этого начать осматривать территорию ночью, после отбоя. Ты останешься на базе, -
говорю ему я, - где отдавать приказы будет Главнокомандующий с помощью своих
людей; выполнять любые требования, которые требуются от вас. Я буду возглавлять
группу.
Я прерываюсь. Удерживаю на нем взгляд.
- Больше не будет разговоров о том, что произошло. Гражданские не будут ничего
видеть или говорить. Ты понимаешь?
- Да, сэр, - отвечает он, забывая про свое кофе.
- Я отдам приказы сразу же.
- Понял
Он поднимается.
Я киваю.
Он уходит.
Впервые, после того, как она оставила меня, я начинаю надеяться. Мы собираемся
найти ее. Теперь, имея в наличии новую достоверную информацию, целую армию…
против кучки невежественных повстанцев… - теперь это не кажется таким уж
невозможным.
Я делаю глубокий вдох и вновь отпиваю немного кофе.
И удивляюсь, замечая, что получаю удовольствие от его горького привкуса.
Глава 20
Он ждет, пока я вернусь в свою комнату.
- Приказ выполнен, - говорю я, не глядя в его сторону. – Мы выдвинемся этой ночью, -
я колеблюсь. – Поэтому… прошу меня простить, но я должен разобраться с другими
вопросами.
- Какого это, - спрашивает он, - быть покалеченным? – он улыбается. – Как ты можешь
стоять и смотреть на себя, зная, что был покалечен собственными подчиненными?
Я останавливаюсь прямо у порога своего кабинета.
- Что ты хочешь?
- Какое оно, - интересуется он, - твое увлечение этой девушкой?
В позвоночнике чувствуется тяжесть.
- Для тебя она значит больше, чем просто эксперимент, не так ли? – спрашивает он
вновь.
Я медленно оборачиваюсь. Он стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы, и
улыбается мне, отчего мне становится противно.
- Что ты имеешь в виду?
- Посмотри на себя, - говорит он. - Я даже не назвал ее имени, а ты уже распадаешься.
Он качает головой, все еще изучая меня.
- Твое лицо бледное, а единственная рабочая рука сжата в кулак. Твое тело слишком
напряжено, и ты слишком быстро дышишь, - он прерывается. – Ты обманул сам себя, сын.
Думаешь, что слишком умный? – продолжает он. – А не забыл ли ты, кто научил тебя
всем этим уловкам?
Мне горячо и холодно одновременно. Я стараюсь разжать кулак, но не могу этого
сделать. Хочу сказать ему, что он не прав, но вдруг почти не ощущаю опоры. Жаль, что я
так мало поел утром, и после еще раз жалею, что вообще ничего не съел.
- Я делаю свою работу, - вот и все, что я успеваю сказать.
- Скажи мне, - говорит он, - что тебя не волнует, если она окажется мертвой вместе с
остальными.
- Что? – слишком рано это дрожащее, нервное слово слетает с моих уст.
Мой отец опускает глаза. Он сжимает и разжимает свои руки.
- Ты разочаровывал меня множество раз, - его голос кажется обманчиво мягким. –
Прошу, не позволяй этому случится еще раз.
В какой-то момент я не ощущаю себя на своем месте, словно нахожусь по ту сторону,
смотря на себя с его стороны. Я вижу свое лицо, раненную руку, эти ноги, которые
больше не в состоянии держать тело. На моем лице, руках, ногах, торсе начинают
формироваться трещины.
Полагаю, он бы хотел, чтобы я развалился.
Я не сразу осознаю, что он позвал меня по имени, пока отец не повторяет еще дважды.
- Что ты хочешь от меня? – спрашиваю я, и удивляюсь, потому что слышу
собственный голос. – Ты вошел в мою комнату без разрешения; стоишь здесь и
обвиняешь меня в вещах, которые я не понимаю. Я следую своим правилам и твоим
приказам. Ты можешь уничтожить их, если считаешь нужным.
- И твою девушку? – спрашивает он, склонив голову набок. – Твою Джульетту?
Я вздрагиваю, слыша ее имя. Мой пульс учащается настолько быстро, что я сам
слышу его.
- Если я прострелю три дырки в ее голове, как ты будешь себя чувствовать? – Он
пристально смотрит на меня. Ждет. – Разочаруешься, потому что потерял любимый
проект? Или будешь опустошен, потому что потерял девушку, в которую влюблен?
Кажется, что время замедляется, все вокруг расплывается.
- Это была бы пустая трата, - отвечаю я, игнорируя дрожь глубоко внутри себя,
чувствуя, как она намеревается сломить меня, - потерять то, на что потратили столько
времени.
Он улыбается.
- Приятно знать, что ты видишь все это таким образом, - говорит он. – Но проекты, в
конце концов, можно заменить. И я уверен, что мы можем найти что-то лучше, что не
затрачивает так много времени.
Я медленно моргаю, смотря на него. Какая-то частичка в моей груди рухнула вниз.
- Конечно, - я могу слышать собственные слова.
- Я знал, что ты поймешь, - он хлопает меня по травмированному плечу, а затем
уходит. Мои колени почти согнулись. – Это было хорошей попыткой, сын. Но она стоила
нам слишком много времени и расходов, и доказала, что абсолютно бесполезна. Таким
образом, мы избавимся от всех неудобств в один момент. Мы просто считаем ее
дефективным убытком.
Он стреляет в меня последней улыбкой, проходя мимо, и исчезает за дверью.
Я припадаю спиной к стене.
А затем скатываюсь на пол.
Глава 21
Я достаточно часто глотаю слезы, а после начинаю ощущать как они, словно
кислота, обжигают горло.
Самое ужасное, когда ты сидишь неподвижно, и продолжаешь так сидеть, вот так
дальше, потому что не хочешь видеть свои слезы потому что не хочешь плакать, но
твои губы не перестают дрожать, а глаза уже переполнены, и я прошу прощения,
умоляю, вновь прошу прощения, говорю, как мне жаль, прошу помилования, что,
возможно, в этот раз все будет иначе… но, как и всегда – то же самое. Никто не в
безопасности. Нет никого, кто бы был на моей стороне.
Свеча зажглась для меня, но мне некому прошептать.
Кто-то
Кто-нибудь
Если ты тут
Пожалуйста, скажи мне, можешь ли ты чувствовать этот огонь.
Мы пять дней патрулировали ту местность, но до сих пор ничего не нашли.
Я веду группу каждую ночь, ступая в безмолвие этих холодных, зимних пейзажей. Мы
ищем скрытые проходы, замаскированные люки – любое указание на то, что под нашими
ногами может существовать другой мир.
И каждую ночь мы возвращаемся ни с чем.
Бесполезность последних дней полностью захлестнула меня, притупляя чувства,
держа меня в оцепенении, отчего я не мог больше вырывать свой путь сам. Каждый день я
просыпаюсь в поиске решения проблем, которые легли на меня, но я понятия не имею, как
это исправить.
Если она там, то он найдет ее. А затем убьет.
Чтобы преподать мне урок.
Я надеюсь найти ее первым. Может, я смог бы спрятать ее. Или сказать ей бежать.
Или сделать вид, будто она мертва. Или, я докажу ему, что она другая, она – лучше
остальных; что она стоит того, чтобы оставить ее в живых.
Я похож на жалкого, отчаянного идиота.
Я ребенок, который все время прячется в темных углах, молясь, что на это раз он не
найдет меня. Надеясь, что сегодня у него будет хорошее настроение. Что, возможно, все
будет хорошо. И, может быть, в этот раз мама не будет кричать.
Как же быстро я перенял другую сторону, находясь в его присутствии.
Меня парализовало.
Я выполнял свои обязанности машинально, не тратя на них больших усилий.
Передвигаюсь достаточно просто. Питание – это то, к чему я уже привык.
Но я не могу перестать читать ее дневник.
Это причиняет боль моему сердцу, но по какой-то причине, я не могу перестать
листать страницы. Будто я бьюсь о невидимую стену, словно мое лицо поместили в
какую-ту пластмассовую штуку, и я не могу дышать, видеть или слышать что-либо, кроме
биения собственного сердца.
Кое-чего мне все-таки хочется в этой жизни.
Я никогда ни о чем никого не просил.
А теперь, все, что я прошу – это дать мне еще один шанс. Возможность увидеть ее
вновь. И если мне удастся остановить его, то эти слова будут всем, что останется у меня
от нее.
Эти тексты, предложения. Эти письма.
Я стал одержим. Я ношу ее блокнот с собой повсюду, трачу свободное время на
расшифровку ее слов, нацарапанных на полях, на раскрытие целой истории, что
сопровождается написанными числами.
Я также заметил, что последняя страница отсутствует. Она вырвана.
Я задавался вопросом почему. Я искал по всей книге, где, возможно, страницы просто
затерялись, но ничего не нашел. И по какой-то причине я чувствую себя обманутым, зная,
что что-то упустил. Это не мой блокнот; это даже не мое дело, но я столько раз
перечитывал ее тексты, что они уже стали моими собственными. Фактически, я даже могу
все пересказать по памяти.
Это странное чувство – находиться в ее голове, но в тоже время не видеть ее. Я
ощущаю ее здесь, прямо перед собой. Я теперь знаю ее настолько близко, как самого себя.
Мне комфортно среди ее мыслей; каким-то образом это придает мне сил. Осознал.
Настолько погрузился во все это, что даже забыл, что именно она прострелила мне руку.