- Вот же паскудство, - сплюнул он и пошёл к городу.
В очередной раз свернув, двигаясь по сообщающимся ходам превращённой в братскую могилу фортификации, Глеб заметил движение метрах в десяти перед собой. Торчащая из-за угла нога, принадлежащая, судя по огромному размеру берцев, БИВню, ритмично подёргивалась. Взяв автомат наизготовку, Глеб замер. В голове отчётливо прозвучала фраза Виктора Крайчека, засевшая там с «Зарницы»: «Сомневаешься, стрелять или не стрелять – стреляй». Глеб щёлкнул переводчиком огня в режим «граната», но спуск так и не нажал. Очень уж не хотелось шуметь и привлекать внимание. Поэтому, закинув СГК за спину, он вынул нож, медленно приблизился и резко выскочил из-за угла с твёрдым намерением всадить клинок в звериное сердце. Но путь ему преградила спина под грязной коричневой униформой. Глеб на секунду замешкался. Сидящий над трупом солдат, заметив неприятеля, шарахнулся в сторону и пополз на заднице, лихорадочно работая руками и ногами. Глеб шагнул вперёд. Халифатец вскинул руки, защищаясь, но клинок, не замечая преграды, прошёл сквозь них и погрузился в глазницу. Мёртвое тело, конвульсивно дёргаясь, повалилось на спину.
- Вот ублюдок, - перевёл Глеб взгляд с выкатившихся из ладони трупа пластиковых ампул на раскуроченный живот БИВня, где среди розовато-сизого клубка кишок виднелся вскрытый пенал инъектора с тремя пустующими ячейками. «БСВ-16», прочёл Глеб на подобранной полупрозрачной ампуле с припаянной иглой и, немного помедлив, подобрал остальные две, после чего убрал трофеи в аптечку.
БСВ-16 – боевое стимулирующее вещество, более известное как «Крещендо». Мощнейший синтетический наркотик, изготовленный гениями фармакологии для нужд Министерства обороны. Однако к обороне он не имел ни малейшего отношения. Накачивали им в основном БИВней. Хотя препарат присутствовал и в арсенале Палачей, популярностью среди последних он не пользовался. Бытовало мнение, что «Крещендо» хорош лишь в одном случае – когда тереть уже нечего. Он отлично подстёгивал нервную систему, делал реакции молниеносными, притуплял боль и чувство усталости, но помимо этого начисто убирал страх и вызывал сильнейшую агрессию. По поводу такого негативного эффекта БСВ-16, как развитие зависимости, Палачи не беспокоились, потому как, с учётом предыдущих двух пунктов, шансов подсесть на «Крещендо» было ничтожно мало. А вот особо везучие БИВни сталкивались с проблемой привыкания в полный рост. Мало того, что искусственно взращённый организм, распробовав дьявольского коктейля, требовал ещё, так и действенная доза с каждым разом становилась всё больше. После нескольких инъекций восприимчивость БИВня здорово ослабевала и, чтобы погнать его в бой, требовалось вкатить дозу, грозящую пациенту летальным исходом. Помимо прочего, и без того неустойчивая психика БИВней стремительно расшатывалась, вплоть до полной невменяемости многократно использованных боевых единиц. Случаи нападения звероподобных солдат на своих, даже без инъекции, перестали быть редкостью. Но всё же эффект, производимый «Крещендо», настолько превосходил действие ранее применяемого эпинефрина, что командование не смогло отказаться от БСВ-16. Вместо этого оно ограничило срок службы БИВней двумя применениями. После второго «бесстрашные защитники Союза» подлежали списанию.
Об этом Глебу тоже было известно. Но тот самый единственный случай «когда терять уже нечего» маячил совсем близко, и три ампулы в аптечке тихонько говорили: «Знаешь, уж если придётся подохнуть, мы поможем сделать это с максимальным эффектом. Министерство обороны гарантирует».
Миновав траншеи и чуть углубившись в застройку, Глеб отыскал ранее запримеченное пятиэтажное здание – одно из самых высоких в округе – и, перешагнув растяжку, поднялся наверх. Снайпера на месте не оказалось. Смекнув, что оборона смята, боец невидимого фронта спешно ретировался. Напоминанием о его недавнем присутствии остались лишь грязный матрас, россыпь стреляных гильз да куча дерьма в углу. Глеб досадливо сплюнул. Помимо возможности поквитаться за Новака уплыла из рук и перспектива – пусть призрачная – разжиться необходимой электроникой, или хотя бы архаичными бумажными картами. Первоначальный план стал безальтернативным. Глеб перетащил матрас к стене и уселся так, чтобы был виден вход с лестницы и усеянное трупами поле по ту сторону раскуроченного оконного проёма. Теперь осталось только ждать.
Ожидание было недолгим. Минут через двадцать возле холма поднялись клубы пыли. Мотострелки двигались тремя колоннами, во главе каждой из которых шёл гусеничный монстр – П-9 «Цитадель», в войсках ласково именуемый «мама». Семьдесят две тонны устрашающего сплава крепкой брони, сверхнадёжных агрегатов, тысячесильного дизеля и огромного клиновидного отвала, способного прокладывать новые улицы, если этим не озаботились нерадивые строители штурмуемых населённых пунктов. Почти неуязвимое, при должном прикрытии, стальное чудовище было, пожалуй, самой многофункциональной машиной, несмотря на практически полное отсутствие вооружения, если не считать роторного пулемёта на крыше. «Маму» нежно любили как инженеры, так и штурмовики. Расчистка завалов и противотанковых заграждений; снос зданий, в том числе и занятых противником; возведение укреплений; использование в качестве движущегося щита для пехоты; эвакуация бронетехники; разминирование. Казалось, нет задачи непосильной для неё. Вот и сейчас «мамы» прокладывали путь наступающим частям, измельчая трупы штрафников минными тралами. Молотящие с бешеной скоростью цепи превращали тела буквально в пыль, оседающую на отвалах слоем бурой грязи. Глеб порадовался, что спустил Новака на дно воронки, прежде чем уйти. Оставалась небольшая надежда, что похоронные команды не обратят внимания на отсутствие шевронов и отправят тело штурмовика в крематорий, а не оставят дожидаться падальщиков. Как нельзя кстати оживились оставшиеся снайпера, давая утилизаторам повод поработать.
Выстрел грохнул слева. Трудно было определить, насколько далеко находился стрелок. Судя по низкому гулкому звуку, били из крупнокалиберной винтовки. Одна из крохотных фигурок, семенящих за «мамой» вывалилась из построения. Грохнул ещё выстрел, но на сей раз лишь выбил сноп искр из отвала путепрокладчика. И ещё – опять мимо цели. Где-то справа, еле пробиваясь сквозь отголоски крупного калибра, дважды хлопнул пистолет. Секунд на десять всё смолкло. А потом со стороны холма донёсся будто громовой раскат, и здание, облюбованное Глебом, тряхнуло так, что на голову посыпались куски подвесного потолка. Снаружи обзор заволокло пылью. В носу защипало от запаха выгоревшего тротила.
Глеб спрятал монокль, опасаясь, что случайный отблеск даст целеуказателям новый ориентир для координации огня артиллерии. А потом и вовсе решил покинуть столь удобное для снайперской позиции здание, дабы не искушать судьбу. Он спустился вниз и, отыскав проулок, миновал две соседние улицы. Невысокая – по большей части в два-три этажа – застройка была словно создана для обороны. Маленькие окна, плоские крыши, путаный лабиринт улочек. Если бы защитники Эр-Рияда не страдали от острой нехватки личного состава, его окраины превратились бы в ад для пехоты Союза. Но блокада, артобстрелы и затяжные позиционные бои сильно сократили число обороняющихся.
Проходя мимо одного из ничем не примечательных двухэтажных зданий, Глеб услышал тихий голос и остановился, подняв автомат.
Говорили внутри. К первому голосу присоединился второй. Но разобрать о чём шёл разговор, или, хотя бы, на каком языке, было невозможно. Располагавшийся в двух метрах над землёй оконный проём не позволял разглядеть ничего, кроме облупившегося потолка и части стены. Глеб нащупал в подсумке гранату и уже сунул большой палец в кольцо чеки, но передумал. Уж если бить, так наверняка. Он вернул ладонь под ствол автомата и шагнул внутрь. Под ногой захрустела отвалившаяся со стен штукатурка. Приглушённый разговор в глубине здания стих. Глеб беззвучно чертыхнулся, но продолжил двигаться вперёд.
«Идиот, - ругал он себя, шагая всё дальше в пыльную темноту. – Накой хер ты сюда полез? Начнётся пальба – свои же засекут и накроют артиллерией, или с беспилотника. Свои? Какие к чёрту свои?! Идиот ты! Идиот».
Коридор сворачивал вправо. Глеб остановился возле угла и прислушался. По ту сторону стены явно кто-то был. Буквально в метре. Глеб слышал тяжёлое дыхание. Чьи-то руки нервно перехватывали оружие, заставляя его издавать металлический лязг.
«Стена тонкая, - подумал Глеб, замерев, будто статуя. – Легко пробью. И они могут. Нет, нельзя. Уйти? Бесшумно не выйдет. Вот дерьмо».
Он очень медленно, стараясь не издавать ни единого звука, присел и наклонил голову вбок, подальше от вероятной линии огня. Попытка вспомнить подходящую случаю фразу по-арабски ничего кроме «мир вам» не принесла, и Глеб решил положиться на знание противником русского:
- Не стреляйте, - громко произнёс он, готовый разрядить свой СГК-5 в цель, если та не внемлет совету.
- Назови себя, - раздалось за стеной после секундной паузы, и голос показался Глебу знакомым.
- Глеб Глен, батальон «Дирлевангер», - отчеканил он на чистом рефлексе, о чём сразу же пожалел, вспомнив, что линия фронта теперь с обеих сторон.
- Глен?! – воодушевлённо вскрикнули за стеной. – Быть не может! Ух! Это Сафронов. Не стреляй, я выхожу.
Сафронов медленно показался из-за угла, держа руки поднятыми.
- Ты здесь не один? – спросил Глеб, встав и выдохнув с явным облегчением.
- С Радичем. Его подстрелили.
- Серьёзно?
- Пойдём, сам увидишь, - Сафронов опустил руки и вернулся в комнату. – Вот, - указал он в сторону сидящего на полу, привалившись к стене, сослуживца. У противоположной стены лежал труп в коричневой униформе и разгрузке с карманами под винтовочные магазины.
Правая нога Радича была распрямлена и перетянута жгутом выше колена.
- Здорово, командир, - полушёпотом поприветствовал он Глеба. – Херовые дела, да? Где Новак?
- Мёртв.
- Чёрт… И Шлугер тоже.