Дина обвела взглядом двор у бассейна. Наконец она заметила Кристину: та пила что-то из стакана, болтая с девушкой из младшего класса, Дина не помнила ее имени. Гаса нигде не было. Не было и Рона. Посмотрев на Эйкена, она едва кивнула в знак согласия. Эйкен обнял ее за плечи, и вместе они пошли к его импале, припаркованной у ворот.
…Рон стоял у окна и наблюдал за тем, как Эйкен подошел к Дине, а потом, обняв ее за плечи, увел в сумрак. На душе у него было мутно. Эйкен оказался прав, Рон это знал с самого начала. Перед ним стояла фотография Агаты – старый милый снимок, который он унес из ее поместья в ту последнюю ночь. Ничего не менялось: те, кого они любили, должны были уйти. А сами они – остаться. Слова Эйкена о том, что он любит Дину, казалось, лежали на поверхности. Но Рон почему-то не думал об Эйкене, как о себе. Ему казалось, что Эйкен… поверхностен. Древний бог, который мог себе позволить быть поверхностным. Это звучало чертовски смешно. Снаружи это и воспринималось как что-то поверхностное, но на самом деле было просто сущностью древнего бога, который не особенно старался маскироваться под современную этику. Рон вдруг допустил абсурдную мысль, что какой-нибудь ужасный засранец, плевать хотевший на мнения и жизнь других, на самом деле является древним богом… если посмотреть под этим углом, то богом мог быть каждый третий.
Рон почему-то впервые ощутил, что у Эйкена могут быть такие же проблемы и такие же… привязанности, как у него самого. Не менее сильные, не менее трагические… и то, что объектом привязанности оказалась Дина, – просто его удивило. Но сделало понятным поведение Эйкена.
Поверхностный, заносчивый и жестокий, Эйкен проводил смерть через жизнь, и при этом он тоже цеплялся за красоту и любовь. Гораздо более холодный, древний и безжалостный, чем Рон, – Эйкен точно так же испытывал чувства. Рону внезапно стало смешно. Сжимая пальцами фотографию Агаты, он расхохотался. Потом левой рукой закрыл лицо и утонул в тишине. Во дворе уже почти никого не осталось, последние гости расходились, держась друг за друга. Кто-то уносил алкоголь. Повезло, что соседей вокруг было мало, и никто не вызвал полицию. Рон отчетливо различил силуэт Кристины, – похоже, она осталась намного дольше Гаса. Обычно они везде следовали вместе. Значило ли это, что Кристина не одобряет поведение Гаса? Рон задумался.
В этих юных головах и сердцах все было настолько перемешано: любовь и предательство, влечение и дружба, оттенки, оттенки и оттенки, сплошные оттенки чувств, порой переходящие в противоположные. Кристина как будто услышала его мысли и обернулась, слепо шаря взглядом по темному дому. Рон знал, что с улицы его не видно, но чувствовал на себе взгляд девушки.
Ее мокрые волосы, переброшенные через левое плечо, казались серыми. Рон фоном опять подумал об Агате и сжал фотографию в руке. Кристина встряхнула головой, отвернулась и быстро пошла к воротам. Когда во дворе не осталось ровным счетом никого, Рон наконец вышел из дома и плавным шагом приблизился к бассейну.
– Иногда я жалею, – сказал он сам себе вслух, – что я не волшебник в чистом смысле этого слова. Тогда мне не пришлось бы собирать мусор и мыть посуду. Я бы просто взмахнул пальцем, – и он взмахнул пальцем, но ничего ровным счетом не произошло, – и все стояло бы уже чистенькое. Да, мелкие засранцы?
Рон плавно провел рукой над бассейном, и за его движением с поверхности потянулись мелкие струи, словно водяная лоза собиралась вырасти из глубины и обвить все вокруг. Рон водил ладонью туда-сюда, и лоза танцевала в такт его руке… это было красиво. Это всегда успокаивало Рона, но сейчас он чувствовал опустошение. И даже танец воды не мог отвлечь его.
Он не любил Дину, он это понимал. Но что-то, – Рон не мог объяснить это словами, – мешало ему отпустить ее. Словно Дина была… вестником того, что придет после. И без нее – без общения с ней – это «после» не состоится совсем. Рон сам немного запутался в своих ощущениях. Эйкен был частью его самого, – не лучшей, но совершенно неотъемлемой частью. И если Дина была для Эйкена столь важна, то быть рядом с ней Рон не мог. Но не мог быть и далеко.
Словно Дина была маяком, на свет которого должен прийти его корабль.
Дина была ожиданием чего-то большего, – Рон чувствовал это абсолютно остро и точно.
Водяной лозе видимо передалось внутреннее смятение Рона, и она опала.
– Ну вот, – низко хохотнул Рон, убирая руку. – Я не волшебник.
– Ты сам Дьявол!
От резкого женского голоса, прозвучавшего совсем рядом, Рон вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стояла Вера. Она выглядела немного безумно: волосы были растрепаны, по глазам было видно, что женщина или много пила последние дни, или мало спала, или и то и другое одновременно. Голова ее слегка тряслась, губы кривились в несказанном оскорблении, а руки были сжаты в кулаки. Как ни странно, Рон был очень спокоен, и появление Веры не вызвало в нем даже сильного удивления.
– Как вы меня нашли?
Рон, словно танцуя, развернулся и пошел в сторону от бассейна, он не хотел по случайности утопить свою гостью.
– У тебя мало друзей, Рон, – Вера пошла за ним, медленно переступая по газону, – но есть враги. Рон вскинул бровь, особенно не реагируя. – Мне дали твой адрес в школе. Кое-кто, кому насолила твоя девушка.
– У меня нет девушки, – Рона начинал утомлять этот разговор.
– Странно, мне так не показалось.
– Вы следили за мной?
– Немного. Но достаточно для того, чтобы узнать много интересного…
– И что, например?
– Ты не человек.
Рон остановился, но не посмотрел на Веру. Она боялась. Она очень боялась, он это не просто знал, он это чувствовал. И все равно пришла. После того раза в сумраке рискнула прийти снова.
– Когда-то я был им. Но уже плохо помню. Что еще?
Вера не сразу заговорила, видимо, она ожидала от Рона более бурной реакции.
– Ты забрал мою дочь, мою Руни. Я хочу лишь увидеть ее, поговорить с ней…
– Я не забирал вашу дочь, Вера.
В мгновение ока Вера обошла его и перегородила дорогу. В глазах ее горело отчаяние, – Рон наконец посмотрел ей в глаза и не увидел ничего, чего бы не видел на протяжении сотен лет…
– Вы повторяетесь. Я не имею власти над мертвыми.
– Но я видела ее! Я видела Руни во сне… много раз. А ты, ты всегда появлялся в тот момент, когда я уже почти была с ней, и из-за тебя наша встреча никогда не была возможна… ты дьявол! Как ты мог разлучить мать и дочь?
– Я не дьявол, – в голосе Рона звучала усталость. – Я Царь Ахерона, спутник Гермеса, повелитель Леты – это да, но дьявол не я. Я уже говорил вам, тогда, ночью, вы убежали. Видимо, вы мне поверили. – Рон хохотнул.
Вера отступила чуть дальше.
– Я испугалась. Ты говорил какие-то безумные вещи, но сейчас я тебя не боюсь. Ты вернешь мне мою дочь!
С этими словами Вера достала что-то из маленькой сумочки, которая висела у нее под мышкой. В руке ее сверкнуло лезвие, Вера метнулась к Рону, и дальше все произошло очень быстро.
Рон одним точным движением поднял рукав своей рубашки, обнажая татуировку, закрыл глаза, и в воздухе вокруг что-то изменилось. Воздух напитался влагой мгновенно, словно откуда-то с Востока пришел невидимый дождевой фронт. Возникло ощущение, что вот-то прольется ливень, – Вера замешкалась, и в этот момент сильная струя воды ударила ее в грудь, отбрасывая к садовой изгороди. Вера отлетела прочь, водяная лоза распалась миллионом брызг, но тут что-то сильное толкнуло в грудь самого Рона, и он упал на одно колено.
– Я, Акен, владыка Дуата, повелитель Анубиса и распорядитель Осириса, приказываю тебе, Харон, остановиться!
Рон поднялся с колена, рассматривая Эйкена, явившегося во всем великолепии. Ну, конечно, его личный надсмотрщик, его старший брат, его гарант хорошего поведения…
– Я до последнего надеялся, что мне не придется вмешиваться, – Эйкен говорил очень спокойно и ровно, но его голос был не человеческим. В отличие от Рона, Эйкен гораздо быстрее переходил в стадию я-бог.
– Что за… – возле изгороди копошилась мокрая и испуганная, теперь уже по-настоящему, Вера.
Эйкен повернулся к ней. На нем был какой-то замысловатый наряд, напоминающий древне-египетский саван, но более современный. Если саван может быть современным. Вот же модный черт, – Рон даже сейчас успел подивиться Эйкену и его стремлению везде соответствовать моменту.
– Если ты думаешь, – он обращался к Вере, – что я пришел защитить тебя, ты ошибаешься. Ты меня вообще не волнуешь. – Эйкен сделал шаг в ее сторону, и Вера отползла к самой изгороди, упершись в нее спиной. – Меня заботит лишь одно: наша работа.
– Что… что вы такое?
– А ты не поняла?
Эйкен продолжал приближаться.
– Мы прибираем за вами. Когда вы умираете, мы забираем вас подальше, чтобы не нарушился порядок вещей. Ты так хотела к своей дочке? Так сильно?
Испуганная и мокрая до костей Вера кивнула, и ее лицо сжалось в гримасе горя.
– Так отправляйся к ней, – Эйкен обнажил свое плечо, на котором сияла точно такая же татуировка, как у Рона. И тут Рон сделал единственное, что считал возможным в этот момент: он метнулся к Эйкену, сзади обхватив его за сильную красивую шею руками.
– Беги! – крикнул он Вере, до конца не понимая, что будет делать дальше. Если ей сейчас не удастся сбежать, то Эйкен просто убьет ее. А к этому Рон не был готов, не сейчас. Вера, казалось, остолбенела, ноги не слушались ее, превратившись в некое подобие желе.
– Беги! – Рон вложил в этот крик всю силу, которой владел. Его лицо начало изменяться, у Рона не было выбора, хотел он, чтобы Вера это видела, или нет, – скоро он будет выглядеть, как должен, но это будет страшно. Эйкен лишь на минуту осел, не понимая, что случилось, но нельзя было думать, что он так просто успокоится. Рон почувствовал нестерпимое жжение в руке, которой держал Эйкена за горло. Если Рон мог повелевать водой, то Эйкен был… мастером огня.
Рука Рона горела.