Его.
Игра, ничего себе.
Но что же теперь? Похоже, карьера Квина застряла на мели, «Йоргенсен девелопмент» после последнего выкрутаса вряд ли погладит его по головке. Но у него же своя жизнь там, в Нью-Йорке, – квартира, друзья, целая бейсбольная команда друзей. А у нее здесь «Морской ветерок».
У их связи нет будущего. Николь подавила стон боли при этой мысли. Ну что ж, есть сегодняшняя ночь. Остаток выходных. Они запрутся в комнате, а потом...
Шорох скользящей стеклянной двери прервал ее мечтания. На Маке были одни брюки, пояс висит расстегнутый, рубашку он не надел. Понять, о чем думает, по лицу невозможно.
– Конец? – спросила она.
– Будет, если я не попаду на самолет через два часа.
– Что? Зачем уезжать прямо сейчас? Останься хотя бы до конца отпуска, Квин!
– Меня зовут Мак, не забывай.
– Тебя зовут Квин, когда я зла на тебя.
Он обнял ее, прижал к груди. Николь чувствовала, как бьется его сердце, ровно, в унисон с ее собственным. Он поднял ее подбородок и пытливо вгляделся в глаза.
– Понимаешь, Николь, в моем деле не бывает настоящих отпусков.
Николь прищурилась.
– И ты не возмутился, что твой босс прибег к не совсем честным действиям?
– Он просто использовал возможности, чтобы получить, чего хотел. Это – биз...
– Хватит. – Она закрыла ему рот рукой, но он снял эту руку, поцеловал ее и переплел ее пальцы со своими.
– Бизнес, Николь. Жестокий, иногда не очень красивый. От этого никуда не денешься.
Боль стиснула ее грудь, не впуская воздух. Николь шагнула назад.
– Ошиблась я все-таки. Капиталист ты, и больше ничего. Тиран.
Он схватил ее за руку, протянутую к двери.
– Бизнес – это только часть меня.
– Самая существенная.
– Нет, не самая. – Он качал головой, помрачнев от своего неумения объяснить.
– Что же тогда самое важное для тебя, Мак?
Николь не дышала и поклялась бы, что он не дышит тоже. Одно слово. Только одно слово, чтобы она осталась, чтобы могла надеяться.
Ты.
– Мне нужно вернуться домой и разобраться, – наконец произнес он.
Медленно выдохнув сквозь зубы воздух, Николь смотрела на него, представляя себе, что будет, когда он вернется домой. Когда с удобствами расположится в своей квартире на Манхэттене, сядет за руль своей безумно дорогой машины, выпьет пивка с приятелями по команде... а Николь Уайтейкер останется не более как приятным воспоминанием.
– Хочу спросить тебя. – Собравшись с силами, она взглянула ему прямо в глаза. – Что ты имел в виду, когда сказал, что я – единственная?
Квин изменился в лице. Черты утеряли резкость, огонь в глазах притух.
Не ожидая ответа, Николь кинулась бежать к лестнице.
Глава тринадцатая
Тетушка Фредди – пусть будет благословенно ее доброе сердце! – испробовала все, чтобы утешить племянницу. Разглядывала астрологические знаки, баловала Николь ароматерапией и натуральными, без сахара, печеньями, мягко подшучивала, пытаясь вызвать на лице девушки улыбку. Без толку.
Николь понимала, что по идее должна быть счастлива: вернула себе «Морской ветерок». Ладно, утром устрою праздник, потом приступлю к ремонту и реставрации, обещала она себе.
Но пока что ей нужно понянчиться со своим разбитым сердцем. И с этой целью до поздней ночи торчать на благоустроенной плоской крыше – в секретном уголке Фредди – и размышлять над тем, что же она такое сделала не так.
Из этих раздумий ее вывели шаги на наружной лестнице. Что тетя придумала на сей раз, чтобы вывести Леди в Синем из синего уныния?
Улыбка от уха до уха. Это было первое, что заметила Николь, когда тетя появилась из-за угла. Она не хихикала, но была близка к этому.
– Господи, чем они их только там кормят?
– Что? Где – там?
Фредди сделала большие глаза и прошептала:
– Там, где разводят Макгратов.
По спине Николь побежали мурашки.
– Ты о чем?
– Тут твоя бригада кровельщиков, – она приподняла бровь. – Заехали по дороге в аэропорт и хотят говорить с тобой.
На один безумный момент Николь показалось, что с ними может быть Мак. Но его, естественно, не было.
– Мы хотели попрощаться, – объяснил Камерон, пронизывая ее взглядом глаз цвета морской синевы. Солнце оставило золотые искры в его волосах, превратив парня в изображение божества – покровителя серфинга, облаченного в ярчайшую рубаху и шорты цвета хаки. – Работа завершена.
– Ах да, сейчас я с вами расплачусь. – Она тряхнула головой. – Пожалуйста, разрешите...
– И не думайте, – прервал ее Колин. – Для нас это был отдых.
Хорошо бы улыбнуться. Голос так похож на голос Квина, богатый интонациями, ласковый, низкий. И сам он выглядит почти как Квин, вот только серьга и забавный хвостик...
Камерон сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу.
– Мы уезжаем, Николь. Просто подумали, что надо сказать... в общем, захотели глянуть, как у вас дела.
– Как у меня дела? – Николь смотрела на собеседника с недоумением.
Колин тем временем пристально смотрел на нее.
– Нам было интересно, так ли ты плохо выглядишь, как Квин, – сказал он. – Оказывается, так же.
– Колин! – Взглядом Камерона можно было убить.
– Да ты посмотри на нее. Так же скуксилась, как он при отъезде.
Мурашки перебрались с ее спины к сердцу.
– Вот как? – Николь пожала плечами. – Значит, ему не нужно было уезжать.
– Он поступил так, как считал нужным, – сказал Камерон. – Квин всегда поступает правильно.
Николь недоверчиво хмыкнула.
– Да ну?
– Так точно. – Тон Колина выражал возмущение, что кто-то способен в этом сомневаться. – Я-то рублю сплеча, а вот Квин, он ответственный парень. Иногда срывается, но ответственный.
Николь улыбнулась.
– Срывается и все же ответственный? – Теплое чувство к братьям затопило ее сердце. – Спасибо за то, что приехали сюда и так старательно работали. Я очень высоко ценю вашу помощь.
– Ну а как же иначе? – удивился Колин. – Квин позвонил на той неделе и сказал, что он...
Камерон поспешно схватил брата за плечо:
– Помолчи.
Колин покосился на него:
– Ей надо бы знать.
– Пусть сам скажет.
Теперь надо говорить ровным голосам и смотреть твердо.
– Могу я задать вопрос и получить честный ответ?
– Нам уже пора идти, – объявил Камерон.
– Я абсолютно честен! – Колин, поигрывая с золотым колечком в своем ухе, убийственно ухмыльнулся.
– Квин кое-что мне сказал, и это... поставило меня в тупик. Он сказал... что я у него единственная. Не знаешь, что бы это значило?
Колин метнул взгляд на Камерона, потом перевел на нее, но промолчал. Камерон шагнул ближе и положил руку ей на плечо.
– В нашей семье «единственная» – это твой компаньон по духу. Твоя судьба.
Под ногами Николь закачалась земля.
– Так говорит наша ирландская бабушка, – добавил Колин. – Что для каждого есть только одна суженая, и когда мы найдем ее, то поймем это.
– Ну а если нашел и бросил, тогда?
– Единственную не бросают, – мрачно сообщил Колин.
– Я очень доволен, что нам довелось встретиться, – сказал Камерон.
– И увидеть твое объявление, прежде чем его сняли, – добавил Колин.
– Я не снимала... – Николь оборвала себя. Это не имеет никакого значения. Все равно она собиралась позвонить в понедельник, чтобы ее рекламу убрали. Наверно, дядя Салли перенес свою распродажу на более ранний срок.
– Отличное объявление, между прочим, – Колин ехидно улыбался. – Плод истинного вдохновения.
– Вы даже не имеете представления, насколько истинного, – с трудом проговорила Николь.
Закрыв входную дверь, она прижалась к ней лбом. Голос Колина продолжал звучать у нее в ушах:
Единственную не бросают.
Это может значить только одно. Она, Николь, не является той единственной.
Когда Квин Макграт принимал решение и начинал действовать, помешать ему не могло ничто. Так было и в эти выходные в Нью-Йорке. Когда он приземлился в Ньюарке, сразу же позвонил братьям в «Морской ветерок» и сообщил о своем решении.
Камерон сперва засомневался, но Колин заставил его подчиниться и даже дал Квину несколько полезных советов.
В кабинете Дэна Йоргенсена Квин сказал: «Я увольняюсь». Два совсем простых слова. Выражение, появившееся после них на лице Йоргенсена, стоило того, чтобы только ради этого слетать в Нью-Йорк.
На сердце сразу стало легко. Квин уже давно знал, чем все кончится. Нужен был только какой-то толчок, чтобы сдвинуть его с мертвой точки.
Может быть, сработало разочарование в глазах Николь во время того телефонного разговора. Может, все случилось, когда он прибивал на место толь и вспомнил, как ему нравилась в свое время эта работа. А может, щелчок в голове произошел тогда, когда он шагнул в лифт для вознесения в небеса.
Да неважно. Важно, что сам Квин изменился. Недостаточно, впрочем, чтобы отказаться в последний раз сыграть в бейсбол.
На это ушла вторая половина воскресенья. Сыграл он хорошо, вечером позвонил бабуле, потом уложил вещи.
И наконец-то он ведет свою машину с убирающимся верхом вдоль по Первому шоссе. Прославленное панно видно с центральной полосы прекрасно. Он вспомнил самое первое послание и не мог удержаться от улыбки. Леди в Синем.
Вскоре Квин входил в «Морской ветерок» с уверенностью человека, чей инстинкт редко подводит.
– Николь здесь? – спросил он у задорной рыжей Салли.
У той приоткрылся рот.
– Она сейчас живет в доме у тетки. Вряд ли будет здесь сегодня; завтра, может быть.
Завтра? Ждать так долго? Ну нет.
– Адрес дайте, пожалуйста.
Салли колебалась.
– Ладно, вашим братьям я его дала.
– Моим братьям? – Квин нахмурился. – Им зачем?
– Хотели с ней поговорить.
Салли накорябала адрес на клочке бумаги и протянула ему.
– Спасибо. Да, вы шестнадцатый номер сдали уже?
– Господи, ну конечно. Сразу же.