Навстречу ему шел… Гас. Но он выглядел не как Гас. Ну то есть обычно Гас был похож на доброго соседа, которого любой может обидеть (что и делали), а он все сносил. Но ЭТОТ Гас напоминал Рэмбо: Рон обратил внимание на то, что руки у Гаса были в крови, – порезался? Убил кого-то? Только не это. Рон встал у него не пути. Он был намного выше и шире Гаса и рассчитывал, что в любом случае (конечно, в любом, учитывая природу Рона) победит. Поймав себя на том, что думает о победе над Гасом серьезно, Рон сам себе покачал головой, до чего дошел.
Гас на полном ходу остановился, в правой руке у него Рон заметил разбитую бутылку, которую тот держал пальцами за горлышко.
– Ты! – Гас смотрел со злостью и холодностью. Он поднес острие разбитой бутылки к лицу Рона, Рон не шевельнулся. – С ней должен был быть ты!
По лицу и телу Гаса прошла судорога – то ли от перенапряжения всех его сил, то ли банально от отвращения ко всему происходящему, – он резким движением выбросил бутылку в кусты и стремительно зашагал прочь, толкнув Рона худым плечом. Рон слегка покачнулся, но догонять Гаса не стал.
Возле бассейна, заливая воду красным, держался за голову Мэтт – один из самых буйных приспешников Эйка. Он был с ним всегда и везде, и сегодняшний день не стал исключением. По лицу Мэтта бежали красные струйки, вокруг уже собралось прилично народу, кто-то принес полотенца и лед. Мэтт раскачивался туда-сюда и причитал, что Гасу стоило оторвать, куда закинуть и как потом запихивать ему обратно. Какая-то не знакомая Рону девушка прикладывала к ране Мэтта мокрое полотенце, он отпихивал ее руку, но девушка не сдавалась. Выглядело все это, как изнанка сериала «Друзья»: его хоррор-версия.
– Кто его так? – Рон был собран и серьезен. Благостное настроение улетучилось без следа.
– Гастон, этот псих, – девушка с полотенцем говорила возмущенно, – он взялся, как черт, из ниоткуда, в руках бутылка, Мэтт пошутил, что-то типа спиртом твое убожество не зальешь, и тут Гас как даст ему бутылкой по голове! Мы все просто обалдели. Правда.
– То есть обычно вы его в грязь втаптывали, и он молчал, а тут врезал, понятно.
Девушка замерла, все уставились на Рона.
– Вызови коронеров, – Рон протянул девушке трубку, а сам развернулся и пошел прочь от этой компании. Гастона уже нигде не было видно. Куда он отправился, и причинит ли сегодня кому-то еще вред, Рон не знал. Он хотел найти Дину и Кристину, но тоже не мог разобрать в толпе, где они. Что там Гас сказал, какую-то странную фразу, с ней должен был быть ты, – о чем это?
Из тени сосны к нему вышел Эйкен. Волосы взъерошены немного больше обычного, но в остальном такой же неотразимый. Вот кто уж пользовался своим бессмертием по полной, так это он.
– У нас убийство? Несчастный случай? – Эйкен как всегда иронизировал. – А я только хотел взять выходной, опять работа?
– Гас разбил бутылку о голову Мэтта.
Эйкен выронил травинку, которую жевал. Присвистнув, сказал:
– Дела…
– Трупов нет, если ты об этом.
– А Мэтт?
– Жив, но поцарапан.
Рон обернулся на компанию у пруда, – подростки, привлеченные инцидентом, начинали терять интерес: никто не умер, скоро приедут врачи, по-хорошему надо сматываться по домам, чтобы потом от родителей не влетело, что оказались не в том месте и не в то время…
– Гас сказал что-то странное – перед тем, как исчез. Он сказал, с ней должен был быть ты. В смысле – я.
Эйкен поднял глаза на Рона. Даже сейчас, озадаченные и несколько растерянные, они были удивительно хороши собой. Дина не грешила против правды, сказав, что это была живая обложка тин-мэгэзин.
– Что он имел в виду, Эйк?
Эйкен положил обе руки в карманы брюк, снова взяв травинку в рот, отвечал, глядя на закат, а не на Рона.
– Он увидел нас с Диной.
– Вас с Диной?
– Ну да.
– И после этого ему захотелось разбить голову Мэтту? Что-то я не понимаю.
– Мы трахались.
Рон перестал дышать. В момент мир вокруг стал немного бумажным, ненастоящим. Какой-то подменой мира.
– Мы трахались, – продолжал Эйкен, – а он появился в самый неподходящий момент. Дина не успела одеться. А ты не знал, что она – плод его мокрых фантазий?
Рон молчал, потрясенный тем, что вокруг происходила жизнь, о которой он не мог догадываться. Хотя… он должен был допустить. Он просто плохо смотрел вокруг. Плохо слушал, плохо видел.
– Гас дрочит на нее с младшей школы. А рядом только эта – как ее – Кристина? Эта его подружка. Я, честно говоря, думал, он с ней сойдется, но, похоже, там все безнадежно.
Звук голоса Эйкена отдавался в ушах у Рона далеким эхом. Он слышал как бы и сам голос, и его эхо одновременно, никак не мог сосредоточиться… Дина… их поцелуй за партой, их свидание в пивной, ее спасение из пруда… ее слова о том, что ей не нравится, когда он смотрит на других девушек… что все это было?
Как будто с реальности сдернули покрывало, а под ним были голые ноги какой-то мерзкой правды.
– Она сама пришла к тебе? – голос Рона был тихим и печальным.
– Знаешь, в чем твоя проблема?
Эйкен подошел к Рону со спины. Рон, вопреки драматическому накалу самой ситуации, испытал облегчение. Эйкен, конечно, был засранцем и придурком, которому по большей части наплевать на мнения других, но он был рядом в самых трудных ситуациях и столько раз помогал – как… брат. Брат, которого никогда не было у Рона.
Брат, с которым иногда хотелось обняться, а иногда – ударить в челюсть или ниже пояса. Сейчас Рон склонялся к последнему. Что-то треснуло у Рона внутри, – он не мог обманывать себя, что это было из-за Дины. Она волновала его, – живая, очень красивая, настоящая. Рону хотелось войти в ее мир, попробовать его на вкус… но память неизменно возвращала его на берег той далекой уже реки, холодной реки, которая унесла белье… и убила женщину, которую он любил. Сказав себе это, Рон вздрогнул: столько лет он держал Агату у сердца, и в прямом и в переносном смысле… эту фотографию. Она всегда следовала за ним, куда бы его ни забрасывала «работа». Но только сейчас, оказавшись в ситуации с Диной и Эйкеном, он почему-то смог признаться себе в чувствах к Агате. Что такое любовь? Огонь на ветру. Ожог, причина которого неуловима. И долгая, долгая память тепла, длящаяся дольше памяти о боли.
– Твоя проблема, Рон, в том, что ты хочешь остаться. Сейчас – с ними, с Диной, с этими ребятами. Тогда – с Агатой, с Адамом.
Каждое слово Эйкена словно закручивало проволоку на шее Рона, ему становилось труднее дышать.
– Рон, – Эйкен подошел совсем близко, – мы не остаемся. Никогда не остаемся.
Рон вспыхнул и резко обернулся, едва не задев Эйкена.
– Тогда почему, – в его голосе сошлись и гнев, и обида, и искреннее недоумение, – почему ты пошел с ней?
Эйкен опустил свою красивую голову, серебряные светлые волосы сверкали в лучах последнего солнца. Эйкен на долю секунды подумал, что ему больше шла длинная стрижка, но тут же отмел эту мысль как неуместную.
– Потому что я люблю ее.
Рон
Дина дошла по сумеречной тропинке почти до самого бассейна, – ее наряд немного изменился, но в остальном ничто не выдавало только что случившееся. Внезапный, бурный и такой… Дина подыскивала слово… такой вопреки-всему-секс с Эйкеном, который только что был между ними на строй яблоне в дальнем саду, как-то взял и перечеркнул все, что она пыталась построить последний месяц. Тот месяц, что они не были с Эйкеном. Официально.
Разве Рон был хуже? Дина встряхнула головой, пытаясь сосредоточиться на верном течении мысли. А мысли ее разбегались. Нет, не так. Разве Эйкен был так уж хорош? Дина постаралась восстановить в себе ощущения не так давно минувшего прошлого – ощущение собственной растерянности от того, что Эйкен проводил время с Анной, что Анна… была несчастлива с ним? Счастливой она не выглядела.
Дина, несмотря на всю сложность ситуации, зная, что Эйкен после расставания с ней спал с Анной, – жалела Анну. Анна оставалась ее подругой. Иногда Дине хотелось вцепиться ей в волосы (особенно, когда она поняла про нее и Эйкена), но иногда ей хотелось и такой близости, как была у них, когда удавалось перемыть косточки парням. И когда Анна, например, подкинула идею провести вечеринку в доме у Рона…
Эйкен был загадкой: он приближался, но никогда не был слишком близко. У него всегда оставалась какая-то своя жизнь. Как прослойка воздуха в старом пористом шоколаде: ты кусаешь эту выпуклую клетку, но тебе довеском вместо начинки идет воздух.
Дине казалось, что в этой его жизни-только-для-него есть что-то темное. Она боялась спросить. Может быть, из-за того, что она боялась, они и отдалились друг от друга. И появилось место для Анны… казалось, ее голова вот-вот взорвется. Но внутри было на удивление спокойно: Эйкен снял напряжение самым классическим способом. Возле бассейна Дина заметила какую-то суету: ей показалось, она видела Гаса. И Рона. Гас что-то сказал Рону и пошел прочь, а Рон застыл. Гас что-то выбросил в кусты.
Ах да. Дина, как в тумане, вспомнила, что вроде бы Гас застукал их с Эйкеном. Дина не могла вспомнить выражение его лица, но, кажется, он был потрясен. Она помнила, что Эйкен частично закрыл ее собой, но быстро скрыть эту сцену было невозможно. Мимолетно Дина подумала, что где-то тут, скорее всего, должна быть и Кристина, девушка Гаса (так можно было подумать со стороны), но нигде ее не увидела. Разберутся сами, – эта мысль мгновенно успокоила Дину, и она двинулась дальше.
Ребята начинали расходиться, вероятно, что-то произошло, пока ее не было. И тут навстречу ей, откуда ни возьмись, словно соткался из вечернего тумана, вышел Эйкен. На его красивое лицо легли тени, преображая скулы и чувственные губы. Дине на секунду захотелось дотронуться до этих губ и коснуться волос… она подняла руку и провела ладонью по его голове. Эйкен не возражал. Легкая улыбка тронула края его губ.
– Поехали? – Эйкен как-то выдохнул это предложение, словно носил его в себе очень давно.