяк! Я найду на тебя управу! Я всем расскажу, кто ты такой! Полиция!!!
Она отбежала спиной еще дальше, покачнулась, неуклюже упала на колено, поползла по газону, пачкаясь в траве и земле, с трудом встала и снова начала пятиться, пока темнота не скрыла ее совсем. Рон слышал только, как стучат по асфальту ее маленькие каблучки, Вера убегала быстро, крики становились тише, переходя то ли в плач, то ли в стон. Догонять Веру не было никакого смысла – он сказал ей правду, он никогда раньше не говорил правду никому, а ей сказал. Потому что вдруг ужасно устал держать все это в себе. Вечер был странный, Рон не находил себе места, свидание с Диной и ее падение в пруд вызвали в нем столько воспоминаний, что он просто не выдержал и отреагировал, он просто не выдержал… Рон уперся ладонями в лицо, ладони были горячими, а лицо холодным. Постепенно глаза приходили в норму, скоро он станет совсем как все. Еще чуть-чуть. Крики совсем стихли, видимо, Вера убежала.
Откуда взялся этот сюжет на телевидении? Кто его снял? Рон стоял, не отнимая рук от лица и пытаясь восстановить тот день аварии по кусочкам. Было много школьников, у многих в руках телефоны… из полиции явно снимали, но не так. Рон постарался вспомнить тех, кто стоял ближе всего к месту трагедии. И тут вспышка осветлила его память: Гас. Этот неприметный Гас, которого травил Эйкен от скуки в ожидании большого перехода. Рон вспомнил, как Гас стоял совсем рядом с площадкой и снимал на свой старенький айфон. Никаких доказательств того, что это именно он, – но Рон чувствовал, что никто, кроме Гаса, не смог бы уловить настоящий сюжет того происшествия. Гас, нелепый и тревожный, внимательный к мелочам и страдающий, – только он мог зацепиться камерой за дальний план, на котором Рон уводил погибшую девушку в Летополис.
Рон потряс головой, не желая, чтобы события развивались на такой скорости. Неостановимость, невозможность ничего изменить, он переживал это не в первый и даже не в тысячный раз, но каждый раз для него был медленно сжигающим огнем. Если бы волна могла гореть, она горела бы именно так.
Окно в доме погасло, – видимо, тот, кто наблюдал за Роном и Верой, решил, что дело не стоит бессонной ночи. И уж тем более не стоит того, чтобы тащить свой зад на улицу, – никто не вышел из дома. Вентура дотягивала ночь до рассвета, не желая замечать ничего в темноте, – как мать не замечает, что лает собака, если ребенок спит спокойно. Ночь – только состояние.
Одно из многих.
Магия Стикса
Рон не любил чистить бассейны. Хотя покажите мне человека, который любил бы их чистить: склизкая серая субстанция наслоилась на кафель, которым было выстелено дно и края, – Рон наматывал ее на швабру и споласкивал в широком пластмассовом ведре. Вода в ведре уже приобрела розовато-серый оттенок: новая швабра красилась.
– Как моя жизнь, – прошипел Рон, стряхивая воду. Капли попали на брюки, настроение совсем испортилось. Вечеринка сама себя не подготовит, а ребята придут уже вечером, он во все это ввязался, конечно, зря. Но отказать Дине – девушке, с которой его судьба связана столькими странными связями, он не мог. Кто она мне? – Рон застыл со шваброй в руках. На плитку под ногами натекала красноватая лужа. Она напоминала цветом разбавленную кровь. Увеличиваясь в размере уже могла отразить лохматую голову Рона. Рон смотрел в свое отражение, которое проступало все четче и четче, и не чувствовал ничего: ни грусти, ни радости, только постоянное повторение.
Так уже было, уже было, уже было. И будет, и будет, и будет снова. И не закончится никогда.
Закончив с отмыванием серой слизи, Рон с облегчением вздохнул. Теперь требовалось ополоснуть бассейн, – обычно люди делают это с помощью мощной струи воды. Шланги им в помощь. Но стоит ли возиться с водопроводом, если вокруг никого нет, и ты можешь немного воспользоваться своими необычными способностями? Рон протянул руки перед собой, – земля по периметру бассейна испещрилась тысячей маленьких ртов. Как будто маленькие великолепные существа вытянули свои земляные губы из глубин и ждали.
– Я, Харон, Царь Ахерона, спутник Гермеса, повелитель Леты! – громким шепотом повторял Рон, – Говорю тебе, восстань и служи мне!..
День наполнился низким рокотом, словно под землей зашевелились конечности этих удивительных существ, – из каждого рта сверкающей струей подалась вверх вода. Чистая, прозрачная с оттенком кобальта. Татуировка на руке Рона светилась. Легким движением ладони он направил небольшую волну по бортику бассейна, смывая остатки грязи. Изящно завертел эту волну у самого дна, убирая грязь и внутри, – вода слушалась как живая. Так слушались Рона все, кто переходил в Летополис: мертвые, но словно живые. При рождении преодолевшие природу, но вынужденные вернуться к ней. И чем окончательнее они возвращались, чем мертвее были, – тем больше была сила над ними.
Рон любовался танцем воды на дне бассейна. Рты восхитительных существ пели мертвый гимн.
День был на удивление жарким для осени, – Рон работал без рубашки. Его подтянутый стройный торс слегка блестел на солнце, капельки пота отражали свет. Татуировка в форме листка то растягивалась, то сжималась на рельефном красивом мускуле, – Рон не стал прятать руку. Вероятность того, что кто-то дотронется до знака, – и откроются врата Летополиса, – была равна нулю. Мышцы спины изящно свивались под ослабленный ремень потертых джинсов. На таких парнях джинсы всегда кажутся какой-то помехой. Кажется, что их тело утянуто в невидимый комбинезон красоты, который покрывает их с макушки до пяток.