– Вот так-то и живу я здесь в лесу, почтенный отец, уже много лет, хотя меня и не назовёшь отшельником в вашем смысле слова. Ибо, как сказано, покаяния я не творю, да и не больно в нём нуждаюсь. Я потому только и люблю так лес, что уж очень занятно и красиво выглядит, когда я в своём развевающемся белом платье пробиваюсь сквозь тёмную листву, а нежный луч солнца нет-нет да и скользнёт по мне и засверкает…
– Вы весьма удивительный человек, – заметил священник, – и мне хотелось бы побольше узнать о вас.
– Ну а вы-то сами кто такой, если уж на то пошло? – спросил незнакомец.
– Меня зовут патер Хайльман, – молвил священник, – из обители Святой Марии, что за озером.
– Так, так, – ответил незнакомец, – а меня зовут Кюлеборн, ну а если соблюдать учтивость, то следовало бы величать меня господин фон Кюлеборн, а не то, пожалуй, и владетельный барон фон Кюлеборн, ибо я владею всем в этом лесу, а может быть, и за его пределами. Вот, к примеру, я сейчас скажу кое-что этой молодой госпоже.
В мгновенье ока он очутился по другую руку священника, совсем рядом с Ундиной, и, вытянувшись во весь рост, шепнул ей что-то на ухо. Она испуганно отшатнулась со словами:
– Мне не о чем больше с вами говорить.
– Ого-го, – засмеялся незнакомец, – видно, шибко знатным оказался муженёк, коль ты своих родных и признавать не хочешь? Забыла, что ли, своего дядюшку Кюлеборна, который на собственной спине принёс тебя сюда?
– Но я прошу вас, – возразила Ундина, – больше не показываться мне на глаза. Теперь я боюсь вас; что, если мой муж станет сторониться меня, увидев меня в таком странном обществе, и узнает о такой родне?
– Милейшая племянница, – промолвил Кюлеборн, – прошу не забывать, что здесь я служу вам провожатым; а не то, глядите, как бы духи земли и всякая прочая нечисть не выкинули бы с вами какой-нибудь дурацкой штуки. А посему дозвольте уж сопровождать вас; кстати, этот старый священник, как видно, лучше вас запомнил меня – он только что уверял, что моё лицо кажется ему очень знакомым и что чуть ли я не был с ним в лодке, когда он упал в воду. Ну, разумеется, это и был я, – точнее, та самая волна, которая смыла его за борт и пригнала потом к берегу – прямёхонько к тебе на свадьбу.
В мгновенье ока старик очутился рядом с Ундиной
Ундина и рыцарь взглянули на патера Хайльмана; он брёл как во сне и не слышал ни слова из этого разговора. Тогда Ундина сказала Кюлеборну:
– Вот уже виден край леса. Ваша помощь нам больше не нужна, нас ничто не страшит, кроме вас. Добром прошу вас, сгиньте, отпустите нас с миром!
Кюлеборну явно пришлись эти слова не по вкусу, он скорчил отвратительную гримасу, оскалив зубы в злобной ухмылке, так что Ундина громко вскрикнула и позвала на помощь своего любимого. В мгновенье ока рыцарь очутился с другой стороны коня и занёс острый клинок над головой Кюлеборна. Но удар пришёлся по пенистой струе водопада, низвергавшегося рядом с ними с высокой скалы; с шипеньем и плеском, напоминавшим смех, он обдал их с головы до ног, так что на них места сухого не осталось. Священник промолвил, словно бы очнувшись от сна:
– Так я и думал, ведь ручей тёк всё время рядом с нами. А поначалу мне было почудилось, будто это человек и умеет говорить.
А водопад совершенно внятно прожурчал на ухо Хульдбранду:
Смелый рыцарь,
Сильный рыцарь,
Я не сержусь,
Я не гневлюсь,
Только будь верный защитник жене,
Иначе вспомнишь ты обо мне!
Через несколько шагов они вышли на опушку леса. Перед ними, сверкая в вечерних лучах, широко раскинулся вольный имперский город, а солнце, золотившее его башни, заботливо обсушило промокшие одежды путников.
Глава десятаяО том, как они жили в имперском городе
Внезапное исчезновение рыцаря Хульдбранда фон Рингштеттена вызвало в имперском городе всеобщую тревогу и сожаление, ибо все успели полюбить его за ловкость на турнире и изящество на балу, за щедрость и приветливый нрав. Его слуги не хотели покидать город без своего господина, однако никто из них не отваживался последовать за ним в зловещий сумрак страшного леса. Итак, они продолжали жить на постоялом дворе, в праздном ожидании, как это водится у такого рода людей, и своими сетованиями пытались оживить память о пропавшем рыцаре. Когда же затем вскоре разыгралась непогода и начался паводок, никто уже не сомневался в верной гибели прекрасного чужеземца. Бертальда открыто выказывала своё горе, проклиная себя за то, что толкнула его на злополучную поездку в лес. Герцог с супругой, её приёмные родители, приехали, чтобы увезти её с собой, но Бертальда уговорила их остаться с ней, пока не станет доподлинно известно – жив Хульдбранд или мёртв. Многих молодых рыцарей, усердно домогавшихся её милостей, она пыталась подвигнуть на розыски благородного искателя приключений. Но обещать в награду свою руку она не решалась, – должно быть, всё ещё надеялась, что он вернётся и она будет принадлежать ему, а за какую-нибудь перчатку с её руки или ленту никто не спешил ставить на карту жизнь, чтобы воротить столь опасного соперника.
И вот теперь, когда Хульдбранд так неожиданно и внезапно вернулся, слуги, горожане и все кругом ликовали – все, кроме Бертальды: ибо если всем пришлось по душе, что он привёз с собою такую красавицу жену и патера Хайльмана как свидетеля венчания, то Бертальде не оставалось ничего другого, как сокрушаться об этом. Во-первых, она действительно успела всем сердцем полюбить молодого рыцаря, а кроме того, её скорбь во время его отсутствия открыла людским взорам гораздо больше, нежели это подобало. Вот почему она повела себя, как следовало умной женщине, примирилась с обстоятельствами и самым дружеским образом обходилась с Ундиной, которую все в городе приняли за принцессу, избавленную Хульдбрандом в лесу от злых чар. Когда её самоё или её супруга спрашивали об этом, они отмалчивались или отвечали уклончиво; уста патера Хайльмана были плотно замкнуты для всякой суетной болтовни, к тому же вскоре по прибытии в имперский город он отправился в свой монастырь, так что людям приходилось пробавляться собственными измышлениями, и даже Бертальда знала не больше других.
Бертальда успела всем сердцем полюбить молодого рыцаря
Ундина же с каждым днём всё более привязывалась к Бертальде.
– Наверное, мы когда-то раньше знали друг друга, – частенько говорила она, – или между нами существует какая-то иная, чудесная связь, ведь так вот просто, безо всякой причины, поймите меня, без какой-то тайной причины, нельзя сразу полюбить человека с первого взгляда, как я полюбила вас.
Да и Бертальда не могла не сознаться себе, что чувствует к Ундине дружескую склонность, хотя и полагала, что имеет веские причины горько упрекать свою счастливую соперницу. Это взаимное их влечение побудило одну упросить своих родителей отложить день отъезда, а другую – умолить о том же супруга. Более того, уже шла речь о том, что Бертальда на некоторое время отправится с Ундиной в замок Рингштеттен у истоков Дуная.
Как раз об этом и беседовали они однажды вечером, гуляя при свете звёзд по городской рыночной площади, окаймлённой высокими деревьями. Молодая чета поздно вечером зашла за Бертальдой, и все трое дружески прогуливались под тёмно-синим небосводом, прерывая свои речи восторгами по поводу великолепного фонтана, неумолчно журчавшего и звеневшего посреди площади. И на душе у них было так хорошо и отрадно, сквозь тень деревьев мелькали огоньки ближних домов, вокруг них плыл неясный гул от голосов играющих детей и неторопливых шагов прохожих; они были одни и в то же время в самой гуще жизнерадостного, приветливого мира. То, что днём казалось трудным, как бы само собой сглаживалось, и трое друзей уже не могли понять, почему поездка Бертальды с ними могла вызвать хоть малейшее сомнение. И тут, как раз когда они собирались назначить день совместного отъезда, от самой середины площади прямо к ним направился какой-то высокий человек; он почтительно поклонился всей компании и что-то шепнул на ухо молодой женщине. Недовольная помехой и тем, кто им помешал, она отошла с незнакомцем на несколько шагов, и оба начали шептаться словно бы на каком-то чужом языке. Хульдбранду показался знакомым этот странный человек, и он стал так пристально всматриваться в него, что не слышал изумлённых вопросов Бертальды и не отвечал на них. Внезапно Ундина радостно захлопала в ладоши и со смехом покинула незнакомца, который, недовольно покачивая головой, поспешными шагами пошёл прочь и спустился в колодец. Тут Хульдбранд окончательно уверился в своей догадке. Бертальда же спросила:
– Что ему было нужно от тебя, Ундина? Ведь это человек, который чистит колодцы, не так ли?
Молодая женщина усмехнулась про себя и ответила:
– Послезавтра, в день твоего ангела, всё узнаешь, милое дитя моё!
И ничего больше нельзя было от неё добиться. Она пригласила Бертальду вместе с её приёмными родителями в названный день к обеду, и вскоре они разошлись.
– Кюлеборн? – с тайным содроганием спросил Хульдбранд у своей прекрасной супруги, когда, простившись с Бертальдой, они шли домой одни по тёмным улицам.
– Да, это был он, – ответила Ундина, – и он пытался наговорить мне бог знает каких глупостей. Но среди прочих вещей он, сам того не зная, порадовал меня долгожданной вестью. Если ты хочешь узнать её сейчас же, мой повелитель и супруг, тебе стоит только приказать, и я всё тебе расскажу. Но если ты хочешь доставить своей Ундине большую, очень большую радость, отложи расспросы до послезавтра, и тогда тебя тоже ждёт сюрприз.
Рыцарь охотно согласился исполнить то, о чём так мило просила его жена, и, уже засыпая, она прошептала про себя с улыбкой:
– Как же она обрадуется и удивится вести от человека, что чистит колодцы, эта милая, милая Бертальда!