Рыцарь перебил рыбака, обратив его внимание на шум, как бы от мощных ударов волн о берег; он ещё раньше доносился сквозь речь старика; теперь же с возрастающей силой раздавался у самых окон хижины. Оба собеседника выскочили за дверь и при свете взошедшей луны увидели, что ручей, струившийся из леса, вышел из берегов и вода бешено несётся, увлекая в водовороте камни и древесные стволы. Словно разбуженная этим грохотом, буря прорвала густые тучи, мчавшиеся по небу; озеро ревело под ударами хлещущего ветра, деревья на косе содрогались от корней до самых верхушек и в изнеможении сгибались под бушующими волнами.
– Ундина! Боже милостивый, Ундина! – звали перепуганные мужчины. Но никто не отзывался, и тогда, уже ни о чём не думая, крича и зовя её, они бросились вон из хижины в разные стороны.
Глава третьяО том, как они нашли Ундину
Чем дольше метался Хульдбранд в ночном мраке, так никого и не находя, тем большие смятение и тревога охватывали его. Мысль о том, что Ундина – всего лишь лесной дух, с новой силой овладела им. Уже и сама коса, и хижина, и её обитатели казались ему сейчас, среди завывания волн и ветра, среди полностью преобразившейся, ещё недавно столь мирной местности, обманчиво дразнящим наваждением; но издалека по-прежнему сквозь грохот бури доносились тревожные крики рыбака, звавшего Ундину, и громкие молитвы и пение старухи. Наконец, вплотную подойдя к разлившемуся ручью, он увидел, что тот стремит свой необузданный бег наперерез таинственному лесу и коса тем самым превратилась в остров. «Боже милостивый! – подумал он. – Что, если Ундина отважилась сделать хоть шаг в этом страшном лесу, быть может, в своём смешном упрямстве, именно потому, что я не захотел рассказывать ей о нём, – а тут поток отрезал её, и она плачет одна-одинёшенька там, среди этой нечисти!» Крик ужаса вырвался у него, он стал спускаться к бурлящему потоку, цепляясь за камни и поваленные деревья, чтобы перебраться через него вброд или вплавь и броситься на поиски пропавшей девушки. Ему мерещилось, правда, всё жуткое и диковинное, что видел он ещё днём под этими стонущими и скрипящими ветвями; в особенности же высокий белый человек на другом берегу, – теперь он сразу узнал его, – ухмылявшийся и непрестанно кивавший головой. Но именно эти зловещие видения с силой погнали его вперёд, как только представилась ему Ундина, совсем одна среди них, объятая смертельным ужасом. Он уже схватил было толстый сосновый сук и, опершись на него, ступил в середину потока, пытаясь удержаться на ногах; с твёрдой решимостью он шагнул глубже, как вдруг рядом с ним раздался мелодичный голосок:
– Не верь, не верь ему! Он коварен, этот старик, этот поток!
На маленьком островке среди бурлящего потока сидела Ундина
Он узнал милый звук этого голоса, остановился как вкопанный во мраке, внезапно скрывшем лунный свет, и у него закружилась голова от вихря бурлящих волн, которые неслись вперёд, обдавая его по пояс. И всё же он не собирался отступать.
– Если ты не существуешь, если ты всего лишь мираж, я не хочу больше жить, хочу стать тенью, как ты, милая, милая Ундина! – он громко произнёс эти слова и снова шагнул в глубь потока.
– Да оглянись же, оглянись, дурачок! – послышалось вновь совсем рядом, и, глянув в ту сторону, он увидел при свете внезапно вышедшей из-за туч луны под сплетёнными ветками деревьев на маленьком островке среди бурлящего потока Ундину, со смехом прильнувшую к траве.
О, как кстати ему пришёлся теперь его сук! В несколько прыжков одолел он расстояние, отделявшее его от девушки, и очутился рядом с ней на маленьком клочке земли, надёжно заслонённом шумящей листвой вековых деревьев. Ундина слегка приподнялась, обвила руками его шею и притянула к себе на мягкую траву.
– Вот здесь ты мне всё и расскажешь, прекрасный мой друг! – шепнула она. – Здесь эти старые ворчуны не услышат нас! А этот навес из листьев наверняка уж стоит их жалкой хижины!
– Это само небо! – ответил Хульдбранд и обнял её, осыпая страстными поцелуями.
Между тем старый рыбак подошёл к берегу ручья и крикнул молодым людям:
– Эй, господин рыцарь, я приютил вас, как это принято между честными людьми, а вы тут милуетесь тайком с моей приёмной дочкой, да к тому же ещё заставляете меня тревожиться и искать её среди глубокой ночи!
– Я сам только что нашёл её, отец, – ответил рыцарь.
– Тем лучше, – сказал рыбак. – Ну а теперь не мешкая приведи-ка её сюда, на твёрдую сушу.
Но Ундина и слышать о том не хотела – уж лучше она отправится с прекрасным чужеземцем в дремучий лес, чем вернётся в хижину, где ей во всём перечат и откуда прекрасный рыцарь всё равно рано или поздно уедет. С невыразимой прелестью она запела, обнимая Хульдбранда:
Мечтая о просторе,
Волна, покинув падь,
Умчалась в сине море
И не вернётся вспять.
При звуках этой песни старый рыбак горько заплакал, но её это ничуть не тронуло. Она продолжала целовать и ласкать полюбившегося ей гостя, который наконец сказал ей:
– Ундина, если тебя не трогает горе старика, то меня оно растрогало. Пойдём к нему!
Она в изумлении раскрыла свои огромные голубые глаза и наконец произнесла медленно и неуверенно:
– Ты думаешь? Хорошо, я согласна со всем, чего ты хочешь. Но пусть этот старик сперва обещает мне, что даст тебе рассказать обо всём, что ты видел в лесу, и – ну, а остальное сладится само собой!
– Ладно, ладно, только воротись! – крикнул ей рыбак, не в силах вымолвить больше ни слова.
Рыцарь обнял девушку и перенёс её через бурлящий ручей
И он протянул ей руки через ручей и кивнул головой в знак согласия на её требование; при этом его белые волосы как-то чудно упали ему на лицо, и Хульдбранд вновь вспомнил кивавшего головой белого человека из леса. Но, отогнав от себя это наваждение, рыцарь обнял девушку и перенёс её через бурлящий ручей, отделявший островок от твёрдой суши. Старик прижал Ундину к сердцу, осыпал поцелуями и не мог наглядеться и нарадоваться на неё; появилась и старуха и тоже старалась ласками умилостивить беглянку. Никто уже и не думал упрекать её, тем более что и Ундина, забыв свой гнев, осыпала приёмных родителей нежными словами и ласками. Заря уже занималась над озером, когда они наконец пришли в себя после радостной встречи; буря утихла, птицы дружно запели на влажных ветвях. Так как Ундина всё ещё настаивала на обещанном рассказе рыцаря, старики с улыбкой покорились её желанию. Завтрак накрыли за хижиной под деревьями со стороны озера, и все уселись, радостные и довольные; Ундина, которая ни о чём другом и слышать не хотела, устроилась на земле у ног рыцаря, и Хульдбранд начал свой рассказ.
Глава четвёртаяО том, что приключилось с рыцарем в лесу
– Тому назад дней восемь приехал я в имперский город, что находится за лесом. Там как раз готовился турнир и другие рыцарские состязания. Я принял в них участие, не щадя ни коня, ни копья. И вот как-то, когда я, отдав шлем одному из моих оруженосцев, остановился у барьера, чтобы передохнуть немного от этих радостных трудов, мне бросилась в глаза прекрасная дама в богатом убранстве; она сидела на галерее и смотрела на состязания. Я спросил своего соседа, кто это, и узнал, что зовут её Бертальда и она приёмная дочь одного из самых могущественных герцогов этого края. Я заметил, что и она глядит на меня, и, как это бывает с нами, молодыми рыцарями, если поначалу я твёрдо сидел в седле, то теперь уж и подавно. Вечером я был её кавалером на танцах, и так продолжалось ежедневно до конца торжеств.
Резкая боль в свисавшей левой руке прервала речь Хульдбранда и привлекла его взгляд к больному месту. Ундина вонзила свои жемчужные зубки ему в палец, и вид у неё был при этом хмурый и недовольный. Но тут же она заглянула ему в глаза с нежностью и грустью и еле слышно прошептала:
– Вы поступили точно так же!
Потом она прикрыла лицо руками, а рыцарь, ошеломлённый и растерянный, продолжал свой рассказ:
– Эта Бертальда оказалась девушкой надменной и своенравной. На другой день она уже нравилась мне гораздо меньше, чем в первый, a на третий – ещё того меньше. Но я оставался при ней, ибо она была ко мне милостивее, чем ко всем другим рыцарям, и так получилось, что я шутя попросил у неё перчатку. «Я дам вам её, – молвила она в ответ, – если вы и только вы один расскажете мне, каков же на самом деле этот знаменитый лес, о котором бродит столько дурных толков». Не так уж нужна была мне её перчатка, но слово есть слово, и какой же рыцарь, мало-мальски наделённый честолюбием, заставит дважды просить себя пройти такой искус.
– Вы, наверное, полюбились ей? – перебила его Ундина.
– Похоже на то, – отвечал Хульдбранд.
– Ну, тогда она, должно быть, очень глупа, – со смехом воскликнула девушка. – Гнать прочь от себя того, кого любишь, да ещё в такой лес, о котором ходит худая слава! Уж от меня-то этот лес и все его тайны не дождались бы ничего подобного!
– Итак, вчера утром я отправился в путь, – продолжал рыцарь, ласково улыбнувшись Ундине. – Стволы сосен розовели в утренних лучах, ложившихся светлыми полосами на зелёную траву, а листья так весело перешёптывались, что я в душе посмеивался над людьми, которые ожидают чего-то страшного от этого мирного места. Скоро я проеду лес насквозь туда и обратно, говорил я себе, довольно улыбаясь, но не успел и оглянуться, как уже углубился в густую зеленоватую тень, а открытая прогалина позади меня исчезла из виду. Тут только мне пришло на ум, что в таком огромном лесу я легко могу заблудиться, и это и есть, пожалуй, единственная опасность, грозящая здесь путнику. Я остановился и посмотрел на солнце – оно стояло уже довольно высоко. Взглянув вверх, я увидел в ветвях могучего дуба что-то чёрное. Подумав, что это медведь, я схватился за меч; и тут вдруг оно говорит человечьим голосом, но хриплым и отвратительным: «Если бы я здесь наверху не наломал сучков, на чём бы тебя, дуралея, сегодня в полночь стали жарить?» – и ухмыльнулось и зашуршало ветвями; мой конь шарахнулся прочь и понёс меня, так что я не успел рассмотреть, что это была за чертовщина.