– Что вы мне дадите, если я добуду вам вино? Или, впрочем, можете ничего не давать, – продолжала она, – с меня хватит и того, что вы развеселитесь и не будете сидеть с такими постными лицами, как весь этот скучный день. Пойдёмте-ка со мной, лесной ручей пригнал к берегу бочку, и я не я буду, если не окажется, что в ней вино.
Мужчины пошли следом за ней и в самом деле нашли в тихой заводи у берега бочку, которая явно сулила им желанный напиток. Они поспешили вкатить её в хижину, потому что на вечернем небе уже сгущались грозовые тучи и в сумерках было видно, как вздымаются на озере белые барашки волн, словно озираясь, скоро ли на них обрушится ливень. Ундина по мере сил помогала мужчинам, а когда внезапный порыв ветра сгустил тучи над их головой, она крикнула, шутливо погрозив в сторону потемневшего неба:
– Эй, ты! Смотри не вздумай окатить нас, пока мы ещё не под крышей!
Ундина погрозила в сторону потемневшего неба: «Не вздумай окатить нас»
Старик прикрикнул на неё за такую дерзость, она же только потихоньку усмехнулась, и в самом деле, никакой беды её слова не накликали. Напротив, все трое, вопреки ожиданиям, добрались до хижины со своей добычей сухими и невредимыми, и только когда уже успели вскрыть бочку и убедиться, что она наполнена отменным вином, оглушительный ливень прорвал густые тучи, и буря налетела на верхушки деревьев и на вздымавшиеся волны озера.
Они сразу же нацедили несколько бутылок от большой бочки, а всего запаса должно было хватить на много дней; сидя у очага, они пили, шутили и чувствовали себя в безопасности от разыгравшейся непогоды. Но тут старый рыбак вдруг произнёс серьёзным тоном:
– Боже милостивый! Мы тут сидим, радуемся бесценному подарку, а тот, кому он принадлежал и у кого был отнят потоком, наверное, поплатился жизнью.
– Так уж и поплатился! – усмехнулась Ундина, подливая рыцарю вина.
Но тот сказал:
– Клянусь честью, отец, если бы только я мог разыскать и спасти его, меня не остановили бы ни опасность, ни ночной мрак. В одном могу поклясться: если когда-нибудь суждено мне вернуться в обитаемые места, то я разыщу этого человека или его наследников и дважды, трижды возмещу им это вино.
Его слова пришлись старику по душе; он одобрительно кивнул головой и с чистой совестью и в полное своё удовольствие осушил кубок. Ундина же сказала Хульдбранду:
– С возмещением и вообще с твоим золотом можешь поступать как хочешь. А вот бежать на поиски – это глупости. Я бы все глаза себе выплакала, если бы ты погиб из-за этого, да и сам ты охотнее останешься здесь со мной и с этим добрым вином, не так ли?
– Пожалуй, что так, – улыбнулся Хульдбранд.
– Ну вот, – подхватила Ундина, – значит, и вправду глупости. Своя рубашка ближе к телу, что тебе до других людей?
Хозяйка со вздохом отвернулась от неё, недовольно покачав головой, рыбаку же изменила на этот раз его обычная снисходительность, и он сурово приструнил девушку.
– Послушать тебя, так можно подумать, что тебя турки и язычники растили! – заключил он свою речь. – Господи, прости нас обоих, никудышное ты чадо!
– Уж какая уродилась, такой и останусь, кто бы ни растил и что бы вы тут ни толковали!
– Замолчи! – прикрикнул на неё рыбак, и она, несмотря на весь свой задор, пугливо съёжилась, дрожа всем телом, прижалась к Хульдбранду и еле слышно спросила:
– Ты тоже сердишься на меня, прекрасный друг?
Рыцарь сжал её нежную руку и погладил кудри. Он не мог вымолвить ни слова – его душила досада на старика за его суровость к Ундине, и вот обе пары молча сидели друг против друга в неловком замешательстве.
Глава шестаяО венчании
Внезапно тихий стук в дверь прервал наступившую тишину и испугал всех сидевших в хижине; случается ведь, что какая-нибудь неожиданная мелочь взволнует нам душу и вселит в неё ужас. А тут ещё так близко был этот проклятый лес, да и коса ведь была теперь недоступна для других людей. Все вопросительно переглянулись; стук повторился, и за ним из-за двери послышался глубокий вздох. Рыцарь потянулся было к мечу, но тут старик вымолвил тихо:
– Если это то, чего я опасаюсь, оружие нас не спасёт.
Между тем Ундина подошла к двери и крикнула недовольным и решительным тоном:
– Эй вы, духи земли, если вы вздумали безобразничать, Кюлеборн научит вас уму-разуму!
От этой странной речи ужас присутствующих ещё усилился; они со страхом поглядывали на девушку, и Хульдбранд уже отважился было спросить её, что всё это значит, когда снаружи раздался голос:
– Никакой я не дух земли, а просто дух, пока ещё обитающий в земном теле. Если вы готовы прийти ко мне на помощь, вы, там, в хижине, то отворите, во имя Господа Бога!
Ундина в эту минуту уже открыла дверь и протянула наружу руку с лампой, осветив ночной мрак, и тут они увидели на пороге старого священника, испуганно отпрянувшего от неожиданности при виде прекрасной девушки. Должно быть, он решил, что дело тут нечисто, раз из такой жалкой лачуги выходит такое прелестное создание, а посему начал громко молиться:
– Все добрые духи славят Господа, Спасителя нашего!
– Я совсем не привидение, – усмехнулась Ундина, – неужели я выгляжу так безобразно? Да к тому же вы видите, ваша молитва не спугнула меня. Я тоже кое-что слыхала о Господе и умею его славить; правда, всяк делает это на свой лад, на то он нас и сотворил. Войдите, достопочтенный отец, вы попали к добрым людям.
Священник, склонив голову и озираясь, вошёл в горницу, вид у него был вполне почтенный и благодушный. Но вода ручьями текла со складок его тёмного одеяния, с длинной белой бороды и белых кудрей. Рыбак и рыцарь увели его в соседнюю каморку и дали переодеться в сухое платье, передав женщинам в горницу для просушки его промокшую одежду. Пришелец смиренно и ласково поблагодарил их, но решительно отказался принять из рук рыцаря его сверкающий золотым шитьём плащ; он предпочёл надеть старую серую куртку рыбака. Они вернулись в горницу, старуха сразу же уступила священнику своё кресло и не успокоилась, пока он не уселся.
– Потому как, – молвила она, – вы стары, измучены, да ещё и духовного звания.
Ундина подвинула ему под ноги свою скамеечку, на которой она обычно сидела подле Хульдбранда, и вообще вела себя весьма примерно и мило, заботливо ухаживая за добрым стариком. Хульдбранд попытался шёпотом на ухо подразнить её, но она возразила серьёзным тоном:
– Ведь он слуга того, кто сотворил нас всех, этим не шутят.
Рыцарь и рыбак угостили священника едой и вином, и тот, понемногу придя в себя, принялся рассказывать, как он вчера отправился из своего монастыря, что стоит далеко за озером, в резиденцию епископа, чтобы доложить ему, в каком бедственном положении оказались из-за нынешнего небывалого наводнения монастырь и его угодья. Совершив несколько непредвиденных объездов, вызванных всё тем же наводнением, он к вечеру оказался перед разлившимся протоком озера и попытался переправиться через него с помощью двух опытных перевозчиков.
– Но только наша лодчонка коснулась воды, как разразилась ужасная буря, которая и сейчас ещё бушует у нас над головой. Волны словно только того и ждали, чтобы затеять бешеную пляску и закружить нас в своём водовороте. Они вырвали вёсла из рук моих гребцов и унесли прочь их обломки. А нас самих, беспомощных перед тёмными силами природы, несло по гребням волн к вашему дальнему берегу, который уже проглядывал в тумане и в пене струй. Челнок вертело и кидало с неистовой силой. Не знаю, он ли перевернулся, я ли вылетел из него. В смутном страхе близящейся ужасной гибели я нёсся всё вперёд, пока волна не выбросила меня сюда, под деревья, на ваш остров.
– Да уж, поистине остров! – молвил рыбак. – Ещё недавно это была коса, а теперь, когда лесной ручей и озеро совсем с ума посходили, всё у нас выглядит по-другому.
– И мне так почудилось, – заметил священник. – Когда я в темноте пробирался вдоль воды и кругом неистовствовала буря, я разглядел наконец что-то вроде протоптанной тропинки, которая терялась в водовороте, но тут я увидел свет в вашей хижине, отважился пойти на огонёк и вот благодарю Отца Небесного, который спас меня из волн и к тому же привёл к таким благочестивым людям, как вы; тем более кто знает, увижу ли я ещё когда-нибудь в сей жизни живую душу, кроме вас четверых.
– Это почему же? – спросил рыбак.
– Кто знает, сколько ещё продлится эта игра стихий, – возразил священник. – А я уже в преклонных летах. И слабый ручеёк моего земного бытия может иссякнуть и уйти под землю раньше, чем схлынет разлив лесного ручья. Да и вообще легко может случиться, что вода меж вами и лесом будет всё прибывать и отрежет вас от остальной земли, так что вам на вашей рыбачьей лодочке будет не доплыть туда и обитатели твёрдой суши и вовсе позабудут о вас в своей суете земной.
При этих словах старуха вздрогнула, перекрестилась и молвила:
– Господи помилуй!
Но рыбак, с усмешкой взглянув на неё, сказал:
– Каков, однако, человек! Ведь уж для тебя-то, дорогая жёнушка, ничего бы не изменилось. А ходила ли ты за все эти годы хоть раз дальше опушки леса? И видала ли ты других людей, кроме Ундины и меня? А теперь вот к нам пришли господин рыцарь и священник. Если мы превратимся в забытый островок, они останутся у нас. Так ты ещё будешь и в выигрыше.
– Не знаю, право, – сказала старуха, – а всё же как-то жутко становится, как подумаешь, что на веки вечные ты отрезан от других людей, даже если никогда не видел и не знавал их!
– Тогда бы ты остался у нас, остался у нас! – тихонько нараспев промурлыкала Ундина и ещё теснее прильнула к Хульдбранду. Но он весь был погружён в дивные и сокровенные видения, возникшие в его душе. С последними словами священника мир, лежащий за лесным ручьём, стал отступать всё дальше, становился всё более смутным и неясным, а цветущий остров, где он жил, всё ярче зеленел и улыбался, овладевая его душой. Невеста представала пламенеющей розой этого маленького клочка земли, да и всего света, священник был под рукой. А тут ещё хозяйка бросила на девушку сердитый взгляд за то, что та в присутствии духовного лица так тесно прижалась к любимому, и, казалось, вот-вот на неё обрушится новый поток докучливых слов и упрёков. И тогда рыцарь обернулся к священнику и молвил, неожиданно для самого себя: