Они направились к бару. Солен налила себе бокал белого, Поль попросил еще шампанского. Его обслужили не сразу, у стойки толклись приятели Сарфати, разобрав почти все бутылки. Они что-то орали и громко смеялись, большинство уже лыка не вязали, в ход пошли травка и кокс. Сарфати удавалось держать их на отдалении во время избирательной кампании, но после победы они вернулись, а как иначе, они все из телевизионной тусовки, а некоторые не расставались с ним с самых первых его передач. Теперь они наводнят Елисейский дворец и в течение всего пятилетнего мандата будут устраивать там вечеринки и блевать на диваны из фонда национального достояния. Малоприятная перспектива, особенно для обслуживающего персонала президентского дворца, но, в конце концов, и это можно пережить. Президент прав: Сарфати не представляет для него ни малейшей опасности. Теперь уже практически не остается сомнений, что в следующий раз президентская баталия разыграется между ним и Брюно; главной интригой следующего президентского срока станет тайная дистанционная война между ними. Солен Синьяль покачала головой, все это она предвидела. Она не собиралась пока предлагать свои услуги Брюно, еще не время. А он сам-то как, что с отставкой? – спросила она. Какая-то она была сегодня странная, чуть ли не мечтательная, и впервые на его памяти заинтересовалась чем-то посторонним, не имеющим отношения к ее профессиональной деятельности. Ну, он хоть сейчас может приступить к работе, в контексте текущих событий никто не обратит на это внимания; только какой смысл, лучше подождать, пока пройдут парламентские выборы, потом летние отпуска, он, пожалуй, вернется во второй половине августа, когда начнется какое-то оживление. В предыдущие пять лет у Брюно не было полной свободы действий, ему приходилось считаться с высокопоставленными чиновниками в Берси, разными протеже президента, учитывая, что он сам в прошлом инспектор финансов. С Сарфати таких проблем не возникнет.
Солен Синьяль кивнула, она внимательно слушала его. Вероятно, он прав, наверняка произойдут какие-то драмы малой амплитуды, наметятся линии разлома, но пройдет два или три года, прежде чем позиции президента начнут сдвигаться, и эти изменения станут заметны. Парламентские выборы уже давно не ее уровень; она вправе позволить себе полноценный отдых в течение следующих нескольких недель, попробовать переустроить свою жизнь, задуматься хоть о какой-нибудь личной жизни, но в этом она никому не признавалась, самой себе тоже.
Вскоре Поль ушел, даже не попрощавшись с Брюно, вокруг которого весь вечер толпился народ. Приятели Сарфати орали все громче, у него снова заныла десна, во рту появился неприятный привкус, надо прямо завтра утром записаться к зубному. Результат выборов – хорошая новость для страны, он в этом не сомневался; во всяком случае, для него это точно хорошая новость, и все же с той минуты, как его охватило странное оцепенение, когда он собирался проголосовать, он не мог отделаться от чувства неуверенности и печали.
Шесть
© Michel Houellebecq
1
На первый прием к стоматологу, вообще врачу или, возьмем шире, к любому поставщику услуг, записываешься почти всегда по чьей-то рекомендации, родственника или друга; но так получилось, что Поль не знал никого, кто мог бы порекомендовать ему стоматолога в Париже. А тот факт, что он не знал никого, кто мог бы порекомендовать ему стоматолога в Париже, означал, что он вообще мало кого знал. Все-таки его жизнь могла быть немного поживее, подумал он в приступе саможаления и сразу стал себе противен. У него была Прюданс, но, если не считать Брюно и Сесиль – раз-два и обчелся, – он жил с Прюданс словно на необитаемом острове посреди океана пустоты.
Если задуматься, в этом вакууме, лишенном человеческих связей, он пребывал всегда. Так было в университете и даже в школьные годы, которые обычно способствуют установлению человеческих отношений. И лишь сексуальное желание иногда, очень редко, обладало достаточной силой, чтобы снести эту стену. Мы всегда общаемся более или менее в рамках своей возрастной группы; люди, принадлежащие к другой возрастной группе, не связанные с нами прямыми родственными узами, то есть миллиарды человеческих особей, населяющих вместе с нами эту планету, для нас не существуют. Чем старше становился Поль, тем реже по естественным причинам случались у него сексуальные контакты и тем отчаяннее становилось его одиночество.
Пока что у него болели зубы, болели все сильнее и сильнее, особенно с левой стороны, он уже с трудом мог пошевелить языком, надо было срочно что-то с этим делать. На сайте Doctolib тут же открылся длинный список дантистов, консультирующих в 12-м округе. Многие из них, судя по фамилиям, евреи – так подтверждается очередной стереотип, мелькнула у него мысль. Впрочем, выбрал он Башара Аль-Назри, видимо, арабского происхождения. У него не было никаких причин выбирать именно его, просто из дому ему удобнее добираться до улицы Шарантон – всего-то пройдя мимо церкви Рождества Богоматери в Берси, повернуть на улицу Прудона, это даже не улица, скорее туннель под железнодорожными путями, идущими от Лионского вокзала, наверняка он не раз, даже не подозревая об этом, проезжал над этой улицей на скоростном поезде; из туннеля он попадал сразу на улицу Шарантон, в двух шагах от станции метро “Дюгомье”. Он обрадовался неожиданно выпавшей ему возможности снова посмотреть на церковь Рождества Богоматери в Берси; ему казалось, что он в своей жизни что-то недовыяснил с этой церковью – и, видимо, с христианством в целом.
– Откройте рот… Пошире, – терпеливо повторял Аль-Назри, когда он сел, а вернее, лег в кресло.
Аль-Назри, молодой человек лет, скажем, тридцати, с коротко стриженными черными волосами, был не похож на североафриканца, скорее на сирийца или иракца, во всяком случае, ничто в нем не выдавало исламиста и вообще мусульманина, он производил в целом очень приятное впечатление серьезного профессионала, в совершенстве владеющего современными медицинскими методиками и манипуляциями. Некоторые иммигранты во Франции еще пока добиваются успеха, подумал Поль, хотя теперь это большая редкость, очевидно, Аль-Назри один из них. Он с озабоченным видом исследовал ему рот металлическим зондом. С правой стороны еще куда ни шло, но слева Поль почувствовал ужасную стреляющую боль, стоило тонкому стержню прикоснутся к больному зубу, и не смог сдержать крика.
– Да… – он тут же вынул зонд, – вам следовало бы обратиться к врачу несколько месяцев назад, полагаю, вы это сами понимаете. Теперь удаления нам не избежать. В утешение скажу вам, что наличие четырех зубов мудрости – исключительное явление в вашем возрасте, так что с оставшимися двумя вы окажетесь, так сказать, в пределах нормы. Вы говорили еще, что вам больно двигать языком и во рту появляется иногда неприятный привкус?
– Да, привкус гнили, он держится недолго, но это очень противно.
Он надел латексные перчатки и с предельной осторожностью провел пальцами по челюсти Поля.
– Тут у вас небольшое уплотнение, не замечали? Обычно люди замечают уплотнение. Ладно, давайте уж заодно сделаем рентген.
Сделав рентген, он поднял кресло, тщательно изучил снимок на подсвеченном экране и сказал:
– Два зуба придется удалить, это точно. Кроме того, я дам вам координаты ЛОРа, на всякий случай. Мы можем их вырвать прямо сейчас?
– Да, конечно, очень хорошо, я и не надеялся, что все получится так быстро.
– Вот увидите, это совсем не больно, и вам сразу станет лучше.
И правда, все прошло быстро и безболезненно, анестезия отлично подействовала, и у него сразу появилось ощущение легкости и комфорта во рту, которого он не испытывал уже многие годы.
– Ну вот, – сказал Аль-Назри, – зря вы так затянули. Вы курите, я полагаю? – Он кивнул. – Надо регулярно делать чистку зубов, по крайней мере раз в полгода. И не забудьте записаться на прием к Наккашу, ЛОРу, я вам написал его координаты. Мы не уделяем достаточного внимания зубам, принято считать, что это не самое важное, но иногда могут возникнуть серьезные осложнения.
Поль кивнул, пытаясь изобразить на лице требуемую озабоченность в надежде, что таким образом убедит его, что внял предупреждению, что он не из тех, кто считает дантистов врачами второго сорта, но тем не менее на улицу Шарантон он вышел скорее в радостном и беспечном настроении и тут же позвонил Прюданс, сообщить, что только от зубного и что все в порядке. Но главное, он рассчитывал, когда звонил ей, что она его похвалит, ведь он наконец занялся своими зубами, а роль женщины традиционно заключается в том, чтобы поощрять мужчин следить за собой, в частности за своим здоровьем, и в целом приобщать их к жизни, поскольку в дружеские отношения мужчин с жизнью в лучшем случае верится с трудом.
Он не был в церкви Рождества Богоматери в Берси с начала января. Он помнил, что зашел туда на следующий день после того, как обнаружил наряженную Прюданс рождественскую елку и впервые допустил мысль, сам еще толком для себя ее не сформулировав, почти бессознательно, что однажды между ними может еще что-то снова произойти. Не исключено, что как раз в этой невнятной надежде он тогда и зажег свечи – все же прелюбопытный поступок, учитывая, что он атеист или, пожалуй, агностик, но его принципиальный атеизм неустойчив, ибо не подкреплен никакой состоятельной онтологией. Материален ли мир? Есть такая гипотеза, но, насколько ему известно, мир с таким же успехом может состоять из духовных сущностей, он уже забыл, что именно подразумевает наука под “материей”, и вообще употребляется ли все еще этот термин, что-то не похоже, теперь, если ему не изменяет память, оперируют скорее матрицами вероятностей наличия, но все это он изучал очень давно и, по правде говоря, недалеко продвинулся, да и его бакалавриат по точным наукам этой темы особо не касался, ну и уж конечно, не в Институте политических исследований он смог бы узнать о чем-то подобном. Ему пришел на ум отрывок из Паскаля, кстати, довольно-таки нехристианский отрывок, в котором автор сокрушается, что в вопросе о существовании творца природа не предлагает ему ничего, “что не вызывало бы