– Что-то случилось?
– Да. Я думаю, это сорвет избирательную кампанию.
Брюно выждал несколько секунд и рассказал. Произошел очередной теракт, о котором объявило новое интернет-сообщение. Сообщение, судя по всему, появилось около четырех утра, и на этот раз они залили его практически повсюду. Максимум через полчаса об этом сообщат все новостные каналы.
– И что в этом такого страшного? – удивился Поль. – Это уже как минимум четвертый теракт.
– Третий, если считать только те, которые сопровождались интернет-сообщениями.
– Ну хорошо, третий, но все равно эта новинка начинает приедаться.
– Да. Просто на этот раз погибло пятьсот человек.
7
Революционер… Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции.
Баржи с африканскими мигрантами, направляющиеся в Европу, в последние годы даже не рассчитывают добраться до Сицилии, потому что корабли ВМС Италии не дают им причалить. Поэтому перевозчики группируются вокруг Орана, в зоне, подконтрольной алжирским джихадистам, и пытаются достичь испанского побережья между Альмерией и Картахеной. Испанское правительство, вновь ставшее социалистическим после смены у власти нескольких партий, встречает их радушно, тем более что почти все они франкофоны и стремятся побыстрее пересечь границу – по Пиренеям пролегают многочисленные тропы во Францию, и на практике их невозможно контролировать; эти массивные мрачные горы служат надежной преградой на пути полномасштабного военного вторжения, но нелегалам всегда удавалось сквозь них просочиться. Единственная опасность для мигрантов исходит не от властей, а от местных дружин, вооруженных бейсбольными битами и ножами, – нередко африканцам, рискнувшим в одиночку выйти из лагеря, перерезали горло или забивали их до смерти, а полиция, как правило, не выказывала особого рвения в поиске преступников, да и испанская пресса почти не освещала подобные происшествия, они, так сказать, уже стали рутиной.
Торпедированную баржу снесло далеко на северо-восток, и она затонула у Балеарских островов, точнее, примерно в тридцати морских милях к востоку от узкого пролива между Ибицей и Форментерой. Ветхие плоскодонные баржи перевозчиков и рядом не стоят с современными контейнеровозами, так что маломощной торпеды, выпущенной с поверхности, более чем достаточно, чтобы их уничтожить, – тут сгодился бы даже обычный гранатомет. От удара баржа раскололась надвое и почти сразу ушла под воду, и большинство пассажиров – цифра пятьсот была лишь приблизительной – погибли в течение нескольких минут.
На видео, выложенном в интернет – снимали наверняка с двух камер, укрепленных на носовой части судна, выпустившего торпеду, одна брала общий план, другая детали, – неторопливо прослеживалось, как тонут человек сто, уцелевших после взрыва. От этих кадров исходило странное впечатление индифферентности операторов. Они не задерживались сверх меры на агонии этих мужчин и женщин – что касается детей, то они почти сразу исчезли из кадра, – но и не пытались умалить значение происходящего. То одному, то другому утопающему удавалось подплыть к судну, с которого шла съемка. Они не то чтобы просили о помощи – никаких криков слышно не было, впрочем, единственным звуком на видео был мерный грохот бьющихся о борт волн, – только безмолвно протягивали к нему руки. Тут раздавалась пулеметная очередь, скорее просто для того, чтобы удержать их на расстоянии, но иногда пуля попадала в человека, решая его судьбу.
Это видео – корабль переплывал от одного тонущего к другому, методично фиксируя агонию каждого из них, пока наконец последний не погрузился под воду, – длилось минут сорок с чем-то, но вряд ли многие интернет-пользователи досмотрели его до конца, кроме разве тех, кому не надоедает наблюдать за гибелью африканских мигрантов.
Поль сразу согласился, что эти кадры и правда потрясут мир, Брюно ничуть не преувеличивал. Он вернулся в спальню, Прюданс вроде бы уже наполовину проснулась, и он в двух словах рассказал ей, что произошло. Она толком даже не отреагировала, у нее только чуть дрогнули веки, потом она снова угнездилась под одеялом и заснула; вероятно, она не расслышала его.
Мартен-Рено приехал в офис к шести утра, ему пришлось обзвонить своих подчиненных и в срочном порядке вызвать их на работу, а также выслушать по телефону упреки министра. Ему, впрочем, нечего было возразить, его службы, надо признать, не добились никакого результата, прошло восемь месяцев после начала расследования, а у них не было ни малейшей зацепки, ни одной достоверной улики; но спецслужбы во всем мире преуспели не больше, это единственное, что он мог сказать в свое оправдание.
Заспанный Дутремон не успел ни причесаться, ни побриться, да и одевался явно наспех, но главное, на этот раз он выглядел совершенно выбитым из колеи. Видео распространилось в интернете с небывалыми ранее агрессией и скоростью, сумев на некоторое время парализовать мировой трафик, и задействовало неизвестные ему ресурсы, это беспрецедентное событие, он не знал, что и думать.
Мартен-Рено считал эту ситуацию непостижимой и с точки зрения общего замысла. В нападении на контейнеровоз логично заподозрить какую-нибудь ультралевую группировку; очень странно, что в их распоряжении оказались такие технические средства, но это еще куда ни шло. Второй теракт, нападение на банк спермы, указывал скорее на католиков-интегристов, то есть с точки зрения логистики – в никуда. Но в данном-то случае кого прикажете подозревать? Возмутится весь мир. Белых супремасистов? Пара-тройка жалких субъектов, которые с трудом способны зашнуровать ботинки, организовали теракт, получивший мировой резонанс, и парализовали интернет почти на четверть часа? Полная чушь.
Пришел Ситбон-Нозьер, как всегда, в безупречном костюме, вот он явно был в отличной форме и выглядел отдохнувшим и свежим; он не разделял пессимизма своих коллег.
– Андерс Беринг Брейвик, норвежский ультраправый убийца, приводит в своем манифесте “2083” обширные цитаты из работ Качинского, – сказал он. – Существует экофашистское движение, рассматривающее род человеческий, а также, впрочем, и другие социальные виды, как совокупность изначально враждующих племен, которые постоянно воюют за контроль над территориями. Этой концепции ранее придерживалась Максимиани Портас, французская интеллектуалка середины двадцатого века. Как и Теодор Качинский, Максимиани Портас получила блестящее математическое образование, в своей докторской диссертации она опирается на труды Готлоба Фреге и Бертрана Рассела. Приняв индуизм, она вышла замуж за брамина и взяла себе имя Савитри Деви, что означает “богиня солнца”. Будучи пылкой поклонницей Гитлера, она в своих текстах предвосхищает также тезисы сторонников глубинной экологии.
Если рассматривать их в контексте экофашистской философии – тут Ситбон-Нозьер воодушевился, – последние два теракта преследовали взаимодополняющие цели: искусственная инсеминация и иммиграция используются современными обществами для компенсации снизившегося суммарного коэффициента рождаемости. Такие продвинутые страны, как Япония и Корея, ориентируются на искусственную инсеминацию, в то время как менее технически развитые страны Западной Европы делают ставку на иммиграцию. В обоих случаях капитализм достигает своей цели – медленного, но верного увеличения численности населения планеты, что позволяет достичь экономического роста и обеспечить приемлемую доходность инвестиций. Единственная альтернатива этому – экофашистская идеология, как у Савитри Деви, или примитивистская, как у Качинского, приверженца концепции антироста, причем их синтез тоже вполне допустим. Эти движения также можно считать родственными нигилизму в том смысле, что они, прежде всего, стремятся к воцарению хаоса, в результате которого, полагают они, возникнет новый мир, обязательно лучше прежнего; нигилистам тоже было необходимо в определенный момент пойти на чудовищные поступки, вызывавшие единодушное осуждение – на убийство детей, например, – для того чтобы отделить истинных борцов от простых попутчиков.
– Честно говоря, я не уверен… – возразил Мартен-Рено, который тоже еще толком не проснулся. Ситбон-Нозьер – специалист по нигилистам, поэтому не удивительно, что нигилисты мерещатся ему повсюду, но он уже и впрямь начинал сомневаться, правильно ли поступил, взяв на работу выпускника Эколь Нормаль. – С интеллектуальной точки зрения это не лишено смысла, – признал он, – но сколько их наберется в мире? Человек десять? Двадцать?
– В данный момент их необязательно должно быть много, – ответил Ситбон-Нозьер. – Благодаря интернету горстка компетентных и решительных людей может добиться впечатляющих результатов. Брейвик действовал в одиночку, а теракт на острове Утойя получил резонанс во всем мире. Сегодня, как никогда прежде, власть зиждется на интеллекте и знаниях, и такие ультраминоритарные идеологии с наибольшей вероятностью привлекут выдающиеся умы. Представьте себе какого-нибудь современного Качинского тридцать лет спустя, который так же хорошо разбирается в информатике, как тот Качинский в математике: он способен сам по себе нанести колоссальный ущерб. Для некоторых терактов, разумеется, необходимо финансирование, но при желании его удается найти. Например, нападение на датский банк спермы сильно навредило всем биотехнологическим фирмам, работающим над репродукцией человека; на каждом конкретном рынке игра на понижение может быть не менее, а иногда и более прибыльной, чем игра на повышение, это классическая финансовая стратегия. Те, кто своевременно продал свои акции этой датской компании, наверняка неплохо заработали, а чужой пример заразителен.