которую я когда-либо испытывал. Ни будучи ребенком, ни сейчас.
За одним исключением.
Месяц назад я встретил исключение из этого правила. Есть один человек, который
всегда смотрел мне прямо в глаза. Человек, который говорил со мной, не подбирая слов;
тот, кто не боялся показать мне свой гнев, или проявить любые другие грубости в моем
присутствии; единственный, кто осмелился бросить мне вызов, повысить на меня голос…
Уже в десятый раз за сегодня я жмурю глаза. Разжимаю кулак и кладу вилку на стол. Моя
рука снова начинает пульсировать, и я хватаюсь за таблетки, спрятанные в моем кармане.
- Вы не должны принимать более восьми таблеток в течении суток, сэр.
Я открываю крышку и бросаю в рот еще три таблетки. Жаль, что руки не перестают
трястись. Мои мышцы слишком натянуты, слишком напряжены. Я на пределе.
Я не жду, пока таблетки растворятся сами. Жую их, чувствуя их горький вкус. Во рту
возникает металлический привкус, благодаря которому я сосредотачиваюсь.
- Расскажи мне о Кенте.
Дэлалью опрокидывает чашку с кофе.
Помощники столовой покинули комнату по моей просьбе; Дэлалью не получает
никакой помощи и своими силами пытается навести порядок. Я облокотился о спинку
кресла, уставившись в стенку позади него, и мысленно подсчитываю минуты, которые
утратил за сегодня.
- Оставь кофе.
- Я… да, конечно, прошу прощения, сэр.
- Стоп.
Пальцы Дэлалью выпускают салфетку. Его рука застывает на месте, паря над
тарелкой.
- Говори.
Он сглатывает, колеблется. – Мы точно не знаем, сэр, - шепчет он.- То здание было
невозможно найти, и тем более войти в него. Все было увешано ржавыми замками. Но
когда мы нашли его, - продолжает он, - когда обнаружили, это было… дверь просто
уничтожили. Мы не уверены, как именно это им удалось.
Я выпрямляюсь.
- Что ты имеешь в виду под «уничтожили»?
Он качает головой. – Это было… очень странно, сэр. Дверь была… выгнута. Будто
какое-то животное повредило ее когтями. Лишь зияющая, рваная дыра в центре.
Я поднимаюсь слишком быстро, цепляясь за стол в качестве поддержки. И
задерживаю дыхание, только при мысли о том, как это могло произойти. Этого не должно
быть, но я позволяю себе болезненное удовольствие от воспоминания ее имени, потому
что знаю, это должна быть она. Она, должно быть, сделала что-то экстраординарное, а
меня даже не было там, чтобы зафиксировать это.
- Вызови транспорт, — приказываю я. – Я встречусь с тобой в Квадранте ровно через
десять минут.
- Сэр?
Но я уже за дверью.
Глава 4
Рваная дыра в центре. Прямо как от животного. Правда.
Ничего не подозревающему наблюдателю это было бы единственным объяснением, но
тогда в этом не было бы никакого смысла. Ни одно животное не может пробить себе
проход сквозь многодюймовую арматурную сталь, не лишившись своих конечностей.
И она не является животным.
Она нежное, смертельное создание. На вид доброе, робкое, но внушающее страх. Она
полностью потеряла контроль и теперь понятия не имеет, на что способна. И хотя она
питает ко мне ненависть, я все равно очарован ею. Я очарован ее притворной
невинностью; даже завидую силе, которой она обладает. Мне так хочется быть частью ее
мира. Я хочу знать, через что она проходит, что у нее на уме, чувствовать то, что
чувствует она. Кажется, такой груз нести очень тяжело.
И теперь она где-то там, выпущенная в общество.
Что за прекрасное несчастье.
Вожу пальцами по зубчатым краям отверстия, осторожно, чтобы не порезаться. В этом
нет никакой определенности, задумки. Только мучительный порыв, особенно это
очевидно по уланкам данной двери. И я задумываюсь, знала ли она, что делала в тот
момент, или это было также неожиданно, когда она пробила бетонную стену, чтобы
добраться до меня. Я подавляю улыбку. Интересно, как она запомнила тот день. Каждый
солдат, который работал со мной, проходил моделирование и знал, что можно ожидать, но
я намеренно держал эти детали в секрете от нее. Я думал, эксперимент должен быть
максимально целостным; надеялся, что какие-то дополнительные, реалистичные элементы
сделают ситуацию еще более подлинной. Больше всего мне хотелось, чтобы она имела
возможность сама исследовать собственную природу – иметь возможность применять
силу в безопасном месте – и, учитывая ее прошлое, я знал, что ребенок был прекрасным
спусковым механизмом. Но я никак не мог ожидать таких разрушительных результатов.
Ее действия были нечто большим, чем то, на что я надеялся. И хотя я хотел обсудить все
это с ней позже, но когда нашел ее, она уже планировала свой побег.
Моя улыбка дрожит.
- Хотите войти вовнутрь, сэр? – Голос Дэлалью возвращает меня в настоящее. – Там
нет ничего значительного, но интересно заметить, что дыра достаточно велика, чтобы в
нее пролезть. Кажется, сэр, именно с таким намерением она и была сделана.
Я киваю, отвлекаясь. Тщательно исследую отверстие; пытаюсь представить, какого
это было для нее проходить здесь. Мне так хочется поговорить с ней обо всем этом.
Мое сердце внезапно ёкает. В очередной раз я себе напоминаю, что ее больше нет
рядом. Она больше не живет на базе.
Моя вина в том, что она ушла. Я позволил себе поверить в то, что ей тут хорошо, и это
повлияло на мои суждения. Я должен был внимательнее следить за деталями. За своими
солдатами. Я забыл о своем намерении, о большой цели, о причине, по которой привел ее
на базу. Я был глуп. Неосторожен.
Но, по правде, я просто отвлекся.
Ею.
Когда она только прибыла, она была таким упрямым ребенком, но после нескольких
недель пребывании на базе она, казалось, уже менее тревожилась, не боялась. Но я должен
напомнить себе, что ее улучшения никак не связаны со мной.
Все дело в Кенте.
Но, так или иначе, предательство казалось невозможным. Невозможно, чтобы она
оставила меня из-за роботопобоного, бесчувственного идиота Кента. Его мысли настолько
пустые, что это бессмысленно; словно беседуешь с настольной лампой. Не понимаю, что
он мог предложить ей такое, чтобы она увидела в нем не только инструмент для побега.
Она до сих пор не поняла, что в жизни обычных людей у нее нет никакого будущего.
Она не принадлежит к обществу тех, кто никогда не поймет ее. И я должен вернуть ее.
И я понимаю, что последнюю фразу сказал вслух, прямо тогда, когда Дэлалью начал
говорить:
- Наши войска ищут ее по всему сектору, - говорит он. – И на всякий случай мы
предупредили соседние сектора, на тот случай, если они собираются пересе…
- Что? – я оборачиваюсь, говоря тихим, опасным голосом. – Что ты только что сказал?
Лицо Дэлалью исказилось болезненно-белым оттенком.
- Я был без сознания всего одну ночь, а ты уже предупредил соседние сектора об этом
происшествии.
- Я думал, что вы хотели найти их, сэр, и я подумал, что они могут попытаться
спрятаться в другом месте.
Мне требуется немного времени, чтобы вдохнуть и взять себя в руки.
- Мне жаль, сэр, я подумал, что так будет безопаснее…
- Она с двумя моими солдатами, лейтенант. Ни один из них не настолько глуп, чтобы
вести ее к другому сектору. У них нет ни распоряжения, ни оружия, ни разрешения на
пересечение границы.
- Но…
- Они в бегах только один день. Они ранены, и нуждаются в помощи. Они
путешествуют пешком и с украденной машиной, которую не так легко выследить. Как
далеко, - мой голос срывается, - они могли уйти?
Дэлалью ничего не говорит.
- Ты поднял национальную тревогу. Ты известил об этом другие сектора, а значит –
вся страна уже знает. А это значит, столица тоже уже осведомлена. А это значит что? – я
сжимаю здоровую руку в кулак. – Как вы думаете, что это значит, Лейтенант?
Кажется, на мгновение, он потерял дар речи.
- Сэр, - ахает он. – Прошу, простите меня.
Глава 5
Дэлалью следует за мной к двери.
- Собери войска завтра в Квадранте к десяти, - говорю я на прощание. – Я должен
сделать объявление о последних событиях, и о том, что нас ждет.
- Да, сэр, - говорит Дэлалью. Он не смотрит на меня. Он не поднимал глаз с тех пор,
как мы покинули склад.
У меня хватает забот для беспокойства.
Не считая глупости Дэлалью, у меня есть и другие дела, о которых я должен
позаботиться сейчас. Я не могу позволить себе больше затруднений, не могу отвлекаться.
Ни на нее. Ни на Дэлалью. Ни на кого-либо. Я должен сосредоточиться.
Отвратительно быть раненым в такое время.
Новости о сложившейся ситуации уже попали на национальный уровень. Гражданские
и соседние сектора уже в курсе о нашем маленьком восстании, и мы должны притупить
слухи как можно быстрее. Мне нужно снизить тревогу, которую разослал Дэлалью, и
одновременно подавить любую попытку восстания среди граждан. Они уже охотно
сопротивляются, и любое разногласие только зажжет их пыл. Умерло слишком много, и
они, кажется, не понимают, что сопротивление Восстановлению несет еще больше
разрушения. Жители должны быть усмирены.
Я не хочу войны в своем секторе.
Сейчас более чем когда-либо я должен взять под контроль себя и свои обязанности.
Но мой ум рассеян, тело устало и ранено. Целый день я находился в нескольких дюймах