– Ралус Вандербут! Именем императора приказываю вам следовать за нами!
Ралус сжал мое плечо и прошептал:
– Беги, Уна, прямо сию секунду беги и не оглядывайся. Ищи Хранителя, расскажи ему все.
Он подтолкнул меня, и я побежала изо всех сил. Стражники вроде бы зашумели и даже бросились за мной, а командир скомандовал:
– Отставить!
Я хотела оглянуться, но будто услышала в голове голос Ралуса: «Беги!» Тяжелый мешок с сыром, книгой и веретеном бил меня по спине, и я упала в зарослях полыни. У меня кончилось дыхание, а голос мой снова пропал. Мы в холмах, в холмах, язык которых – тишина, и я не смогу рассказать Хранителю ничего! Я приподняла голову и увидела, как Ралус сам садится на коня, которого ему подвели, кивает стражникам и они трогаются в путь. Медленно и чинно. Пленники так не ездят.
Я встала и побрела следом, прячась в зарослях полыни.
Что они с ним сделают? Ралус помогал островам. Да, его там не любили, он вандербут, но его там знали как человека, который сможет достать нужное лекарство, или привезти мешок угля замерзающей семье, или даже семена, которые точно взойдут. И ничего не попросит взамен, искупая вину своего отца, своего деда, всего своего рода. Да, он был сыном императора, но он помогал островам, как мог. Неужели его казнят, как казнили отца Эльмара? Неужели не пожалеют?
Я шла целый день, уходя все дальше от островов, от больных, которым нужна помощь. По краю холмов, вдоль моря, потом мимо каменной стены. Я быстро отстала, но шла по следам, оставленным лошадьми в серой пыли бездорожья. Я шла без отдыха весь день и всю ночь и на рассвете набрела на их лагерь. Все было тихо, но у потухшего костра сидел недремлющий часовой, и я осталась наблюдать за ними из зарослей полыни.
Незаметно для себя я уснула, а когда проснулась, они уже собирали лагерь, тушили костер. Стражников было пятеро, и Ралус среди них. Он ни с кем не разговаривал, но вел себя странно: не убегал, не пытался спорить, он будто бы был командиром своих конвоиров, я видела, что все обращались с ним очень почтительно, но следили за ним неусыпно, ни на секунду не оставляя без присмотра. Я хотела вырвать из книги Паты страницу, написать на ней записку Ралусу, но побоялась, что ее перехватят. Поэтому, когда они снова тронулись в путь, я опять пошла за ними, прячась в высокой траве и кустарниках, неслышимая и невидимая.
Они шли пустынными дорогами, выбирали заброшенные тракты, узкие лесные тропы. Они не торопились, но все же я не могла их догнать, если отдыхала. Я шла и днем и ночью, я останавливалась лишь попить и бросить в рот горсть ягод да откусить кусок сыра, который хотела отдать Хранителю. Я шла по их следам, но на третий день все-таки потерялась.
Куда мне идти теперь, что делать? Вокруг лишь пустые поля, бесконечная степь, поросшая колючим кустарником да травой, невысокие холмы на горизонте. Куда, в какую сторону повезли Ралуса?
Я скинула с плеч мешок, достала книгу. Пата говорила, что она всегда отвечает на самые важные вопросы. Я спросила:
– В какую сторону мне идти, чтобы найти Ралуса?
И открыла книгу. Она была пуста. Даже картинка, где я держу веретено, исчезла. Чистые страницы, как в тетрадях, которые старик с Веретена исписывал мелкими буквами каждый день. Для чего он писал? Никому не нужны были эти его записи! Но, может, ему было так легче? Выплескивать на бумагу свои сомнения, страхи, свою любовь, все то, что пугает, тревожит, радует, не дает покоя? Я полистала книгу. А может, это и не книга вовсе, а тоже – тетрадь? Тетрадь, в которой нужно писать, задавать вопросы, искать свой путь?
Я нашла чернилку – траву, что всегда растет у дорог, у нее ярко-зеленый цвет. Я размяла траву в руках, обмакнула в сок кончик пера моей Птицы. Что волнует меня больше всего?
«Где мне найти Ралуса?» – написала я на первой странице книги. Получилось криво и косо, с тех пор как Элоис научила меня выводить буквы, я редко упражнялась, но книга поняла. И ответила!
На странице прямо под моим вопросом всплыли слова:
«Другой берег озера Тун всегда тот, куда ты очень хочешь попасть, нужно только поплыть».
Что бы это значило? Ралус на озере Тун? Я поежилась, вспомнив его ледяные неподвижные воды, почесала шрам на левом запястье, что остался после нашей прошлой встречи. Да, наверное, Ралус мог быть там. Но как мне найти озеро Тун?
Я написала этот вопрос в книге.
«Река Беркил берет свое начало в озере Тун», – ответила она.
Я снова спросила у книги:
«Где мне искать реку Беркил?»
«Тот, кто слушать умеет, различит шум воды среди шороха степной травы и листвы деревьев», – был мне ответ.
Я сложила книгу и перо в мешок, вытерла руки о траву. На ладонях теперь долго будут темные пятна от чернилки. Прислушалась. Да, река Беркил очень разговорчивая, ее было слышно издалека. Я иду со стороны моря, Беркил берет свое начало в озере Тун. Значит, мне надо отыскать ее и всегда идти по берегу против течения реки, и я его найду.
Надо просто идти.
Я шла очень долго, пока не вышла на берег реки, заросший плакучими ивами, желтыми сейчас, в начале осени. Там я с наслаждением искупалась, съела последний кусочек сыра и запила его речной водой, а потом уснула под деревьями, подложив под голову Патин мешок. Река пела мне, что если я встану с первыми лучами солнца, то вечером выйду к озеру Тун.
Река не соврала. Озеро блеснуло своей ледяной, будто стеклянной водой. Ралуса и его конвоиров здесь не было. Я села на берегу, развязала мешок, достала книгу и перо, сорвала чернилку, намяла ее, обмакнула перо в зеленый сок и написала на чистой странице: «Мне нужно попасть туда, где Ралус».
И книга ответила снова:
«Другой берег озера Тун всегда тот, куда ты очень хочешь попасть, нужно только поплыть». Я долго всматривалась в надпись, потом – в лицо озера, стараясь разглядеть другой берег, но он терялся в дымке, и я понимала, что не смогу его увидеть. Такое уж это озеро – другой его берег может быть где угодно.
Я завязала мешок потуже, боясь, как бы вода не испортила книгу, вдохнула поглубже и вошла в ледяную воду. У меня сразу заломило все кости, резкой болью отозвался шрам на запястье, а потом я увидела, как с середины озера прямо на меня идет огромная волна. Я зажмурилась и представила лицо Ралуса: мне нужно туда, где он.
Я летела в бесконечном ледяном тумане, я снова была одна, на Веретене, мой старик лежал под грудой камней, он умер, и больше в этом мире нет никого. Я замерзну и умру тоже. Прямо сейчас. Вдруг над моим ухом раздалась песня Паты:
Вертись, скачи, да всё по камушкам.
Да все камушки станут травушкой,
Станет травушкой каждый камушек.
А следом – птичий клекот, меня обдало ветром, и в тот же миг я увидела свою Птицу, она летела совсем рядом. Я успела схватить ее за ноги, и Птица вынесла меня из ледяного морока на свет.
Народ Хофоларии
Все мое тело болело, а на левом запястье появился новый белый шрам. Он был не такой искривленный, да и болел не так сильно, как первый. Одежда на мне была сухая, сумка тоже. Я не успела оглядеться как следует, чтобы поздороваться с Птицей и поблагодарить ее, как мне зажали рот, обхватили за плечи и потащили куда-то.
Сначала я подумала, что это посланники императора, что я попалась. Но меня приволокли в тесную хижину, сложенную из камней и с обваленной крышей, увитой плющом, усадили на земляной пол, и надо мной склонилась рыжеволосая девушка в простом свободном платье. Она приложила палец к губам и прошептала:
– Говори шепотом. Закричишь – Санди убьет тебя. Кто ты? Как здесь оказалась? Куда идешь?
– Я Уна, я иду… я ищу своего отца. Его забрали люди императора.
Хватка того, кто держал мне руки за спиной, ослабла, но девушка крикнула шепотом:
– Нет, Санди! Она может быть их шпионом!
– Я не шпион!
– Тихо!
Все замолчали, прислушиваясь. Тишина звенела вокруг нас. Наконец девушка заговорила, и ее голос был не громче шороха травы:
– Вчера вечером сюда пожаловали имперские стражники. С ними был мужчина не в форме. Это твой отец?
– Да.
– Ну, так он не связан, не избит, он идет с ними по своей воле.
Я покачала головой. Эта девушка наблюдательна, и, похоже, у нее железный характер, но она не знает Ралуса, не знает имперских стражников.
– Они его заставили. Я была с ним, когда они его схватили и сказали что-то… «волей императора» или как-то так. Он велел мне бежать и прятаться, но…
– Но ты, конечно, потащилась за ним, – проворчал за моей спиной мужской голос, и меня наконец отпустили.
– Санди, – укоризненно покачала головой девушка.
Но Санди встал передо мной, высокий, синеглазый, и я воскликнула:
– Ты Санди! Внук Элоис!
Когда я жила у лодочницы Элоис, я не общалась с семьей ее сына, но часто наблюдала за ними и всех знала в лицо. А уж красивого Санди запомнить было несложно. Санди нахмурился.
– Погоди, я же тебя знаю… ты гостила тайком у бабушки прошлой осенью!
– Да!
Они отошли от меня в глубину хижины и долго совещались. Говорили они на другом языке, на языке этих гор, узких тропинок, травы, чистых ручьев и озер, камней и цветов, растущих на них. Еще чуть-чуть, и я смогу понимать этот язык.
– Ладно, – сказала девушка, – но нам все равно надо предупредить Тинбо и остальных.
– Перед рассветом я пойду к ним, а вы останетесь здесь, – кивнул Санди.
– Может, лучше попросить Джангли?
– Нет, Тайрин, он слишком… крупноват для этого. И ты же помнишь, кому он раньше служил. Не будем рисковать.
– Он предан мне! А если поймают тебя…
– Они пришли не за нами. Они не знают, что мы здесь.
– Но почему они не поехали обычной дорогой, по главному тракту? Почему через горы?
– Может, так короче? Может, дело в ее отце? Мы не знаем, кто он и зачем его везут к императору. Может, это должно остаться в секрете от всех вообще?