ветвей. Их клюют птицы, собирают белки и бурундуки, но никто не может справиться с изобилием, которое дает эта земля. Когда-то деревья встали на защиту людей и себя, сотворили древесную стену, чтобы огонь и мечи императорской армии не добрались до сердца леса, но сегодня они задыхаются в плену выстроенных границ. «Деревьев много, а людей все меньше», – поняла я и попросила чуть-чуть древесной силы, чтобы облегчить их ношу. Я смогла поймать нить, ведущую к тайнам их древнего языка, и тогда…
Деревья будто бы вздохнули и отодвинулись друг от друга на один шаг. Меня окатила невидимая волна, я будто переполнилась воздухом и силой, тело качнулось, Ралус, который как раз вернулся, подхватил меня и прошептал:
– Как ты это сделала?
Между деревьями открылась узкая щель, в нее по очереди протиснулись и я, и Ралус, и Лура. Мы покричали Си, но она не ответила.
– Возможно, она уже там, – сказал Лура. – Я видел, она скакала по веткам, будто белка.
Лошадей пришлось оставить, проход был слишком узок для них, да и деревьям не понравилось бы, что лошади топчут их землю. Мы втроем шли по сумеречному коридору между двух стволов, а Лура все шептал без конца:
– Как тебе удалось? Это магия? Что ты сделала? У тебя были в роду хэл-марские ведьмы? А хофолары? Погоди, ты из атуанцев?
– Тихо! – велел Ралус.
Туннель закончился, мы вышли на поляну, затененную кронами деревьев. На поляне стояли люди. У каждого в руках, даже у старух, была палка. Они кольцом окружали Си.
Тшула
– Э-е-е-ей! – закричал Лура и бросился к Си.
Он хотел растолкать людей с палками, встать рядом с ней, но ему не дали, оттеснили и угрожающе выставили вперед свои дубины.
– Прекратите! – выкрикнул Ралус. – Мы просто хотим поговорить!
На его крик обернулись все, и я видела, как меняется выражение их лиц: недоумение, невозможность поверить, растерянность, страх, ужас.
А потом они преклонили колена.
Сначала один из них, самый высокий, с солнечной головой, потом остальные: старики, женщины, мужчины – все! Они смотрели на Ралуса с ужасом, которого я еще никогда не встречала. Ралус был принцем Вандербутом. Они могли ничегошеньки не знать о болезни императора, но лицо полководца Ронула, жестокого и непобедимого, наследника престола, его алый сюртук с вышитыми золотом гербами говорили сами за себя.
Мне стало их жаль.
Их окружали всесильные деревья, а они тряслись от страха перед одним-единственным человеком. Да, он мог привести к стене армию, но сейчас-то он сам по себе и еле-еле попал сюда! Мне было тяжело дышать, этот лес давил на меня, будто каменная глыба, мысли путались, но еще тяжелее было смотреть на сильных, рослых людей, которые так безропотно готовы подчиниться человеку просто потому, что… почему? Я не могла понять. Он был не сильнее и, может быть, не умнее их, он не умел сам колдовать, он не мог причинить им вреда… Меня подташнивало.
– Встаньте с колен, – устало сказал Ралус. – Я пришел не воевать с вами, а поговорить.
Самый высокий человек чуть приподнял свою солнечную голову, столкнулся с Ралусом взглядами и опустил глаза. Си и Лура подошли к нам.
– Позвольте мне, Ваше Императорское Высочество? – звонко спросила Си, и Ралус, поморщившись, кивнул. – Люди Атунского леса! Мы не хотим вам зла и обещаем, что не потревожим ваше уединение. Мы ищем женщину по имени Тшула. Мы знаем, что она живет среди вас.
Пожалуй, короткая речь Си вызвала среди атуанцев еще большее смятение, чем появление наследника императора. Они встали с колен. Они подняли свои палки. По их глазам я прочла, что они готовы забить нас этими палками до смерти, лишь бы не выдать Тшулу, даже если под их стенами стоит императорская армия и лес будет сожжен дотла. Мы попятились. Ралус попытался их успокоить:
– Атуанцы! Я, наследник императора Вандербута, приказываю вам остановиться!
Они его будто и не услышали. Они двигались на нас, и из-за их отчаянья, страха, горя я не могла разобрать язык, на котором они думали, а деревья молчали, словно враз онемев.
– Лура, что нам делать? – еле слышно спросил Ралус.
– Молиться всем богам, которых ты еще не прогневил, – мрачно ответил Лура.
Си взяла меня за одну руку, Ралус за другую.
– Уна, – сказал он, – я прикрою тебя, а ты беги, беги со всех сил, договорись с деревьями, уходи отсюда как можно скорее и…
Что-то изменилось в воздухе леса, он будто стал свежее. Повеял легкий ветер, он разомкнул огненный обруч, сжимавший мою голову, и я увидела, как на поляну выходит женщина. Она была огромная, словно дерево, и такая же нерушимо спокойная. Проходя мимо атуанцев, она опустила палку одного из них, и все остальные опустили их сами. Она подошла к нам очень близко, присела на корточки перед Си и улыбнулась.
– Я видела тебя во сне! – воскликнула Си.
– Нет, – сказала огромная женщина. – Это я приходила к тебе во сне. Не знала, с кем еще поговорить, чтобы меня услышали.
Она повернула ко мне голову. У нее были зеленые глаза. Заглянув в них, я вспомнила поляну на своем острове, осенью на ней поспевали красные ягоды, но весной она зеленела таким же ярким цветом.
– Тебе трудно, маленькая пряха. Нечем дышать, – сказала Тшула и положила ладонь мне на голову. Сразу стало легче.
Тшула посмотрела на атуанцев:
– Они пришли ко мне. Поселите их в доме Той, что меняет лица, и принимайте как дорогих гостей.
А потом она снова повернулась к нам и спросила Си:
– Ты нашла ее?
– Нет, но Уна знает, где искать.
Нас поселили в доме, тесном, но уютном. Солнечноголовый растопил очаг, принес целый котел вкусного густого супа.
– Это Бунгва, – сказала Тшула. – Он глава атуанского народа.
Бунгва поклонился нам и ушел. А Тшула осталась, она смотрела, как мы ели, и слушала, что мы рассказывали. Особенно внимательно – про то, как император узнал имена Тайрин и Литы и что с ним стало потом.
– Столкнулись две воли – твоя и императора. И ты оказалась сильнее, – сказала Тшула. – Я думаю, что он не выживет, Уна.
– Я не хотела его убивать! Я только хотела, чтобы он больше не лез в мои мысли!
– О нет, его убила не ты! Его убил страх. Его собственный страх, что есть кто-то сильнее и могущественнее его, кто-то, с кем он не в силах совладать.
Тшула посмотрела на Ралуса, потом на Си.
– Хорошо, что вы пришли ко мне. Я помогу Уне пройти обряд прощения, а вы поможете мне найти Тайрин.
Лура пожал плечами:
– Ее не надо искать, мы знаем, где она, но она не покинет свою Хофоларию.
– Она ушла отсюда с нашим человеком.
– Он погиб, – вздохнула Си. – Когда их схватили и отправили в тюрьму, Тайрин хотели расстрелять, потому что думали, что она ведьма, но ваш человек заслонил Тайрин от пуль, спас ее.
Тшула прикрыла глаза. Ей было больно. Я услышала, как в лесу поднялся ветер и много листьев оторвалось от веток, закружилось между деревьями. Где-то раздался женский плач. Порыв ветра заглушил его.
– Он любил ее, – прошептала Тшула. – Он встал бы между нею и пулями снова и снова. Мы его не забудем.
Тшула достала из рукава большой черный клубок и бросила его в огонь. Запахло паленой шерстью. Лура закашлял.
– Я так ждала их! Мое ожидание было черным и тоскливым, будто пряжа знала заранее, что мне не суждено увидеть их больше…
– Ты тоже пряха? – спросил потрясенный Ралус.
Тшула помедлила с ответом, посмотрела на меня, на Си, наконец сказала:
– Я не должна была ею становиться. Но когда одна из настоящих прях закрутила свою нить так, что та запуталась, завязалась узлами, и мир полетел в тартарары, послушный ее воле, мне пришлось научиться прясть, чтобы держать веретено за нее.
– Вы говорите о сбрендившей пряхе из Суэка? – спросила Си.
– Да, о ней. Ты знаешь ее?
– Нет, но моя подруга, Кьяра, знает.
– Похоже, ты дружишь с целым миром, – проворчал Лура. Си не обратила внимания на его слова.
– Кьяра говорит, что сбрендившая пряха сгорела вместе со своим храмом, – сказала она.
– О нет, это вряд ли, – грустно улыбнулась Тшула, наклонилась и подняла с порога горсть желтой хвои. Через минуту у нее в руке вертелось веретено, струилась между пальцами желтая нить. – Я бы почувствовала.
– У вас хорошо получается, – сказала Си.
– Да, теперь уже да. Но я пряха поневоле, а хуже этого только быть… как ты сказала? Сбрендившая пряха? Да, хуже только это. Я люблю деревья больше, чем людей, я понимаю их, знаю, чувствую. Я пряду сейчас, потому что, кроме меня, некому. И мне нужна Тайрин.
– Вы думаете, она сможет сменить вас? – спросил Ралус.
– Тайрин? О да, конечно! В этой девочке дремлет невероятная сила, – она улыбнулась мне. – В каждой из нас. Весь вопрос только в том, готовы ли мы ею воспользоваться, захотим ли.
Пока Си обдумывала эти слова, я сказала:
– Тайрин не захочет вернуться сюда. Она хочет жить в Хофоларии, это ее страна.
– Я знаю. Она не захочет вернуться сюда без Далвы, а я не могу выйти отсюда, не могу оставить свои деревья. Но кто же научит ее прясть?
– Разве нельзя научиться самой?
– Разве ты смогла сама?
Я вспомнила руки Паты, ее легкие движения, почти неуловимые, когда она черпала рассветный воздух, чтобы вплести его в свою пряжу. Нет, я бы не смогла. Тшула заговорила вновь:
– Мы должны передавать знания, передавать тому, кто захочет их взять. Нельзя жадничать.
Она глянула на притихшую Си:
– Хочешь, я научу тебя?
– Меня? Нет, я же не пряха. Я следопыт, мое дело – дороги, – рассеянно сказала Си.
Она явно размышляла о чем-то таком, что было для нее важнее Тшулы и всех прях мира.
– Иногда, – улыбнулась Тшула, – мы просто не разрешаем думать о себе как-то иначе, чем привыкли. И если честно, твое дело вовсе не дороги, а люди.
Си не ответила, будто не услышала, а я подумала, что уже второй человек принимает ее за пряху. А вдруг они правы?
Я не успела как следует подумать об этом, как заговорил Ралус: