Умри Стоя! Родина
Глава 1
Мне сказали, что я переметнулся на сторону врага. Мне сказали, что я её предал. Свою Родину. Ту, которая создала меня, взрастила и вымуштровала. Ту, ради которой я существую. Меня судили, разжаловали, сорвали шевроны, лишили наград и отправили в преисподнюю. «Дирлевангер» - батальон смертников. Сто двадцать восемь дней. Таков здешний рекорд. Сто двадцать восемь дней жизни в его рядах. Сегодня минуло полгода, как я здесь. Меня зовут Глеб Глен. Я Палач третьего ранга. Командир первого звена, второго отделения четвёртого взвода пятой роты батальона «Дирлевангер». И мой рекорд всё ещё не оформлен.
- Пошли-пошли-пошли!!!
Бьющие с холма пулемёты не давали поднять головы.
- Направо! Не останавли…
В десятке метрах от Глеба ухнул миномётный фугас, и собственный крик потонул в звенящем гуле. На зубах захрустела земля.
- …за камнями! Как поняли?
- Поняли!
- Мы сразу за тобой! – отозвалось в динамике гарнитуры.
Сверху, прямо под ноги, упало изорванное пулями тело. Длинная очередь разлиновала трассерами темноту над головой.
- Глен!!! – заорал в ухо взводный. – Где твоё чёртово звено?!
- Прорываемся во фланг, лейтенант!
- Кто приказал?! Вернись на позиции!
- Вас не слышно!
- Я тебя под…
Очередной фугас заглушил льющиеся из гарнитуры угрозы.
- Да-да, трибунал, знаю, - сплюнул Глеб смешанную с кровью слюну. – Чёрт!
Нога подвернулась, ступив на что-то мягкое под тонким слоем земли, и в ту же секунду две вспышки пороховых газов осветили пятачок метрах в двадцати. Обе очереди прошли чуть выше завалившегося на спину Глеба и умолкли, прерванные раскатистым треском СГК-5.
- Да ты и впрямь заговорённый, - блеснула в темноте белозубая улыбка Новака, протянувшего руку упавшему командиру.
- Все целы? – бросил Глеб подошедшей четвёрке. – Тогда вперёд. Убьём этих недоносков!
Пять теней вышли из-за каменистой гряды и направились вверх по склону, туда, где алые от жара крупнокалиберные стволы изрыгали потоки свинца из амбразур трёх ДОТов.
Пробирающееся гуськом, почти на четвереньках, звено замерло на месте, увидев вскинутую ладонь впередиидущего. Тот вынул штык-нож и, прощупав почву, подал знак двигаться левее.
Пулемётный расчёт, расположившийся за бруствером, чуть в стороне от ДОТа, запускал одну за другой осветительные ракеты и вёл прицельный огонь по позициям четвёртого взвода, не давая высунуть носа из-за камней, и делая засевших там бойцов лёгкими мишенями для бьющих со второй лини миномётов.
До пулемётной точки оставалось около двадцати метров, когда звено остановилось под небольшой каменной террасой, повинуясь приказу командира.
- Ждать здесь, - убрал Глеб автомат за спину и расстегнул ножны. – Я дам знать. – Он проводил взглядом очередную осветительную ракету и, стараясь не создавать лишнего шума, продолжил карабкаться наверх.
Пулемётный расчет совсем недавно сменил перегревшийся ствол и теперь сосредоточенно поливал длинными очередями вжавшихся в камни бойцов внизу.
Первым умер заряжающий. Двадцатисантиметровый клинок окопного ножа одним ударом разделил шейные позвонки и, пройдя сквозь гортань, пригвоздил язык к нёбу. Тёплая кровь обагрила сжимающую рукоять ладонь.
Стрелок, почуяв неладное слишком поздно, не успел поднять лежащий рядом автомат. Но успел откатиться в сторону от клинка, вспоровшего по касательной униформу. Упавший на спину пулемётчик закрылся скрещенными руками. Это позволило ему прожить на три секунды дольше, остановив удар ножом сверху вниз. В следующее мгновение большой палец левой руки Глеба выдавил правый глаз воина Аллаха из глазницы, а тяжёлое лезвие, сломав ребро, погрузилось в сердце.
- Чисто, - прохрипел Глеб в микрофон, стряхивая с ладони остатки глазного яблока.
Терпеливо ожидавшая внизу четвёрка словно единое хищное существо скользнула к ДОТу. Шлугер под прикрытием остальных закрепил на стальной двери заряд.
- Готово.
Звено отошло за угол железобетонной фортификации.
- Подрыв.
Направленная взрывная волна сорвала массивную дверь с петель и швырнула внутрь ДОТа. Следом за ней туда ворвался грохот пяти стволов. Двести пятьдесят пуль, выпущенных за четыре секунды, превратили внутренности укрепления в непроницаемое марево бетонной пыли, сквозь которое постепенно проступали кровавые росчерки и потёки, оставленные тремя обитателями этого места, ещё недавно казавшегося таким неприступным и безопасным.
- У Аллаха пополнение, - сказал, будто сплюнул, Радич, меняя магазин.
- Первое звено вызывает командира второго отделения, - произнёс Глеб в микрофон, едва слыша себя после пальбы.
- Он мёртв! – продребезжал голосом взводного динамик в ухе. – И всё его звено! Я тебя растре….
- Правый фланг чист, - спокойно и бесцеремонно перебил Глеб. – Ожидаем подкрепления у крайнего ДОТа. Как поняли?
- … Понял тебя. Конец связи.
Подошедшее вскоре подкрепление оказалось куда малочисленнее ожидаемого. От четвёртого взвода осталась едва ли половина.
- Дерьмо, - поправил броню Сафронов, наблюдая за расползающейся по укрытиям вереницей общевойсковых доходяг, выглядящих настолько деморализованными, что, казалось, смерть грозила им больше от сердечного приступа, чем от пули.
- Будем наступать широким фронтом, - констатировал подтянувшийся взводный. – Наша цель – подавить миномёты и ПВО!
- Лейтенант, это же… - попытался возразить Глеб.
- Закрой свой рот, рядовой! Мне осточертела твоя дерзость! Ещё раз посмеешь обсуждать приказ, и я пристрелю тебя! Как понял?! – сунул взводный Глебу под нос со второй попытки выхваченный из кобуры пистолет.
- Ясно и чётко, - процедил Глеб сквозь зубы.
- То-то же! Отделения, слушай мою команду! Рассредоточиться по фронту на двести метров! Доложить по готовности!
- Да плюнь ты на мудака, - прошипел отошедшему в сторону Глебу Новак. – Пусть подохнет, как ему хочется.
- Если б только он один.
- Эти обречены. Отвлекут огонь на себя. Всё польза.
- Да, наверное… Звено, за мной, - двинулся Глеб в сторону центрального ДОТа, бросив презрительный взгляд на взводного.
Лейтенант Самохвалов – офицер части снабжения, попал под трибунал «за трусость», как и большинство находящихся в «Дирлевангере» офицеров. Бывших офицеров. Несмотря на разжалование, Самохвалов по-прежнему требовал обращаться к нему «лейтенант» и крайне болезненно воспринимал даже малейшую попытку нарушения субординации. Три недели в батальоне мало чему его научили, и Глеб искренне недоумевал от того, что «лейтенант» до сих пор не отбыл на Родину с входным отверстием в спине. Но выписывать Самохвалову билет домой собственноручно он не желал. И дело было вовсе не в страхе перед разоблачением. Никто не стал бы разбираться, отчего погиб очередной штрафник. Немалая часть их трупов смешивалась с грунтом, траками идущей следом техники. Просто, не хотелось стрелять по своим. Снова. А Самохвалов хоть и был редкостным дерьмом, но своим дерьмом. К тому же ротация личного состава батальона шла настолько интенсивными темпами, что решение проблемы вполне можно было доверить времени.
- Какого хера? – недовольно нахмурился Глеб, глядя вслед потрепавшему его по голове Радичу.
- На удачу, - обернулся тот и развёл руками. – Что? Это же все знают. Глеб Глен приносит удачу.
- Девятый бой, между прочим, а я снова жив, - покивал сидящий на соседней койке Новак, не отрываясь от заточки ножа.
- Говорят, - откусил Шлугер заусенец от большого пальца, - если о тебя как следует потереться, можно и до Рождества дотянуть.
- А если отсосать тебе, то встретишь его дома, за праздничным столом, - внёс уточнение щуплый на фоне остальных членов звена Сафронов. – Но, как по мне, думаю, оно того не стоит. Без обид.
- Мой дом здесь, - нарушил Глеб общее веселье.
- Нда… - сплюнул Шлугер.
- Мой – в Керчи, - без тени смущения продолжил Сафронов. – За полкилометра от моря. Там мать, сёстры, лоза на беседке… Хотелось бы вернуться. Хоть на день.
- А я не помню свою мать, - убрал Новак тесак в ножны. – И дома того не помню, где детство провёл. Даже город не назову. Номера частей, фамилии воспитателей, инструкторов, сержантов, офицеров – это да. Четырнадцать лет войны после учебки. Каждый бой... Координаты высот до сих пор в голове. Нам всегда говорили, что мы сражаемся за Родину. А где она, та Родина? Где дом? Не знаю, как тебе, Глен, но мой точно не здесь.
- Вот такие разговоры тебя сюда и привели, - указал Радич пальцем на Новака. – Не засерал бы всем вокруг мозги своей деструктивной болтовнёй, был бы уже майором, а то и повыше.
- Хм, - усмехнулся тот. – Это говорит мне бывший сержант, сломавший челюсть майору.
- Он был неправ, - накрутил Радич на кулак мокрое полотенце. – Не все майоры одинаковы. Это вообще мой единственный конфликт с офицером. До того даже взысканий не получал.
- Терпел-терпел, да не утерпел. Знаю я, повидал. У вас внутри пружина. Рано или поздно она лопается. Тут никакая муштра не помогает. Только бой или баба. И – как пить дать – майор подвернулся тебе, когда ты уже мозоли натёр, полируя ствол от скуки.
- Ты – мать твою – психолог?
- Нет. Просто постарше тебя, и ещё помню, что раньше таких прямо из учебки направляли в «быстрое развёртывание» или в айнзацгруппы, если повезёт. Теперь отбор, как видно, другой.
- Каких это «таких»? – затянул Радич полотенце на кулаке так, что оно заскрипело.
- Сам знаешь.
- Ну хватит вам, - вклинился в назревающий конфликт Сафронов. – В «Дирлевангере» невинных нет. Не считая меня, конечно.
- Ещё бы, - усмехнулся Шлугер. – Поиметь тринадцатилетнюю дочурку коменданта, стоя на посту – как за это вообще можно осудить?!
- Во-первых, дело было в караулке. А во-вторых, никто из вас не дал бы ей меньше восемнадцати. И всё произошло по обоюдному согласию. Я лишил девушку невинности, а ты лишил полковника ног и читаешь мне нотации.