«Не сопротивляйся, и боли не будет. Я понял, что ты нашел Тарасова. Расслабься».
И снова висок будто проткнули спицей, мир взорвался осколками, и воцарилась темнота, посреди которой висел Наган. А потом он заметил вдалеке светящуюся точку, и его потащило к ней. Примерно так описывают и показывают в фильмах клиническую смерть. Он и рад бы зацепиться, но стены воронки, куда его затягивало, идеально гладкие.
Точка превратилась в прямоугольник, прямоугольник — в комнату, залитую яркими светом, где на белом золоченом троне восседает царь. Нет — господь Бог этой реальности Гос, в миру Антон Краско.
И вдруг Нагана будто молотом ударили под дых, искры посыпались из глаз, и его потащило назад.
«Прекрати сопротивление», — звучал в голове голос Краско, но теперь в нем слышались панические нотки.
Второй удар в грудь отправил Нагана в небытие.
В себя он пришел на полу, лежащим лицом вверх и глядящим на тускло мерцающий камень стен. Получилось? В мыслях царила тишина, голос Краско стих. Тарасова рядом не наблюдалось — наверное, где-то прячется, наблюдает из-за угла. Самозарядный арбалет он, естественно, забрал.
Некстати пришли мысли о его настоящем теле. Оно, наверное, корчится в агонии, скоро отомрут нейроны и наступит смерть. И он никогда не увидит Яну. Его даже не похоронят, по-тихому закопают где-нибудь в лесу, что сейчас казалось возмутительным.
Да, он обрел бессмертие и пополнил пантеон богов Ундервельта, но потерял смысл жизни.
— Тарвит-Тарасов, — позвал он. — Вроде бы я это я…
В соседнем помещении застонали, звонко шлепнула пощечина, заскребли ногти о бетон.
— Нет, не позво…О…ооо…
Тем же голосом, но с другими интонациями возразили:
— Гори ты в аду… Изыйди!
— Вот и изойдешь…
Ругнувшись, Наган, покачиваясь, вышел из комнаты. Его самозарядный арбалет валялся на полу. В коридоре Тарасов боролся сам с собой. Его ломало, он хватал себя за горло, ноги несли его прочь, а руки держались за дверной косяк — сознания Тарвита и Тарасова сцепились в смертной битве за право обладать телом и, очевидно, привнести в мир какую-то свою идею…
Тарвит в очередной раз дернулся, долбанулся виском о дверной косяк, покатился по полу, бешено вращая глазами, поднялся по стене, со стороны это выглядело как одержимость бесами. Наган понял, что если не вмешаться, он сам себя прикончит, рванул к нему, схватил за горло и встряхнул:
— Отставить истерику!
Вращающиеся глаза остановились на нем, но осознанности в них не прибавилось, пришлось сжимать пальцы. Боль и удушье немного отрезвили пленника, он упал на пол и прохрипел:
— Он хочет оборвать… здесь! Это не тот стиратель! Нужно в замок Госа.
Наган сел на корточки. Ясно: Тарасов решил рискнуть и сделать обрыв не там, где планировалось изначально. Тарвит воспротивится. Времени в обрез, потому что альтернативного источника энергии хватит хорошо если на полчаса…
Стены мигнули, воцарилась темнота. Они засветились снова, но уже тусклее.
— Отнеси меня к стирателю, — выпучил глаза Тарасов.
— Надо действовать наверняка, — перебил его Тарвит.
Наган схватил его под мышки, и в этот момент стемнело окончательно. Тарвит-Тарасов смолк, вслед за Наганом вышел на первый этаж зиккурата, куда сквозь распахнутые ворота пробивался свет с улицы.
Наган прищурился, разглядывая парня, и сделал вывод, что сейчас перед ним Тарасов. Когда телом управлял он, у него опускались уголки губ, он втягивал голову в плечи и взгляд делался свинцовым.
— Чем докажешь, что ты Нагорный, а не болванка? — пробормотал он.
Неожиданный сюжетный поворот!
— У твоей Карины как минимум четвертый размер…
— Тьфу! Черти б ее побрали…
— Как докажу? Никак. Ты ж информацию проверить не сможешь. Разве что поступком своим: зачем мне вмешиваться в ваш… эээ… внутренний конфликт? Так что вопрос доверия.
Тарвит, которому на вид было не больше двадцати пяти и еще не сошла юношеская округлость черт лица, по-стариковски крякнул и проворчал:
— Первая тюремная заповедь — не верь, и она истинная. С доверием у меня туго, но придется сделать вид, что все в порядке.
— Знаешь, Виктор, ты тоже доверия не внушаешь, мягко говоря.
Наган выглянул из зиккурата: на улице бывшие сумеречные сбились в кучу, а их под прицелом держали лучники и арбалетчики, пока остальные грабили Цитадель. Не время суетиться, нужно все хорошенько обдумать, и Наган шагнул назад, обернулся и спросил:
— Что у нас по плану? Куда движемся, что делаем?
Тарасов на пару секунд завис, затем лицо его потеплело — вернулся Тарвит.
— Предлагаю оборвать связь Ундервельта с материнской реальностью, — сказал он. — Это самый безопасный вариант развития событий для мира. Нам надо в замке Госа посадить меня в такое же кресло, в котором сидел ты. Виктор против, ему больше хочется уничтожить нас.
«И мне», — подумал Наган, но промолчал.
Лицо Тарвита искривилось, и он проворчал:
— Лишний риск и никакого результата. Нет гарантии, что Ундервельт будет существовать отдельно от породившей его реальности. Он может, первое — просто исчезнуть. Второе — одна реальность наложится на другую, и произойдет катастро… О…ооо…
— Он сам не верит в этот вариант, — ненадолго прорвался Тарвит.
— Исчезни, цифра! Не перебивай. Третье: Ундервельт будет жить, но и тут вариантов множество: замкнутая, развивающаяся, злокачественная реально…О…ооо…
Снова вклинился Тарвит:
— При обрыве Виктор вернется в реал, а тело достанется мне, так что моя заинтересованность налицо…О…ооо.
— Лет ит би… — проговорил Наган, на него навалилась апатия, и любой вариант его устроил бы, но с Тарвитом ему сотрудничать нравилось больше, чем с Тарасовым. — Понял. Идем в Замок, отрезаем Ундервельт от реала. Я готов.
— Ты ничего не понял! — возопил Тарасов. — Так связь с реалом оборвется навсегда! А иначе можно было бы подыскать тебе новое тело…
— И было там одно слово: «если». Ни времени, ни условий у нас нет. Между жизнью и небытием я выбираю первое.
— Двое против одного, — подтвердил Тарвит. — Значит, идем к Госу, проводим обрыв, Краско больше не сможет подселять сознания и заставлять людей исполнять свою волю, и Виктор без труда прижмет его в реале. Как вам план?
— Валяйте, — Тарасов махнул рукой и исчез, Наган надеялся, надолго.
Он заставлял себя вовлечься в процесс спасения новорожденного мира, чтоб не думать о Яне, и поверхностный анализ проблемы породил множество вопросов, и Наган озвучил мысли:
— Надо полагать, времени у нас немного. Краско — бог этого мира, не постеснялся себя Госом назвать. Он накодил мне самозаряжающийся арбалет, почему бы не создать что помощнее? Я к тому, что работать надо быстро, ему ничего не стоит нарушить собственноручно созданные законы и прихлопнуть нас всех, пусть мир и сопротивляется.
— Замок Госа хорошо охраняется, его штурмом не возьмешь, наверное, если весь Ундервельт поднимешь, — говорил Тарвит, поглядывая на улицу. — Но сейчас Краско не набрал полной силы — раз. Он знает, что Тарасов, способный уничтожить его мир, здесь, и будет стремиться его ликвидировать. Теперь, подозреваю, без стирателя. Замурует нас туда, откуда нет выхода.
— С каждым днем он сильнее, — размышлял вслух Наган, прохаживаясь туда-сюда. — Но и мы будет усиливаться, если начнем объединять разумных Ундервельта против него.
— У нас на это уйдет больше времени, мы проиграем. Сам же сказал, что Краско бог, а теперь благодаря тебе его ничто не сдерживает.
— Значит, надо действовать хитростью…
— Угу, надо, — проворчал Тарасов. — Этому телу желательно бы поспать хотя бы два часа, а то мозг отрубается.
— Цитадель небезопасна, — отрезал Наган. — На месте Краско я бы в первую очередь искал тебя здесь. Кстати, насчет отдыха предложение дельное, я сам больше суток не сплю.
После сумерек Цитадели солнце слепило, но Наган быстро к свету. Золотые лучи-иглы пронзали слоистый туман.
Тарвит-Тарасов запрокинул голову и указал на кружащегося в небе ворона:
— Смотри, это мой питомец! На самом деле он не ворона, а живой бинокль, я могу видеть, что и он. Жаль, Тарвит раньше об этом не догадался.
— Что же ты видишь? — поинтересовался Наган, он устал удивляться происходящим вокруг чудесам.
Тарасов зажмурился, запрокинув голову. Его глазные яблоки вращались под веками.
— Лес, кое-где ловушки, ничего интересного, — не открывая глаз, он хлопнул в ладоши над головой — ворона зависла, а потом спикировала к нему, уселась на плечо.
— Кар!
Почесывая ворону под клювом, Тарасов сказал:
— Ее зовут Карина. Она смертна, потому надо ее беречь. Ничто не мешало мне накодить летающее око или супербинокль, но не хотелось привлекать внимание, ворона вряд ли кого-то насторожит, их тут миллион.
— Надо полагать, у Краско есть что-то аналогичное, — проворчал Наган, осмотрелся, но парящих птиц поблизости не обнаружил, зевнул.
Его жаждущий отдыха мозг не переставая работал над мыслью, как в сжатые сроки добраться до Замка. Карты у него не было, и он смутно представлял, сколько на это уйдет времени. И понимал, что им понадобятся союзники.
Кое-какие наметки плана в голове появились, он собрался ими поделиться, но навстречу с улицы пришел Шимон, увидел Тарвита и остановился в нерешительности, не понимая, с кем имеет дело. Прогонять двойника Ди Каприо Наган не стал: чем больше единомышленников, тем лучше.
— Покажи лучше на карте, где этот ваш замок, сколько туда идти. Надо это провернуть как можно скорее.
Лицо Тарвита разгладилось, помолодело, уголки рта поднялись, он покосился на ворону.
— Карина… Надо же. Во допекла мужа.
— Да брось, — отшутился Наган, — вдруг он просто скучает?
— Тарвит? — без уверенности спросил Шимон.
Парень шагнул к нему, похлопал по спине.
— Да. Надеюсь, скоро Виктор Тарасов вернется восвояси.
Нагану Тарвит нравился. Бескомпромиссный правдолюб, в молодости он был таким же. Ему не хотелось, чтобы из парня романтику выбили, как из него во время службы.