[112] Соотношение по общим потерям сторон в операции составит 7:1 (1000:145) не в нашу пользу, а безвозвратные потери наших войск превысят немецкие в 23 раза (855,1:37,5).
Правомерно ли говорить при таком соотношении о тяжелом поражении войск фон Бока? На самом деле тогда произошел срыв немецких планов взятия Москвы, а вместе с ним – и провал блицкрига. Это событие само по себе имеет достаточно большое историческое значение и вовсе не нуждается в необоснованном приукрашивании.
Основную часть советских потерь составили воины, пропавшие без вести. Не все они погибли, некоторые рассеялись по окрестным лесам или осели в небольших деревушках. Многие из них были мобилизованы зимой 1942 г. войсками генералов Белова и Ефремова, действовавшими южнее Вязьмы, или позднее, когда районы Смоленской и Брянской областей были освобождены от врага.
Но все же большая их часть оказалась в плену. Следует отметить, что пленных и трофеи немцы начали брать с первого дня операции «Тайфун». Отдел разведки и контрразведки группы армий «Центр» ежедневно и скрупулезно вел подсчет количества пленных и трофеев, захваченных армиями. По 9 октября включительно, то есть задолго до того, как им удалось ликвидировать «котлы», немцы захватили более 151 тыс. пленных (см. таблицу 4).
Таблица 4
Количество пленных и трофеев, захваченных войсками ГА «Центр» в ходе операции «Тайфун» (по немецким данным)[113]
Примечание автора: Сведения не полны в связи с отсутствием большей части донесений от 2-й ТА.
Количество пленных и трофеев резко возросло с ликвидацией «котла» под Вязьмой. Из донесения группы армий «Центр» за 14.10.41:
«…Противник, окруженный войсками 4-й и 9-й армий западнее Вязьмы, полностью уничтожен. Четыре советские армии в составе 40 стрелковых и 10 танковых дивизий или уничтожены, или пленены.
По предварительным подсчетам, взято в плен свыше 500 000 человек, захвачено 3000 орудий, 800 танков, много другой военной техники…»[114].
Надо сказать, что среди этих людей были не только красноармейцы и их командиры. Немецкое командование включало в состав военнопленных сотрудников партийных и советских органов, а также мужчин призывного возраста, отходивших вместе с отступавшими и попавшими в окружение войсками. На этот счет войскам было отдало соответствующее указание:
«…необходимо задерживать не только русских солдат, но и вообще всех мужчин в возрасте от 16 до 50 лет и направлять их в лагеря для военнопленных. Гражданских лиц, задержанных с оружием в руках или при проведении актов саботажа, немедленно расстреливать»[115].
Однако в ходе боев на окружение и при преследовании частям вермахта было не до гражданских лиц – все решали быстрота маневра и стремление как можно скорее высвободить войска, задействованные при ликвидации «котлов», для развития наступления на Москву. Это можно проследить по ежедневным докладам немецких войск. Тем более что в это время у немцев и так не хватало сил для конвоирования военнопленных. Не следует также преувеличивать количество гражданских лиц призывного возраста в районах окружения. В значительной мере этот контингент был уже выбран в ходе мобилизации. Так, согласно справке Смоленского обкома от 15 сентября 1941 г., с территории области было призвано в Красную Армию 153 тыс. чел.[116]. Кроме того, согласно Директиве ГШКА № орг/2/524678 от 08.07.41, в первой и второй декадах июля 1941 г. при угрозе оккупации осуществлялся отвод ресурсов из угрожаемых районов на восток, начиная от новобранцев вплоть до лиц 1891 г. рождения[117].
Кстати, когда наши войска перешли границу Третьего рейха, 3 февраля 1945 г. Постановлением ГКО соответствующим фронтам предписывалось провести очередную мобилизацию немецкого гражданского населения (уже на территории Германии). Мобилизовать надлежало «всех годных к физическому труду и способных носить оружие немцев-мужчин в возрасте от 17 до 50 лет»[118]. Но подробнее об этом в соответствующем месте.
По немецким данным, за первые две декады октября на Восточном фронте был захвачен 787 961 пленный (в том числе 4253 офицера)[119]. Количество пленных и трофеев резко возросло по мере зачистки противником захваченной советской территории и к 31 октября достигло 1 037 778 чел. (5184 офицера)[120]. Конечно, нельзя полностью исключать, что объявленное немцами число военнопленных несколько завышено. Но на сколько именно – сказать трудно. Это могло произойти за счет случаев двойного учета при изменении подчиненности соединений и передаче данных в вышестоящие инстанции (одни и те же люди учитывались несколько раз), а также своеобразного «соревнования» между командующими и командирами (кто больше пленных возьмет). Но, даже с учетом поправки на некоторое преувеличение немцами своих успехов, количество взятых ими под Вязьмой и Брянском советских военнопленных никак не вписывается в данные Г.Ф. Кривошеева. Таким образом, их опровергает информация с обеих сторон.
Тем не менее и здесь нашлось много желающих напрочь отбросить результаты исследований ученых, специально изучавших эту операцию. Несколько более взвешенную позицию занял известный специалист по «котлам» А.В. Исаев. Но и он, доказав с цифрами в руках, что «заявленная коллективом Кривошеева цифра в 310 240 человек потерь[121] за весь оборонительный период выглядит заниженной», тут же выразил сомнения относительно данных Б.И. Невзорова и С.Н. Михалева об огромных потерях трех фронтов в операции:
«…С другой стороны, столь же надуманными представляются оценки советских потерь в миллион человек и более. Эта цифра получена простым вычитанием из общей численности войск двух (или даже трех) фронтов численности занявших укрепления на Можайской линии (90–95 тыс. человек). Следует помнить, что из 16 объединений трех фронтов 4 армии (22-я и 29-я Западного фронта, 31-я и 33-я Резервного) и опергруппа Брянского фронта смогли избежать окружения и полного разгрома. Они просто оказались вне немецких «клещей». Их численность составляла примерно 265 тыс. человек. Часть тыловых подразделений также имела возможность уйти на восток и избежать уничтожения. Отсечены от «котлов» прорывами немецких танковых групп были также ряд подразделений 30-й, 43-й и 50-й армий. Ряд подразделений из состава 3-й и 13-й армий Брянского фронта отходили в полосу соседнего Юго-Западного фронта (ему эти армии и были в итоге переданы). Прорыв не был таким уж редким явлением. Из состава 13-й армии организованно вышли из окружения 10 тыс. человек, из состава 20-й армии – 5 тыс. человек, по данным на 17 октября 1941 г.»[122].
Откуда Исаев взял тезис о «простом вычитании» – не понятно. При вычитании из численности трех фронтов их потери намного бы превысили бы убыль в миллион человек (1 250–90 = 1160 тыс.). При вычитании из численности Западного и Резервного фронтов их потери составили бы не менее 916 тыс. (1006–90 = 916). Но так никто и не считал.
Установлено, что к 10 октября Можайская линия обороны занималась силами всего четырех стрелковых дивизий (316-й, 32-й, 312-й и 110-й сд), а также отрядами курсантов различных военных училищ, тремя запасными стрелковыми полками и пятью пулеметными батальонами. По неполным данным, их численность составляла немногим более 62 тыс. чел. В самый критический момент (в последней декаде октября) в распоряжении советского командования для защиты Москвы на этом оборонительном рубеже от Московского моря до Калуги (230 км) в составе четырех армий оставалось всего 90 тыс. чел.[123] Но при чем здесь войска фронтов, оборона которых была прорвана? Кроме 110-й сд из состава 31-й армии численностью 6 тыс. чел., это были войска, переброшенные с других направлений и из глубины страны, а также сводные отряды военных училищ и вновь сформированные части Московского гарнизона.
По данным Г.Ф. Кривошеева, три фронта за 67 суток боев потеряли чуть больше половины первоначального своего состава. На минуту согласимся с ним и предположим, что за первые две-три недели октября они потеряли не менее двух третей от общих потерь за оборонительную операцию, то есть порядка 440–450 тыс. чел. Тогда в составе войск, избежавших окружения и гибели, осталось бы не менее 800 тыс. чел. При таком раскладе обстановка на московском направлении не приняла бы столь угрожающий характер.
В статье А.В. Исаев сделал вывод:
«Одним словом, даже расчетные 800 тыс. человек разницы между начальной численностью Западного, Резервного и Брянского фронтов и численностью оставшихся вне «котлов» войск не дают нам однозначной цифры потерь»[124].
Они и не должны давать «однозначную цифру», так как оставшиеся вне окружения войска также несли потери в течение операции (нельзя сводить все только к «котлам»). Что касается избежавших окружения и полного разгрома 22-й и 29-й армий Западного фронта, 31-й и 33-й Резервного, то их численность к началу операции составляла 242 тыс. чел., а не 256[125]. При этом 126-я сд 22-й армии попала в окружение севернее Ржева, а 247-я сд 31-й армии – севернее Сычевки. Остальные соединения этих армий при отходе также несли потери, особенно дивизии московского ополчения. Так, в семи бывших ополченских дивизиях, избежавших «больших котлов» (остальные пять дивизий попали в окружение и в связи с большими потерями были расформированы), из 77 255 бойцов и командиров за две недели боев в строю осталось, по неполным данным, примерно 13 тыс., то есть 17 %