Глотательные функции возвращались быстро, логопед была довольна, она считала, что через пару недель отец будет нормально есть, и Сесиль с нетерпением ждала, когда наконец сможет ему готовить нормальную еду. Теперь они виделись с Мадлен реже, она проводила всю неделю в Бельвиле, она там и правда поселилась, с медсестрами проблем не возникало, то есть она в основном имела дело с Мариз – “Помнишь Мариз, ну, ту негритяночку”, – прибавила она. Да, он помнил. Орельен еще не вернулся, ему сложно высвободить время, но он считает, что скоро ему станет легче: он попросил перевести его куда-нибудь поближе, чтобы он мог приезжать на подольше, не только на уикенд.
– А ты, – спросила Сесиль, – когда ты сможешь приехать? Я все понимаю, тебе сейчас не до того, у тебя выборы.
Даже Сесиль принимала во внимание выборы, отметил он с некоторым удивлением, эта кампания медиатическим катком подминает все на своем пути.
– Это ненадолго, – сказал он наконец, – скоро начнется самое пекло, и мне не придется так плотно в этом участвовать.
В тот самый момент, когда он произносил эти слова, ему стало ясно, что так оно и есть: совместная пресс-конференция с Сарфати в следующий понедельник и впрямь положит начало избирательной кампании Брюно. Конечно, он будет оказывать ему поддержку, но в основном техническую, на задней линии, как выразилась Солен Синьяль, но все равно это будет настоящая изнурительная кампания с сопутствующим ей стрессом. Сарфати, со своей стороны, начал демонстрировать робкие умеренно прогрессивные убеждения, так что можно предположить, что его президентство будет отмечено парой немудреных реформ, идущих навстречу гражданским инициативам, вроде декриминализации легких наркотиков. Брюно отнюдь не возражал, Поль вспомнил, что ему попадались в руки какие-то документы на эту тему, французская почва просто создана для выращивания конопли, причем в гораздо большей степени, чем голландская, особенно почва в Перигоре, конопля могла бы стать прекрасной альтернативой традиционному выращиванию табака, которое, судя по всему, уже обречено.
Брюно никогда не отличался политическими пристрастиями; он был воплощением технократа-практика, досконально знающего текущие дела, и именно строгость его имиджа помешала президенту выдвинуть его кандидатуру; однако на этот раз Брюно придется с этим имиджем расстаться, хотя бы на время, он же предстанет “перед французским народом”, сказал он Сесиль и, еще не договорив, почувствовал, что его охватывает огромное, почти всеобъемлющее сомнение в самом понятии французский народ, но он не мог поделиться этим с Сесиль, как, впрочем, и ни с кем другим, слишком уж эта мысль звучала депрессивно, слишком пугающе, тем более что он еще не додумал ее до конца. Поэтому он ограничился поцелуем и заверил ее, что приедет в Сен-Жозеф, как только освободится.
Он нажал на отбой, и мгновенно его сомнения распространились на все человечество. Ему всегда нравилась история о том, как Фридрих II Прусский попросил себя похоронить рядом со своими собаками, чтобы не лежать среди людей, этой “злой породы”. Мир людей вдруг привиделся Полю скоплением самовлюбленных какашек, иногда эти какашки возбуждались и совокуплялись на свой манер, кто во что горазд, в результате чего на свет появлялись новые какашки, совсем крошечные. Как это иногда с ним случалось, он внезапно испытал отвращение к религии своей сестры: и как Богу только взбрело в голову явиться в этот мир в образе какашки? Мало того, это событие еще и прославлялось в песнопениях. “Сын божий в мир родился” – как, интересно, это будет по-немецки? Es ist geboren, das göttliche Kind, вдруг вспомнилось ему, все-таки как приятно быть образованным человеком, подумал он, и достичь определенного культурного уровня. В последние годы, надо сказать, какашки совокуплялись не так массово, они явно научились отвергать друг друга и с отвращением отстранялись от себе подобных, учуяв вонь, так что в среднесрочной перспективе нельзя исключить вымирание человечества. Останется еще много мерзости, вроде тараканов и медведей, но ведь нельзя все уладить сразу, думал Поль. Честно говоря, он ничего не имел против уничтожения банка спермы. Идея купить сперму и вообще затеять проект деторождения, не имея оправдания хотя бы в виде сексуального влечения, любви или иного подобного чувства, показалась ему откровенно тошнотворной.
И тут же он понял, что, в сущности, не возражает и против уничтожения китайских контейнеровозов. Ни китайские промышленники, ни морские перевозчики не вызывали у него ни малейшей симпатии; преследуя свои низменные меркантильные цели, все они способствовали погружению в ужасную нищету подавляющего большинства жителей планеты, чем тут, интересно, восхищаться.
Не стоит предаваться подобным мыслям, подумал он следом и включил канал “Животные”. Они уже успели сменить сюжет за это время и перешли на тапиров, в частности, на бразильского тапира (tapirus terrestris) и горного тапира (tapirus pinchaque), вскользь упомянув единственного в своем роде азиатского тапира, он же малайский, он же чепрачный тапир. Как его ни назови, тапир – зверь недоверчивый и одинокий, обитает в лесной чаще и ведет, как правило, ночной образ жизни; социальная жизнь у тапиров отсутствует, а партнершу они заводят только для спаривания. Какое все-таки страшное занудство жизнь тапира, поэтому Поль переключился на спортивный канал, но бегу на 110 метров с барьерами тоже не удалось изменить ход его мыслей. С самого начала он склонен был отдать дань восхищения неведомым террористам за их выдающиеся познания в области компьютерных и военных технологий, за то, как ловко с самого начала им удавалось избегать человеческих жертв, – что бы там ни говорил Дутремон, он лично не усматривал никакого чуда в бескровности датского теракта: они, должно быть, как и в эпизоде с китайскими судами, предупредили людей заблаговременно, не скрывая от них серьезности угрозы, чтобы те успели спастись. Он снова зашел в интернет, надеясь узнать побольше о теракте: действительно, именно так все и было. В три часа утра ночным сторожам позвонили и велели освободить помещение, в то время как другие офисы, пустовавшие в этот поздний час, уже были охвачены пламенем. И хотя штаб-квартира Cryos International находится в самом центре Орхуса, пожар бушевал строго в пределах периметра компании; нет, правда, крутые ребята.
Но весь ужас в том – а почему, интересно, Прюданс до сих пор не вернулась, вдруг спохватился он, скоро девять, она ему нужна прямо сейчас, нужна она сама и их ежедневные разговоры, но, увы, он не может ее дожидаться, ему надо скорее лечь и попытаться заснуть, авось прыжки на лыжах с трамплина помогут, – весь ужас в том, что если задача террористов – уничтожить мир, каким он его знал, уничтожить современный мир, ему по большому счету не в чем их упрекнуть.
9
Пресс-конференция состоялась в полдень, в салоне отеля “Интерконтиненталь” на авеню Марсо. Журналистов и впрямь набралось много, уж точно несколько сотен, Солен Синьяль пришла заранее, выглядела она напряженной и весь следующий час попеременно затягивалась то одной, то другой электронной сигаретой. Раксанэ, сидевшая рядом, была поспокойнее, казалось, она верила в своего подопечного, и действительно, Брюно держался молодцом, по крайней мере, такое впечатление сложилось у Поля, он непринужденно отвечал на все вопросы, без видимых усилий перескакивая с воздушного транспорта на ЕЦБ, с ЕЦБ на ископаемое топливо, пару раз ему удалось рассмешить аудиторию, мужик из Wall Street Journal, например, буквально зашелся от смеха. С Сарфати все прошло не так гладко, он ни разу прямо не ответил на вопрос, постоянно пытался отшутиться, что не всегда срабатывало, а с Financial Times он просто облажался, так показалось Полю. После конференции Солен предложила пойти “взять пивка”; в баре отеля “Интерконтиненталь”, помимо всего прочего, нашлось и пиво.
Поль впервые увидел Брюно и Сарфати вместе – вообще говоря, он впервые увидел Сарфати.
– Мы в порядке… – бросила Солен и рухнула на банкетку, расставив ноги, вид у нее был измученный. – Ну, в общем и целом в порядке, пока что мы оторвались, но впереди еще три месяца… Проблема в том, что хоть мы и в порядке, у других тоже дела идут неплохо.
– Ты о мужике из “Национального объединения”? – спросил Сарфати.
– Да, разумеется, остальные не в счет. Крутой чувачок, я в шоке.
– Ты знаешь, кто им занимается?
Солен вымученно улыбнулась, словно и так было ясно кто.
– Беранжер де Вилькран, – ответил за нее ассистент. Поль не заметил его на пресс-конференции, но это был тот же тип в сером костюме, что и в прошлый раз, вылитый чиновник из Берси.
– Ты знакома с этой Беранжер? – Сарфати, похоже, и тут был не в теме. Солен разразилась странным долгим смехом, начав с комических оперных раскатов, она завершила его каким-то журавлиным клекотом и воскликнула, хлебнув пива:
– Знакома ли я с ней? Кто ж не знаком с этой сукой!.. Крутая профи, заметь, тут не поспоришь, просто мы обязаны доказать, что мы лучше. Пока что мы в порядке, говорю тебе; если посмотреть на прогнозы второго тура…
Она резко умолкла, бросив яростный взгляд на своего помощника.
– Я ничего не сказал… – робко запротестовал молодой человек.
– Чуть было не сказал, я слышала, что ты думал. Да, понятно: цифры ничего не значат за три месяца до. Ты прав, но мы обязаны смотреть на них в любом случае, как иначе. В общем, у нас там в районе пятидесяти пяти. Пятьдесят пять – это хорошо, пятьдесят пять, по мне, лучше, чем пятьдесят два, но это впритык, мы должны создать впечатление, что уходим в отрыв, а дальше само пойдет. Если удастся создать впечатление, что мы уходим в отрыв, то мы в него уйдем, что сейчас и происходит. И да, я от этого не в восторге, но нам придется добрать голосов за счет левых.
Псевдочиновник Берси на этот раз бросил на нее озадаченный взгляд и повторил упавшим голосом:
– Левых…