Я надеюсь, что эта деталь будет доработана впредь.
Центральный процессор выдает информацию; я быстро ввожу код доступа, что позволяет мне просмотреть историю прошлых сеансов. Через плечо я наблюдаю за тем, как компьютер обрабатывает данные; я смотрю на недавно отремонтированное двухстороннее зеркало, что ведет в основную камеру. Я все еще не могу поверить, что она сломала стену из стекла и бетона, и осталась невредимой.
Невероятно.
Машина издает сигнал дважды; я поворачиваюсь назад. Программы, находящиеся в моем пользовании, загружены и готовы к запуску.
Ее файл в самом верху списка.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от воспоминаний. Я не жалею, что позволил ей пройти через этот ужас; я не знаю… но она никогда не позволила бы себе потерять контроль, а я нашел эффективный метод… чтобы она смогла узнать собственное тело. В конечно итоге, я действительно считаю, что помог ей, как и собирался сделать. Но я не хочу, чтобы она тыкала мне в лицо пистолетом, а после выпрыгивала через окно.
Я еще раз вдыхаю, медленно успокаиваясь.
И выбираю тот момент, когда привел ее сюда.
Глава 16
Я нахожусь в главной камере.
Сталкиваюсь лицом к лицу с самим собой.
Это просто моделирование. На мне все та же одежда, те же волосы, и даже покрытие пола не изменилось. Мне ничего не остается, кроме как создать клона самого себя и вручить ему пистолет.
Он, не переставая, смотрел на меня.
Один.
Он поднимает голову.
—Готов?— спрашивает он, а затем делает паузу.— Боишься?
Мое сердце начинает учащенно биться.
Он поднимает руку, слегка улыбаясь.
—Не волнуйся,— говорит он.— Все сейчас закончится.
Два.
—Еще немного, и я уйду,— проговаривает он, тыча пистолетом в мой лоб.
Мои ладони потеют. Пульс учащается.
—Все будет в порядке,— лжет он.— Я обещаю.
Три
Выстрел.
Глава 17
—Ты уверен, что не голоден?— интересуется у меня отец, продолжая жевать.— Еда действительно неплохая.
Я чуть сдвинулся, продолжая сидеть на стуле. Сосредоточил свое внимание на складках штанов, что на мне.
—Хм?— произносит он. Я на самом деле ощущаю его улыбку.
Я осознаю причину присутствия солдат, которые стоят вдоль стены. Он всегда держит их настолько близко, чтобы те всегда оставались в конкуренции друг с другом. Их первым заданием было определить слабое звено среди одиннадцати человек. А самый убедительный довод — избавиться от цели.
Мой отец находит такие методы забавными.
—Боюсь, что не голоден. Из-за лекарства,— я лгу,— у меня нет аппетита.
Ах,— он вздыхает. Слышу, как он положил столовые принадлежности.— Конечно. Как неловко.
Я молчу.
—Оставьте нас.
Только два слова, а его люди уже исчезли в мгновение. За ними закрылись двери.
—Посмотри на меня,— проговаривает он.
Я поднимаю взгляд, глаза лишены эмоций. Я ненавижу его лицо. Я терпеть не могу так долго смотреть на него; мне не нравится быть под влиянием такого бесчувственного, как он. Его не мучает то, что он делает, или как живет. На самом деле, он пользуется этим. Он стремится к силе; он думает, будто непобедим.
И, в некотором роде, он прав.
Я пришел к выводу, что самый опасный человек в этом мире тот, кто не чувствует угрызения совести. Тот, кто никогда не просит прощения и, следовательно, не ищет его. Потому что, в конце концов, наши эмоции делают нас слабыми, не действия.
Я отворачиваюсь.
—Что ты нашел?— спрашивает он без прелюдий.
В уме тут же всплывает блокнот, лежащий в моем кармане, однако я не двигаюсь. Я не рискую даже вздрагивать. Люди редко осознают, что лгут они устами, но правда всегда остается в их глазах. Оставьте человека в комнате с чем-то, что он должен спрятать, а затем спросите его, где он спрятал эту вещь; он скажет, что не знает; что вы спрашиваете не того человека; но его взгляд почти всегда будет устремлен в нужном направлении. И сейчас я осознаю, что мой отец наблюдает за мной, ожидая, куда я посмотрю, или, что скажу в следующий момент.
Я расслабляю свои плечи и медленно, почти незаметно делаю вдох, чтобы успокоить сердцебиение. Я не отвечаю, делая вид, что задумался.
—Сын?
Я поднимаю взгляд, имитирую удивление.
—Да?
—Что ты нашел, когда обыскивал ее комнату сегодня?
Я выдыхаю. Качаю головой и откидываюсь на спинку кресла.
—Разбитое стекло. Растрепанная кровать. Ее шкаф полностью открыт. Она взяла только несколько туалетных принадлежностей, немного одежды и нижнего белья. Все остальное оставалось на своих местах.
Ничего из этого не было ложью.
Я слышу, как он вздыхает. Он отталкивает от себя тарелку.
Я ощущаю жжение в верхней части моей ноги, которое вызвал ее блокнот.
—И ты говоришь, что не знаешь, куда бы она могла отправиться?
—Я знаю только то, что она, Кент и Кишимото должны быть вместе,— отвечаю я.— Дэлалью говорит, что они угнали машину, но ее след пропал в заброшенной области. Мы отправили туда патруль, обыскивали все в течение нескольких дней, но ничего не нашли.
- И где,— спрашивает он,— ты планируешь продолжить поиски? Как думаешь, могли ли они перейти в другой сектор?
Его голос понижается. Он развлекается.
Я смотрю на его улыбающееся лицо.
Он задает мне эти вопросы, просто чтобы проверить меня. Его собственные ответы, собственное решение уже давно подготовлено. Он хочет посмотреть, как я потерплю неудачу, ответив неправильно. Он пытается доказать, что без него я принимал неправильные решения.
Он просто смеется надо мной.
—Нет,— отвечаю я твердым, ровным голосом.— Я не думаю, что они бы сделали что-то настолько идиосткое, как переход в другой сектор. У них нет ни доступа, ни средств, ни возможностей. Оба тяжело ранены, быстро теряют кровь и находятся слишком далеко от любого центра помощи. Вероятно, они уже мертвы. Вероятно, что девушка единственная, оставшаяся в живых, но уйти далеко она не могла, так как не ориентируется в этих местах. Она не видела всего этого слишком долго; вся эта среда чужда для нее. Кроме того, она не знает, как водить транспорт, а если, каким-то образом, ей и удалось угнать машину, то мы тут же получили бы сигнал об угоне. Учитывая ее состояние здоровья, непривычность к использованию физических возможностей, отсутствие продуктов питания, воды, медицинской помощи, то она, вероятно, просто рухнула уже без сил в пяти милях от той области, где они, предполагаемо, скрылись. Нам нужно найти ее, прежде чем она замерзнет до смерти.
Мой отец прокашливается.
—Да,— проговаривает он,— какие интересные теории. И, при обычных обстоятельствах, они могут быть даже верны. Но ты не в состоянии вспомнить одну важную деталь.
Я встречаюсь с ним взглядом.
—Она не является нормальной,— говорит он, откидываясь на спинку кресла.— И она не единственная в своем роде.
Мое сердцебиение учащается. Я моргаю слишком быстро.
—Ну а сейчас, что бы ты предположил? Какую гипотезу?— он смеется.— Просто невозможно, что она единственная ошибка нашего мира. Ты знал об этом, но не хотел верить. И я прибыл сюда, чтобы сказать тебе, что это правда.
Он поднимает голову, устремляя взгляд на меня. Улыбается широкой, яркой улыбкой.
—Есть еще несколько таких же. И они забрали ее.
—Нет,— выдыхаю я.
—Они проникли в твои войска. Жили тайно среди вас. И теперь они украли твою игрушку и скрылись. Бог только знает, как они будут использовать ее в собственных интересах.
—Как ты можешь быть уверен в этом?— спрашиваю я.— Откуда тебе известно, успели ли они забрать ее с собой? Кент был полумертвый, когда я оставил его…
—Обрати внимание, сынок. Я говорю о том, что они далеко не нормальные. Они не следуют твоим правилам; не следуют логики, которой можно было бы все это связать. Ты понятия не имеешь, на что они способны,— он делает паузу.— Кроме того, некоторое время я уже знал, что существует группа под прикрытием в этой области, куда входят такие же. Но все эти годы они держались вместе и не мешались. Они не вмешивались в мои дела, и я подумал, что пусть себе умирают сами по себе, дабы не разводить панику среди гражданских. Ты ведь прекрасно понимаешь,— говорит он,— что мы едва удерживали одного из них. Они творят странные вещи для созерцания.
—Ты знал?— я оказываюсь на ногах. Пытаюсь сохранить спокойствие.— Все это время ты знал об их существовании, и не сделал ничего? И ты ничего не сказал?
—Казалось, что в этом нет необходимости.
—А теперь?— спрашиваю я.
—А теперь это вполне уместно.
—Невероятно!— я размахиваю руками в воздухе.— Чтобы ты скрывал такие сведения от меня! После того, как узнал о моих планах насчет нее… после тех усилий, которые мне пришлось предпринять, чтобы привести ее сюда…
—Успокойся,— проговаривает он, приподнимая одну ногу и кладя ее на другую.— Мы собираемся найти их. Дэлалью говорил, что это бесплодная земля… там, где мы потеряли их след? То есть, мы знаем их местоположение. Они должны находиться под землей. Нам нужно найти вход и спокойно уничтожить их изнутри. А затем мы накажем всех виновных, и это остановит восстание и вдохновит наших людей.
Он наклоняется вперед.
—Гражданские слышат все. И они дрожат с новой силой. Они вдохновлены тем, что кто-то смог убежать и ранить тебя. Это делает нашу оборону слабее и легко пронзаемую. Мы должны уничтожить восстание, создающее дисбаланс. Страх вернет все на свои места.
—Но они искали,— я обращаюсь к нему.— Мои люди. Каждый день они рыскали по той области, но так ничего и не нашли. Как мы можем быть уверены, что найдем там вообще что-то?
—Потому что,— говорит он,— ты будешь водить их. Каждую ночь после комендантского часа, пока гражданские спят. Вы прекратите свои поиски в дневное время, чтобы жители ни о чем не узнали. Действуй спокойно, сын. Не раскрывай свои карты. Я останусь на базе, и буду управлять твоими обязанностями через своих людей, задействую Дэлалью, если будет необходимо. А тем временем ты найдешь их, чтобы я смог уничто