Голос Ралуса вывел меня из оцепенения.
– Уна! – позвал он, и из травы вспорхнули две птицы.
– Уна! – прокатилось эхом по пустоши.
– Уна! – застучало у меня в висках.
Он взял меня за руку, выпалил:
– Семь прях да благословят тебя, девочка! Острова спасены! Они спасены, Уна, ты снимешь с них проклятие! Нужно всего-то простить, понимаешь? И все! Столько лет…
– Четырнадцать, – прошептала я, но Ралус меня не слышал.
– Я думал, нам придется высушить море и перевернуть мир, но надо только простить, Уна!
– Простить? – Я оттолкнула его руку и напомнила: – Они убили меня! И мою маму!
Ралус сразу успокоился. Лицо его сделалось строгим и печальным, но оставалось при этом решительным.
– Да. А мой брат убил моего лучшего друга и сводного брата. И я ношу сейчас имя братоубийцы, притворяюсь им, терплю все эти взгляды, полные страха, и я знаю, ради чего: чтобы выжили Книта, Сольта, Ида и Эльмар. Чтобы выжили Лурда и ее дочери. Чтобы выжили сотни людей, которых ты даже не знаешь и которые не знают тебя. Если еще не поздно.
Его последние слова наполнили меня холодом. «Если еще не поздно…» Как давно мы покинули острова? Что там творится сейчас? Живы ли Эльмар и малышка Ида? А Книта и Сольта?
– Я не умею прощать, – проговорила я. – Не знаю, как это делать. Я никогда не пробовала.
Ралус снова взял меня за руки и сказал:
– Я тоже не очень-то умею. Так и не научился за всю жизнь. Но мы спросим у Рэллы, у Барви, у Луры, мы будем спрашивать у всех подряд. Кто-то должен знать. Мы спасем их, Уна. Спасем острова.
Я не заметила, как из дома вышли Си и Лура. Я вглядывалась в пустошь и думала о словах Ралуса, о том, что может быть поздно. Очнулась от вопроса Луры:
– Что дальше?
Ралус положил руку мне на плечо и ответил не сразу. Он тоже смотрел в бесцветный горизонт, думал и молчал.
– Ралус, – поторопил его Лура, нервно оглядываясь на дверь дома.
– Умом я понимаю, – сказал Ралус, – что надо ехать во дворец. Но Уна и есть тот младенец, которого убили жители островов, но который чудом выжил. И сердце подсказывает мне, что надо искать кого-то, кто поможет Уне пройти этот обряд прощения, или как он там называется. Кого-то, кто научит ее. Но где искать и кого, я не знаю.
Теперь все смотрели на меня, а я опустила голову, чтобы не видеть их лиц. Наши лошади нетерпеливо фыркали. Им тоже не нравилось это место.
– Может быть, Тшула сможет помочь? – спросила Си осторожно.
– Тшула? Кто она?
– Я сама не знаю, но слышала от атуанцев в Риле, что есть такая… ммм… ведунья или волшебница. Они очень почитают ее, хотя многие говорят, что она – выдумка и сказка.
– Атуанцы, – проговорил Лура и кивнул. – Да, вполне может быть. Их верования очень… как бы это сказать… они восхваляют жизнь и процветание, а весь их культ направлен на…
– Где нам ее найти? – перебил Ралус.
– Наверное, в Атунском лесу. Вряд ли она живет в Риле. Я бы знал.
– Тогда поедем в Атунский лес. Хорошо, Уна?
Я кивнула. Си благодарно и с облегчением улыбнулась, и мы двинулись в путь.
Мы отъехали не так далеко от башни, когда я оглянулась и разглядела в верхнем окне силуэт колдуна. Он стоял, а за его спиной маячила темная тень, похожая на высокую старуху в черном плаще.
Си
Взгляд колдуна жег мне спину, и боль от него расползалась по пояснице, перетекала в живот. Меня будто резали ножом. Я легла на шею лошади в надежде, что станет легче, но она сердито фыркала, дергалась, будто хотела меня сбросить, будто я ей больше не нравилась.
На краю пустоши Ралус приказал остановиться. Была уже ночь, и мы все сильно устали. Боль в животе поутихла, я с удовольствием растянулась на спине, смотрела на звездное небо. Тело мое стало тяжелым и вязким, и я испугалась: вдруг колдун заколдовал меня? Вдруг я выгляжу уже не как Уна, а как какая-нибудь жаба? Я посмотрела на свои руки. Нет, они были такими же, как всегда. Да и все остальные смотрели на меня как обычно.
– Уна, передай мне хлеб.
– Тебе налить еще похлебки?
– Завернись в плащ получше, ночью будет холодно…
Скоро все уснули, и тогда я привстала с места. Еще во время ужина я заметила, что моя нижняя юбка намокла. Я боялась пошевелиться, не зная, чего ждать. На Скользящей Выдре много всяких больных было, и совсем беспомощных, тех, кто ходил под себя, тоже. Но я не беспомощна! Почему же из меня льется вода? Она – красная.
Я не сразу поняла, что это кровь. От ужаса я не знала, как поступить, я не могла найти рану и не могла понять, кто мог нанести ее мне. Может, это месть колдуна? Но что я ему сделала? Я отошла от костра, спряталась в чахлых кустах, скатала из глины лепешку и залепила место, из которого шла кровь. Опять вспомнила маму.
Когда я жила у Литы, она рассказывала мне, как рожают детенышей козы и собаки, она часто помогала им, если козлята или щенки застревали и не могли родиться сами. Я ни разу не видела, как это происходит, но, слушая рассказ того рыбака, легко представила, откуда у моей мамы шла кровь, пока ее тащили через Окаём. Но почему у меня сейчас так же? Ведь я никого не родила!
Резкая боль внизу живота опять скрутила меня, и я упала в пыльную траву, обхватив себя руками. Может, я теперь умру?
– Уна…
Си позвала меня тихо и встревоженно. Она нашла меня по следу.
– Уна, ты в порядке? Уна…
Ловкие пальцы Си ощупали меня, приподняли юбку платья, она выдохнула, вроде бы даже с облегчением, потом спросила ворчливо:
– Почему ты не подготовилась?
Я лежала на земле, все так же скрючившись. Живот отпустило, но страх и стыд не давали мне поднять голову, посмотреть на Си. Я не понимала, чего стыжусь, но запах моей крови был неприятный, мне не хотелось, чтобы хоть кто-то был со мной в эту минуту. Си приподняла меня и попыталась заглянуть в глаза. Я была словно окаменевший тролль и только отворачивала лицо.
– Уна! – голос Си вдруг посветлел. – Ты… у тебя в первый раз?
В первый раз? А кто-то может истекать кровью много-много раз? Истекать и все-таки выжить? Я расцепила руки. Си посадила меня. Она сидела на корточках передо мной, смотрела очень ласково и улыбалась.
– Ты ничего про это не знаешь, да? – спросила она. – Никто не рассказал тебе, как взрослеют девочки?
– Взрослеют? – я еле разлепила губы.
– Да, – она опять улыбнулась. Немного снисходительно, но очень тепло. – Ты просто стала взрослая, Уна. Твое тело выросло и подало тебе знак, что теперь оно может рожать детей, быть мамой. Ой, я не имею в виду, что прямо сейчас. Но вообще, понимаешь? Когда-нибудь потом, когда ты совсем вырастешь и встретишь мужчину, которого полюбишь, и захочешь выйти за него замуж, и тогда твое тело будет готово, чтобы…
Она говорила еще что-то, но я уже не могла сосредоточиться. Перед моими глазами стоял Тинбо. Когда-нибудь я снова встречу его, я скажу ему, что теперь я взрослая, что я гожусь ему в жены, что я могу родить ему много-много детей, и они не будут одиноки… Я сглотнула, посмотрела на кровавое пятно под собой. Почему любовь и рождение идут через кровь?
Си протянула мне руку:
– Не бойся. Мы все постираем сейчас, а остальное… просто присыплем пылью, никто ничего не заметит. Потом я научу тебя, что нужно делать. Это не последний раз, Уна. Такое будет происходить примерно раз в месяц.
– Раз в месяц?! – ужаснулась я. Си тихонько рассмеялась. Почему ей весело?
Си помогла мне все прибрать, мы постирали в болотце мою юбку, я переоделась в мамино платье, а потом мы вместе разорвали на узкие полосы рубашку, в которой я была. Си дала мне свои запасные панталоны, и, пока я переодевалась, она рассказывала, как работает тело каждой здоровой женщины. Тут проснулся Ралус, спросил, почему у нас лица, будто мы затеваем вселенскую шалость, и неожиданно мы с Си рассмеялись. Мы смеялись и смеялись, просто хохотали до упаду, и в эту секунду я поняла, что у женщин есть много секретов от мужчин, маленьких тайн, которыми их одарила природа, чтобы они чувствовали свою общность, свою близость друг к другу. Я взяла руку Си и сжала ее. Она улыбнулась мне в ответ.
Лошади, вырвавшись из морока пустоши, бежали весело, и Лура сказал, что уже сегодня мы подойдем к стене Атунского леса.
– Я думала, это фигура речи, – пробормотала Си, когда в предзакатный час мы остановились у древесной стены.
Огромные неохватные стволы росли так тесно друг к другу, что смыкались в сплошную стену, и я не смогла втиснуть между ними ладонь. Пока пыталась, я почувствовала их чрезмерную наполненность, распирающую живость, пресыщенную силу и – усталость от всего этого.
– Нам точно нужно на ту сторону? – спросил Ралус, и мы с Си хором ответили:
– Да.
А потом улыбнулись друг другу.
– Как вы спелись, – буркнул Ралус и спешился.
– Может быть, где-то есть вход, – пробормотал Лура и пошел вдоль стены в одну сторону, Ралус двинулся в другую.
– Я попробую забраться, – сказала Си и ловко полезла наверх. Я засмотрелась, так красиво у нее это выходило. Но деревья устремлялись в самое небо, и даже если у Си получится, то ни я, ни Ралус с Лурой не сможем попасть туда таким способом.
«Надо их попросить пропустить нас, – поняла я. – Наверняка у деревьев тоже есть язык. Лита говорила о деревьях так, будто они были живые молчаливые великаны. Я должна услышать их язык и понять его».
Я выбрала одно из деревьев, узор его коры понравился мне больше всего. Прижалась к нему вся – животом, грудью, щекой. Дерево дышало ровно, спокойно. Я подстроилась под его дыхание. Мерное, долгое. Вдох и выдох, равный целой вечности. Я увидела древние сны дерева, его сокровенные мысли. О сочной земле, о ветках, которые сплелись с ветками других деревьев так крепко, что сквозь них не видно солнца. О верхушке, что хочет тянуться ввысь, к небу, но склоняется вниз под тяжестью наполненных семенами шишек, а шишкам некуда падать, они застревают в переплетении