— Неумолимость есть одна из сильных сторон борцов с большевиками. Они тоже не страдают отсутствием неумолимости. Только попробуй попади к ним в плен...
— Я знаю, что некоторые из моих единомышленников не любят меня за строгость и даже, быть может, жестокость, не понимая того, что мы боремся не с политической организацией, а с сектой разрушителей всей современной культуры...
— Разве итальянцы не казнят членов «Черной руки»? Разве американцы не убивают электричеством анархистов-бомбометателей? А Италия и Америка называют себя цивилизованными странами, не в пример нашей России-матушке...
— По всему миру идёт война против красной заразы. Почему же мне не может быть позволено освободить мир от тех, кто убивает душу народа? Не важно какого: русского, китайского или монгольского...
— Против большевиков я знаю только одно средство — смерть и ещё раз смерть!..
По степной дороге Троицкосавск — Хайлар унгерновские конники захватили богатую и совершенно неожиданную для себя добычу. Это была, как потом писали белые мемуаристы, «чёрная телега», на которой везли груз золота. Тогда решили, что это золото китайцы везли в подарок монгольским князьям, чтобы заручиться их поддержкой.
Несколько позднее появилась другая версия о происхождении и предназначении «чёрной телеги». Якобы, это была часть золотого запаса адмирала Колчака, который отсылался в Маньчжурию, в один из банков, в городах Харбине или Мукдене. Когда генералу Унгерну доложили о золотом грузе, он приказал:
— Всё золото на ночь в мою палатку.
Приказание было исполнено без промедления. Груз «презренного металла» в походную палатку барона, а телега с упряжкой — в распоряжение начальника дивизионного обоза Рериха. Утром следующего дня начальник штаба подполковник Владимир Акцинов осмелился спросить барона:
— Что будем делать с китайским золотом, Роман Фёдорович? Может, поделать его на жалованье солдатам? Ведь они его давно не получали.
— Золота больше нет, Акцинов.
— А куда ж оно за ночь делось, осмелюсь спросить?
— Я приказал своим монголам спрятать его подальше от людских глаз. Они и схоронили его вьюками в тайнике.
— Не опасно ли? Ведь сбегут ют нас и воспользуются золотишком.
— Не сбегут. Монголы мне верные. А из наших только я знаю место тайника. Так надёжнее будет. Придёт время, и это китайское золото сослужит нашему делу и России хорошую службу.
— Дай Бог, чтобы земля его сохранила...
Так родилась легенда об унгерновском золотом кладе на юге Забайкальского края. Золото породило много самых фантастических слухов. Тайник усиленно искали в 20-х годах, ищут и по сей день. Ищут по той причине, что «чёрная телега» была на самом деле. Вопрос только в том, где искать этот таинственный клад. Роман Фёдорович хоть и увлекался в детстве чтением книги «Остров сокровищ», однако карты с крестиком на месте зарытия сокровища не составлял. По всей видимости, надеялся на память своих телохранителей-монголов...
С каждым днём у Акши противника становилось всё больше и больше. У красных имелся полный перевес в артиллерии и пулемётах, снарядах и патронах. Это превосходство в силах особенно обозначилось тогда, когда к месту боев подоспел испытанный в жарких делах с колчаковцами и прочими «белобандитами» Таёжный партизанский полк бывшего идейного анархиста Нестора Каландарашвили.
Именно партизаны Каландарашвили нанесли унгерновцам самый чувствительный удар. Теперь Азиатская конная дивизия теснилась красными со всех сторон. Смертельная петля окружения грозила вот-вот затянуться на узел. Прорваться к железнодорожной линии и дальше к Даурии, где атаман Семёнов сосредоточил свои главные силы, барон уже не мог. Да и стоило ли пробиваться туда? Оставалось только одно: собрать все силы в кулак и, не считаясь с потерями, уходить через границу в степи Халхи. Барон объявил командирам:
— Прорываться будем с ходу. Одной колонной на юг. Не считаться с потерями. Если надо — кидаться в шашки.
— Может быть, обманем ещё раз красных? Сделаем манёвр?
— Маневрировать поздно. Раненых у нас столько, что скоро с их пехотой начнём играть в догонялки. А у нас патроны кончаются...
О жестокости боя на прорыв говорит хотя бы такой факт. Вырвалось из кольца всего около восьми сотен конников. Дивизия лишилась почти всего обоза с запасами провианта, фуража (овса и ячменя) и боеприпасов. Батарейцы потеряли четыре пушки, ставшие вмесите с зарядными ящиками боевыми трофеями красных войск.
Казакам-артиллеристам спасти удалось только три орудия с минимумом снарядов к ним. Это были горные пушки образца 1877 года, переданные унгерновцам в своё время по приказу атамана Семёнова из читинского артиллерийского склада. Так артиллерийский залп Азиатской конной дивизии уменьшился более чем вдвое. Теперь ни о какой контрбатарейной борьбе с красными и думать не приходилось.
Когда об утрате доложили Унгерну, то он, на удивление всем, не вспылил. Хотя желваки и ходили у него на лице от бессильной ярости. Тронув коня, он только оказал командирам батарей капитанам Дмитриеву и Попову:
— Новые пушки получите в Халхе. Их нам подарят китайцы...
Советские газеты, как по чьей-то команде свыше, дружно дали первополосные материалы о тех событиях. Писалось, что белый барон разбит наголову, только одних пленных взято 700 человек и даже больше. Но если брать эту цифру за искомую, то получалось, что Азиатская конная дивизия была почти полностью уничтожена. Это дало повод репортёрам не объяснять читателям то, куда же девался сам белый генерал. И вообще, что осталось от этого белого войска в наличии.
Однако Азиатская конная дивизия продолжала существовать как реальная военная сила. Она попала в кольцо и вырвалась из него. При этом понесла тяжёлые потери в людях, лошадях и дивизионном имуществе. Но всё же в первых числах октября 1920 года конное войско барона Унгерна оторвалось от преследователей и пропало в просторах монгольских степей. Последний раз красные видели «хвост» близ пограничной станицы Кыринской. Отрезать арьергард белых не удалось.
Унгерновская дивизия ушла в Халху. Для чего? Тогда ещё не все понимали одну простую истину: барон Унгерн фон Штернберг шёл в Монголию, чтобы воевать там.
Так началась монгольская эпопея семёновского генерала. Красные войска силой «проложили» ему путь в степи для освобождения Халхи от китайских завоевателей. Обратная дорога в Забайкалье для унгерновцев в те последние дни уходящего 20-го года была надёжно заблокирована превосходящими силами. Уже на той стороне границы барон сказал своему заместителю полковнику Шадрину:
— Путь в Россию нам, полковник, заказан. Анархист Каландарашвили и большевики постарались.
— Пускай стараются сегодня, господин барон. А завтра мы вернёмся в Забайкалье.
— И завтра нам путь в Забайкалье заказан.
— Тогда куда идёт так спешно наша дивизия, позвольте спросить, Роман Фёдорович?
— Я начинаю поход на Ургу. И объявляю войну в монгольских степях бывшей китайской империи Цинь.
— С одной дивизией?
— С одной-единственной. И с теми воинами монгольского народа, которые завтра встанут под мои знамёна. Верь мне, Шадрин, мы выбьем китайцев из Урги и остальной Халхи.
— Дай Бог, Роман Фёдорович.
— Бог даст победу. Нам с тобой в этой бренной жизни только и осталось, что жить степной войной.
— И войной с большевиками, смею сказать...
Унгерн, с этим соглашаются многие исследователи, знал ситуацию в Халхе, сложившуюся после того, как китайское войско заняло столичную Ургу и фактически лишило власти Богдо-гэгена. Оказалось, что должниками за много лет китайской администрации оказались не только араты — простые монголы-пастухи, но и степные князья, владельцы несчитанных стад. Последние брали денежные кредиты под непонятные для них проценты в ургинском отделении Дайцинского банка. И тоже оказались в неоплатных должниках у китайских банкиров.
Чтобы понять размеры требуемого долга, можно привести только один пример. С населения Кобдского округа китайцы требовали ни много ни мало 55 тысяч верблюдов, 75 тысяч лошадей, 400 тысяч голов крупного рогатого скота и 500 тысяч баранов. Но такого количества парнокопытной живности жители округа никогда не имели и не могли иметь. А отдать все стада было равносильно голодной смерти. Это понимали в каждой пастушечьей юрте.
На монгольское население тяжёлым бременем легло в обеспечение провиантом китайских войск, разместившихся в Халхе. Араты сами бедствовали, и потому доставки продовольствия в гарнизоны китайцев часто срывались. Это стало причиной повального мародёрствуй грабежей местного населения.
В довершение ко всему китайские солдаты своё мизерное жалованье получали нерегулярно, что тоже толкало их к грабежу. Дело доходило до того, что в сентябре 1920 года ургинский гарнизон хотел взбунтоваться из-за того, что ему уже несколько месяцев не выплачивали положенного жалованья. Городу реально грозил Повальный грабёж. Китайские купцы и русская колония «сбросились» и собрали для пропитания гарнизонным солдатам 800 баранов и деньги в размере 16 тысяч золотом. Поэтому солдатский бунт не состоялся, и ургинцы смогли избежать погрома и разорения.
Люди, посещавшие в то время столицу Халхи, давали китайским солдатам самую нелестную характеристику. Таких свидетельств немало. Так, Д. П. Паршин писал о них:
«Китайская солдатня являлась людскими подонками, отбросами, способными на всякое насилие, для которой честь, совесть, жалость были только пустые звуки, и от этой солдатни, если она почувствует в себе силу, или при каком-либо эксцессе, нельзя было ждать чего-либо путного, хорошего, ибо громадное большинство солдат вербуется из людей или бездомных, или лентяев, или тех, которые у себя дома уже не находили ни дела, ни места и стояли на плохой дороге, зачислясь в разряд отпетых людей, обречённых на хунхузничество».