– Мам, прекрати скандалить!
Линн села на край кровати, обхватила голову Кейтлин.
– Милая, дай мне, пожалуйста, разобраться.
– Ты говоришь обо мне как о слабоумной. Я тоже переживаю! Разве не видишь? Переживаю не меньше тебя – даже больше, – но что толку злиться?
– Ты вообще понимаешь, что говорит эта стерва?! – вдруг взорвалась Линн. – Отправляет тебя домой умирать!
– Не разыгрывай драму.
– Ничего я не разыгрываю! Скажите, когда будет новая печень?!
– Не стану вводить вас в заблуждение, называя точное время.
– Речь идет о сутках? О неделе? О месяце?
Шерли Линсел пожала плечами, слабо улыбнулась.
– Скажу честно – не знаю. Мы считали, что нам повезло так быстро получить эту печень. Донор – с виду здоровый тридцатилетний мужчина, а на поверку вышло, что у него были проблемы либо с алкоголем, либо с питанием.
– И в другой раз может выйти такая же хреновина?
Координатор улыбнулась, стараясь умиротворить Линн и подбодрить Кейтлин.
– У нас очень хорошие показатели. Я уверена, все будет в полном порядке.
– Хорошие показатели? – повторила Линн. – Что это значит?
– Мам! – воскликнула Кейтлин.
Линн продолжала:
– То есть у вас хорошие показатели по сравнению со средними по стране? У вас умирает всего девятнадцать процентов, не дождавшись очереди, а по всей стране двадцать? Мне все известно о национальном здравоохранении и о вашей дерьмовой статистике. – Она заплакала. – Вы рискуете жизнью моей дочери, обеспечивая старику-алкоголику несколько лишних месяцев, потому что это подкрепляет статистику? Так или нет?
– Мы не боги, миссис Беккет. Не можем сказать, что у кого-то больше прав на жизнь, потому что он молод, заботится о себе, ведет здоровый образ жизни. Мы не судим. Делаем все возможное, чтобы помочь каждому. Иногда приходится принимать нелегкие решения.
Линн прожгла ее взглядом. Никогда не испытывала ни к кому такой ненависти, как сейчас к этой женщине. Даже не скажешь, говорит ли она правду или вешает лапшу на уши. Может, какой-то богатый олигарх с больным ребенком сделал больнице пожертвование, чтобы Кейтлин вышвырнули, а его дитя спасли? Или тут прикрываются грязные делишки?
– В самом деле? – усмехнулась она. – Нелегкие решения? Скажите, Шерли, вы когда-нибудь проводили бессонную ночь, принимая трудное решение?
Координатор, сохраняя спокойствие, мягко ответила:
– Я глубоко беспокоюсь о каждом пациенте, миссис Беккет. Каждый вечер возвращаюсь домой, унося с собой их проблемы.
Линн поняла, что она говорит правду.
– Ладно. Тогда ответьте – вы только что сказали, что Кейтлин сделали бы трансплантацию, если бы печень была здоровой, поскольку она стояла первой в списке подходящих реципиентов. Положение может измениться? В любую минуту?
– Список уточняется на еженедельных совещаниях, – сказала Шерли Линсел.
– Значит, может измениться на следующем? Если в него внесут того, кто, по вашей оценке, нуждается больше, чем Кейтлин?
– К сожалению, это возможно.
– Замечательно! – снова вскипела Линн. – Вы как расстрельная команда, да? Еженедельно решаете, кому жить, а кому умереть. Одновременно спускаете курок, а у одного оружие не заряжено, там холостой патрон. Пациенты умирают, и никто из вас, черт возьми, не считает себя виноватым!
49
Симона лежала на смотровой кушетке в одном халате. Доктор Николаи, серьезный приятный мужчина лет сорока, наложил ей на руку манжету тонометра, воткнул стетоскоп в уши, принялся накачивать резиновую грушу, пока манжета не затянулась натуго. Посмотрел на шкалу, через несколько секунд выпустил воздух, кивнул – все отлично.
Рядом стояла женщина, назвавшаяся Марлен. Красивая, на взгляд Симоны. В гладком черном замшевом пальто, отделанном мехом, легком розовом пуловере, модных джинсах, черных кожаных сапогах. Светлые, вьющиеся волосы каскадом падают на плечи, пахнет чудесными духами. Симона ее полюбила, поверила. Ромео оценил правильно. Надежная женщина, добрая, ласковая. Своей матери Симона не помнит, но, если бы довелось выбирать, остановилась бы на такой, как Марлен.
– Теперь возьмем немного крови, – сказал доктор, беря в руки шприц.
Симона со страхом посмотрела на него.
– Ничего, не бойся, – сказала Марлен.
– Что вы делаете? – У Симоны перехватило горло.
– Проводим полное обследование, хотим убедиться, что ты здорова. Отправка в Англию дорого стоит. Надо раздобыть тебе паспорт, а это непросто – ведь у тебя нет документов. Если ты нездорова, тебе не разрешат там работать.
Симона отпрянула от иглы.
– Нет! – прошептала она. – Нет!..
– Все в порядке, милочка!
– Где Ромео?
– За дверью. Ему делают такие же анализы. Хочешь, чтобы он зашел?
Она кивнула.
Марлен открыла дверь, вошел Ромео. Глаза-блюдца стали еще шире при виде Симоны в халате.
– Что они делают? – спросила у него Симона.
– Ничего, – кивнул Ромео. – Не больно. Мы должны пройти медицинский осмотр.
Симона взвизгнула, почувствовав укол, и в ужасе наблюдала, как доктор медленно, ровно втягивает в шприц темно-красную кровь.
– Нам нужны свидетельства для въезда в страну, – объяснил Ромео.
– Больно…
Через несколько секунд шприц наполнился, доктор вытащил иглу, положил шприц на стол, прижал к ранке антисептическую салфетку, подержал, заклеил место укола пластырем.
– Вот и все! – объявил он.
– Уже можно идти? – спросила Симона.
– Конечно, – кивнула Марлен. – Будете в том же месте?
– Да, – ответил за обоих Ромео.
– Если нам повезет, и анализы будут хорошие, я за вами приеду. Можешь одеваться. Точно решила насчет Англии? Действительно хочешь поехать, моя дорогая?
– Вы найдете для меня работу? Для меня и Ромео? И квартиру в Лондоне?
– Хорошую работу, отличную квартиру. Вам понравится.
Симона взглянула на Ромео за подтверждением. Он пожал плечами, кивнул.
– Да, – сказала она. – Хочу.
– Хорошо, – улыбнулась Марлен и чмокнула ее в лоб.
– Когда поедем? – спросил Ромео.
– Если медицинские показатели хорошие, то скоро.
– Когда?
– Когда бы ты хотел?
– А Валерия сможет с нами поехать?
– Мать ребенка?
Он кивнул.
– Пока невозможно. Может, попозже, когда вы устроитесь, удастся что-нибудь придумать.
– Она хочет с нами, – сказала Симона.
– Нельзя, – ответила немка. – Не сейчас. Если хотите остаться с ней здесь, в Бухаресте, скажите.
Симона лихорадочно затрясла головой:
– Нет!..
Ромео тоже замотал головой.
На следующее утро в Берлине Марлен Хартман ответила на телефонный звонок доктора Николаи из Бухареста. Группа крови Симоны – AB отрицательная. Она с улыбкой записала детали – хорошо иметь в запасе редкую группу крови. Наверняка все органы будут очень быстро пристроены.
50
Во вторник после утреннего инструктажа по операции «Нептун» Рой Грейс поехал на встречу с Элисон Воспер. Хотя в конце года ее сменил главный суперинтендент из Йоркшира Питер Ригг, о котором пока мало что известно, полномочия Элисон продлятся еще несколько недель, и она не отменяет обычных еженедельных личных докладов Роя о ходе следствия по наиболее крупным делам. К его удивлению и облегчению, сегодня Элисон находилась в непривычно мирном настроении. Спокойно выслушала и отпустила уже через несколько минут.
Вернувшись в свой кабинет, он сосредоточился на расследовании. И тут в дверь постучали, вошел Норман Поттинг, распространяя зловоние застоявшегося табака. Наверняка сделал за дверью последние две-три затяжки из трубки.
– Есть минуточка, Рой? – спросил он с неразборчивым деревенским выговором.
Грейс жестом предложил садиться.
Устроившись в кресле перед письменным столом и звучно рыгнув чесноком, Поттинг начал:
– У меня есть кое-какие мысли насчет Румынии. Кое-что, о чем я не стал рассказывать при всех.
– Давай. – Грейс с любопытством взглянул на сержанта.
– Ну, я как бы хочу срезать угол. Знаю, мы отправили снимки зубов, отпечатки и образцы ДНК в Интерпол, но нам-то известно, сколько эти бумажные крысы будут тянуть с результатом.
Грейс усмехнулся. Интерпол – хорошая организация, но в Бюро действительно полно офицеров, прикованных к конторским столам, которые надеются на сотрудничество с полицией других стран и редко выходят из жестких временных рамок.
– Прождем три недели как минимум, – продолжал Поттинг. – Я еще пошарил в Сети. В Бухаресте тысячи уличных ребятишек ведут запредельную жизнь. Если, предположим, наши жертвы бездомные, то они вряд ли хоть раз заходили к дантисту, а если их не арестовывали, то в архивах нет ни отпечатков, ни ДНК.
Грейс согласно кивнул.
– В Хендоне я учился с одним парнем, Йеном Тиллингом. Мы оба в то время были молоденькими констеблями. Ну, закорешились, не теряли связи. Он пошел в Столичную полицию,[18] потом его перевели в Кент. Дорос до инспектора. Коротко говоря, лет семнадцать назад его парнишка погиб в мотоциклетной аварии. Жизнь вразнос пошла, брак распался, Йен раньше времени вышел в отставку. Решил заняться чем-нибудь совсем другим – ну, есть такой синдром: извлечь из случившегося хоть какой-нибудь смысл, делать что-нибудь полезное. Вот он и поехал в Румынию, открыл приют, начал работать с уличными ребятишками. Я с ним в последний раз разговаривал лет пять назад, сразу после своего развода. – Поттинг горько улыбнулся. – Бывает такое: слетаешь с катушек, лезешь в адресную книгу, обзваниваешь старых приятелей.
Рой Грейс никогда так не делал, однако кивнул.
– Его как раз тогда наградили медалью за эти дела, он чертовски гордился. Думаю, неплохо было бы с ним связаться. Прицел, конечно, дальний, а вдруг он нам сумеет помочь?
Грейс задумался. В последние годы в полиции крепнет бюрократия, почти на каждый случай издается инструкция. Шагнуть в сторону рискованно, любое отклонение без всяких сомнений приведет к конфликту с новым главным констеблем. С другой стороны, Норман Поттинг прав – можно неделями ждать ответа из Интерпола, причем скорее всего отрицательного. Сколько между тем появится трупов? Вдобавок утешает, что упомянутый Йен Тиллинг – бывший офицер полиции, значит, не подведет.