Я знала, что не должна была оплакивать смерть Чарльза. Но от этого я только заводилась. Или больше походило на то, что меня бумерангом отбросило назад. И теперь я чувствовала, что нахожусь снова на краю бездны, от которого с трудом уползла несколько месяцев назад. Меня охватило непреодолимое желание наклонится вперед всего на сантиметр и погрузиться с головой в её спокойную темноту. Мысль покинуть разуму мое тело, была заманчивой. И мне не придется ничего разгребать из того, что твориться вокруг. Кто-то присел на кровать, но я спрятала лицо в подушку. Откуда-то сверху раздался любящий голос Винсента.
— Все нормально, Кейт. Я знаю как это тяжело, видеть нечто вроде этого, и я хотел, чтобы ты не видела. Ты просто должна помнить, что это не взаправду — смерть и для неё была причина. Чарльз спас жизнь маленькому мальчику, в замен отдав свою собственную. На время.
Его слова влетали мне в уши, но не задерживались в моем разуме. Я не могла разобрать, что он говорит. Это всё просто не вязалась с тем, чему меня когда-либо учили или с моим жизненным опытом. Я не могла взять и отключить свои чувства, зная, что кого-то покалечило лодочным мотором — даже, если он был только «временно» мертвым.
— А Чарльз… начала я.
— Все в порядке, тело Чарльза вернули в его комнату. Через несколько дней он будет в отличной форме. Шарлотта сейчас тоже в порядке, раз она вернула его сюда, обратно домой и может наблюдать за его выздоровлением. — Он замолчал. — Ты единственная, за кого я беспокоюсь.
Я пыталась осмыслить и принять для себя то, что я видела и то, что он сказал, но внутри меня всё этому противилось. Я отстранилась от Винсента и вытащила свою руку из его руки. Я не могла взглянуть на него.
— Как ты можешь так жить? — спросила я наконец, дрожащим голосом.
— Ну, у меня было много времени, чтобы привыкнуть к этому, — сказал он, закусывая нижнюю губу.
— Вот именно как долго? — мой голос казался пустым.
Я знала, что Винсент что-то утаивает от меня по каким-то причинам, но меня возмущало, что я так мола знаю о нём.
— Ты хочешь услышать всё сейчас? — спросил он, вздохнув.
— Я должна услышать это сейчас же, — ответила я тихо.
— Я родился в 1924.
Я подсчитала.
— Тебе восемьдесят семь.
— Нет, мне девятнадцать. Я умер в 1942, когда мне было восемнадцать. Прошел год, когда я погиб, спасая кого-то, поэтому сейчас мне девятнадцать. А самое большие, мне было двадцать три. Я никогда не был женат. У меня никогда не было детей. Со мной никогда не происходило ничего, что заставило меня ощущать себя старше, чем мой нынешний возраст.
— Но ты видел, как прошли восемьдесят лет. У тебя было восемьдесят семь лет жизни.
— И это ты называешь жизнью, — сказал он, качая головой.
— Но это альтернатива.
— Я должен быть кем-то вроде ангела-хранителя с желанием погибнуть, а взамен я получаю некий вариант бессмертия.
В его голосе слышался оттенок горечи. Может сожаления. Он попытался улыбнуться, а затем с мольбой посмотрел на меня.
— Пожалуйста, Кейт. Может достаточно правды на сегодня? Для тебя и так был достаточно тяжелый день, и без моих научно-фантастических рассказов, который могут тебя расстроить.
Я кивнула. Он пропустил свои пальцы сквозь мои волосы и заправил одну прядь мне за ухо. Я вздрогнула от его прикосновения.
— Кейт, в чём дело? Пожалуйста, скажи мне.
Мои мысли метались в разные стороны. Наконец, я посмотрела прямо на него, заставляя себя быть решительной, чтобы сказать эти трудные слова.
— Я должна быть честной. Я никогда не влюблялась так прежде. Я никогда… Я подняла глаза к потолку, для того, найти хоть что-нибудь, что мне поможет набраться мужества и продолжить, ничего не найдя, я глубоко вздохнула, прежде чем встретиться с ним взглядом. У меня никогда не было такого сильного чувства к кому бы то ни было. И если я позволю себе сохранить эти чувства к тебе…
Лицо Винсента было спокойно, но в глаза были полны отчаяния, пока он ждал приговора, которое, он понимал, обязательно последует.
Я заставила себя продолжить.
— Я не могу представить, как переживать то, что произошло сегодня, постоянно. А когда настанет твоя очередь, все будет только хуже. Я не смогу спокойно смотреть как ты снова и снова умираешь. Это слишком сильно напоминает мне смерть родителей.
Я задыхалась от своих слов и начала плакать, а Винсент подошел ко мне, но я вытянула руку, останавливая его.
— Если бы я в итоге полюбила тебя, то я не смогла бы так жить. В вечной агонии. Понимания, что ты воскреснешь, или как там это называется, может оказаться недостаточно, чтобы снова и снова переживать твою смерть. Ты не можешь просить меня об этом. Я не смогу так жить.
Я резко поднялась на ноги и, утирая слёзы, побрела к двери. Он проследовал за мной, тихо прошел по коридору в прихожую и неподвижно встал, как я взяла свою куртку со скамейки и начала бороться с дверной ручкой. Винсент открыл для меня дверь и, положив руки на мои плечи, осторожно развернул меня к себе.
— Кейт, пожалуйста, взгляни на меня.
Я не могла поднять свои глаза и посмотреть ему в лицо.
— Я понимаю, — сказал он.
Наконец, я подняла глаза и посмотрела ему прямо в глаза.
Его глаза были холодными. Пустыми.
— Прости за ту боль, которую я причинил тебе, — прошептал он, и сбросил руку с моего плеча.
Я развернулась и пошла, пока у меня всё ещё оставались силы уйти от него, а когда ворота за мной захлопнулись я побежала.
Глава 22
Я добралась до своей комнаты, не увидевшись ни с бабушкой и дедушкой или с Джорджией по дороге, и заперлась у себя. Я свернулась калачиком в углу кровати, время, казалось, остановилось. Я чувствовала, как меня разрывает между уверенностью, что я всё сделала правильно, и мучительным сомнением, что в течение десяти минут я разрушила малейшие шансы, которые, возможно, имели надежду на светлое будущие. На любовь.
Хотя я знала его не долго, я чувствовала, что если всё продолжалось, я бы влюбилась в Винсента. В этом не было никаких сомнений. И если это принять за отправную точку, я понимала, что это не был всего лишь легкомысленный романчик. Мое сердце было бы уничтожено. Я была в этом уверена.
И испытывая всё это к нему, я не могла рисковать, с болью смотреть, как его неоднократно ранят, убивают или даже уничтожают. Он говорил, что это возможно: его бессмертие имеет свои ограничения.
Потеряв маму с папой, я отказываюсь терять кого-нибудь еще из тех, кого люблю. Старое изречение звучало уже по-другому. Оно должно было звучать так: лучше не любить совсем, чем полюбить и потерять любовь. Я сделала всё правильно, успокаивала я себя. Так почему я чувствую, что совершила самую большую ошибку в своей жизни?
Я закуталась в одеяло коконом и медленно погрузилась глубже в свои страдания. Я позволила боли, поглотить меня. Я это заслужила. Мне не следовало никогда открываться.
Спустя несколько часов, постучала Мами, сказав, что пора ужинать. Какое-то мгновение я успокаивала свой голос, а потом прокричала,
— Мами, я не голодна. — Спасибо! — через несколько минут послышался тихий стук в дверь.
— Можно нам войти? — послышался голос Джорджии с другой стороны, и не, дожидаясь ответа, моя сестра с бабушкой зашли на цыпочках в мою комнату.
Сев по обе стороны от меня они обняли меня и ждали.
— Всё из-за мамы с папой? — наконец спросила Джорджия.
— Нет, на этот раз дело не в маме с папой, — пробормотала я, усмехнувшись, — во всяком случае не только в маме с папой.
— Из-за Винсента? — спросила она.
Я со слезами на глазах кивнула.
— Он… Винсент, — я почувствовала, как Мами с Джорджией переглядываются поверх моей головы, — сделал нечто, что причинило тебе боль? — сказала Мами, пробегая пальцами вверх и вниз вдоль моей спины.
— Нет, это была я. Я просто не могу…
Как я смогу им всё объяснить? Что я не могу позволить себе быть рядом с ним. Это было слишком рискованно.
— Я понимаю, о чём ты говоришь, — сказала Джорджия. — Ты просто боишься кого-нибудь снова полюбить. Вдруг они тоже исчезнут.
Я положила голову Мами на плечо и вздохнула,
— Всё очень сложно.
Приглаживая мои волосы рукой, и поцеловав меня в макушку, она спокойно ответила, — Это всегда сложно.
— Я купила груду романов на английском в книжном магазине, а теперь они нашли прибежище в темной пещере моей спальни, сказала Мами, — пока я была все выходные в зимней спячке.
Она всё поняла и после того, как оставила блюдо с водой, чаем, фруктами и разными видами сыров и печенья на моем туалетном столике, оставила меня в покое.
Я провела оставшуюся часть дня, погрузившись в чужую историю. В редкие мгновения, когда я откладывала книгу, моя собственная боль возвращалась и обжигающе ранила. У меня было такое ощущение, что я являюсь мишенью циркового метателя ножей.
Если я ни о чем не думала, то могла избежать поражения лезвием, пролетавших со свистом в моей голове.
Время от времени я проваливалась в сон, но тут же просыпалась, от мучительных снов, которые в мгновение растворялись, не оставив и следа.
Я не могла заставить себя иногда не оглядываться, интересно, вдруг я увидела бы Винсента, притаившегося в тени. Приходил ли он посмотреть на меня, когда был парящим? — думала я. Я знала, он мог парить вокруг моей комнаты при всех. А может и нет. Может для него, это был как раз тот случай, когда «с глаз долой из сердца вон» и мой выплеск эмоции был достаточно эффектным, чтобы остановить его от попыток увидеть меня снова.
Именно этого я хочу, — говорила я себе. Разве нет? Если я позволю себе думать, это будет конец. Так что я отключила мозг, и отдала бразды правления телу, без вмешательства разума.
В целом казалось, что я справилась с поставленной задачей. Я не могла жить без него.
Я была замкнутой. Так сказать, самодостаточной… Может быть, я не была счастлива, но я не была печальной. Я была просто… здесь.