<…>.
Мрачная картина; но куда как ужаснее следующий несомненный факт: всех женщин на вид старше двадцати лет [испанцы] хладнокровно уничтожают. На моё восклицание, что это крайне бесчеловечно, он ответил: «Но что ж делать? Ведь они так плодятся!»
Здесь все твёрдо убеждены, что это справедливая война, потому что она ведётся против варваров. Кто бы мог подумать, что такие зверства могут совершаться в цивилизованной христианской стране? <…>.
План генерала Росаса состоял в том, чтобы уничтожить отставших индейцев, загнав всех в одно место, и летом, при содействии чилийцев, разом напасть на них. Эту операцию следовало повторять три года подряд[65]».
В 1871 году, когда Дарвин опубликовал «Происхождение человека», кампания травли индейцев в Аргентине всё ещё продолжалась, получая финансовое обеспечение через финансовые облигации. Когда землю очистили от индейцев, она была поделена среди держателей облигаций, так что на каждую облигацию её держатель получал 2500 гектаров земли.[66]
Всю ночь я ищу цветы в тёмном ландшафте города. Вокруг меня всё заброшено, испорчено, изгажено. В зловонном туннеле ко мне подходят два человека. Цветы? Они не понимают, о чём я. Я знаком изображаю «букет» — как бы зажимая в руке стебли. Они принимают этот знак за «нож» и показывают, что теперь точно понимают, о чём я говорю.
Дарвина возмутила жестокость аргентинской охоты на человека. Его учитель Чарльз Лайель помог ему увидеть пережитое в более широком контексте. Человек — это часть природы, а в природе даже уничтожение естественно.
Мы, человеческие существа, говорит Лайель в «Началах биологии» (глава под названием «истребление видов человеческих») не должны чувствовать вины за то, что наше развитие уничтожает животных и растения. В наше оправдание можно сказать, что когда мы завоёвываем землю и охраняем свои завоевания силой, мы делаем лишь то, что делают все природные виды. Всякий вид, распространившийся на большой площади, точно таки же образом сократил или полностью истребил другие виды и должен защищаться, сражаясь против проникновения на его территорию растений и животных. Если «даже самые незначительные и крохотные виды истребили уже тысячи других», почему же нам, хозяевам творения, не делать того же?
Добросердечный Лайель, точно так же как и добросердечный Дарвин, не имел ни малейшего желания причинять вред индейцам. Но право истреблять другие виды, которое Лайель столь легкомысленно приписал человеку, к тому времени уже довольно долго использовалось для истребления людей. На практике это означает — «уничтожить всех дикарей».
Тасманийцы были самым известным из истреблённых народов и не раз становились их символом.[67]
Тасмания — это остров размером с Ирландию, лежит он к Юго-востоку от Австралии. Первые колонисты — двадцать четыре арестанта, восемь солдат и дюжина волонтёров, шесть из которых были женщины, — прибыла на остров в 1803 году. На следующий год произошло первое крупное истребление туземцев. «Бушрейнджерам» — ссыльным преступникам — разрешалось охотиться на кенгуру и туземцев. Их женщин забирали, а их самих бросали собакам или живьём поджаривали на огне.
Человек по имени Карротс получил известность убийством одного тасманийца: он заставил его жену носить на шее голову убитого мужа. С туземцами не стоило обращаться как с людьми, они — «дикари» или «дикие звери».
В 1820-х поток белой иммиграции увеличился, и тем самым у туземцев стали сокращаться средства к существованию. Голодая, они стали красть у белых, а те в свою очередь расставляли на них ловушки и отстреливали их, прячась на деревьях. Тасманийцы ответили нападением на отдельных поселенцев. В 1825 году вождь туземцев был схвачен и казнён за убийство.
Земельная компания «Ван Дименс» истребила кенгуру и завезла овец, расселив их на полумиллионе акров. Белое население удваивалось каждые пять лет. Местная печать требовала всё громче, чтобы правительство «переместило» туземцев. Если нет, то их надо «загонять как диких зверей и уничтожать».
Так и случилось. В 1827 году «Таймс» (Лондон) сообщила, что шестьдесят тасманийцев было убито в отместку за смерть белого поселенца; в другой раз лишились жизни семьдесят тасманийцев. Насилие всё возрастало, пока наконец поселенцы не начали вытаскивать женщин и детей из их жилищ и «вышибать им мозги».
В 1829 году правительство решило сконцентрировать местное население в районе бесплодного западного берега. Вылавливать их отправили арестантов, давая по пять фунтов за каждого туземца, которого они приведут в пункт сбора. По всем оценкам, девять тасманийцев погибло на каждого доставленного живым. «Чёрная война» продолжалась.
Чтобы согнать всех местных на небольшой мыс на юго-востоке, в 1830 году было мобилизовано пять тысяч солдат. Операция стоила тридцать тысяч фунтов. В течение нескольких недель людская цепь с промежутками в сорок ярдов прочёсывала весь остров. Когда она прибыла к месту назначения, оказалось, что не было поймано ни одного туземца. Как выяснилось позже, их осталось всего триста человек.
Масон-методист по имени Г. А. Робинсон захотел спасти их. Он отправился безоружным в буш, был на волосок от гибели, но его спасла местная женщина по имени Труганина. Вместе с нею он убедил двести тасманийцев присоединиться к ним и отправиться в безопасное место на остров Флиндера, где их никто не будет преследовать.
Именно в эту пору Дарвин и посетил Тасманию. «Я опасаюсь, — заметил он в дневниковой записи от 2 февраля 1836 года, — что эта порочная цепь злодеяний исходит из бесславного поведения некоторых из наших соотечественников».
Робинсон пытался цивилизовать своих подопечных, принеся рыночную экономику и христианство на остров Флиндера. Вскоре он мог доложить о невероятном прогрессе. Тасманийцы начали работать, покупать одежду и пользоваться ножом и вилкой. Духовные гимны пришли на смену ночным оргиям. Освоение заповедей шло полным ходом. Была только одна загвоздка: они мёрли как мухи.
Через шесть месяцев половина из них умерла. Когда вторая половина, в свою очередь, ополовинилась, то оставшиеся сорок пять человек покинули остров и переехали в трущобы рядом со столицей, Хобарт-тауном, где они быстро спились и погибли.
Когда в 1859 году вышло дарвиновское «Происхождение видов», в живых оставалось только девять тасманийских женщин, слишком старых, чтобы иметь детей. Последний тасманиец, Уильям Ианни, умер в 1869 году. Его череп был украден ещё до похорон, а тело было вырыто из могилы позже, чтобы забрать скелет.
Последней из тасманиек была Труганина, некогда спасшая жизнь Робинсону. Она умерла в 1876 году, через несколько лет после выхода дарвиновского «Происхождения видов». Её скелет сейчас находится в тасманийском музее в Хобарте.
Учёные XIX века интерпретировали судьбу тасманийцев в свете уже общепризнанного открытия Кювье. Среди тысяч вымерших видов тасманийцы выжила благодаря своей географической изолированности, они были «живыми ископаемыми», остатками исчезнувших доисторических времён, и не смогли устоять, соприкоснувшись с другим полюсом временной шкалы. Тот факт, что при этом их убивали, означал лишь их возврат в давно вымерший мир, к которому, собственно, они и принадлежали с точки зрения эволюции.
Учёные XIX века интерпретировали судьбу тасманийцев в свете открытия Дарвина. Та «лестница Творения», в которую верили средние века, зоологическая иерархия, выдуманная Уильямом Петти, Уильямом Тайсоном и Чарльзом Уайтом, была превращена Дарвином в исторический процесс. «Нижние» формы в иерархии были предшественниками «высших». И не только это. «Низшие» и «высшие» были связаны друг с другом как причина и как следствие. Борьба между ними создавала всё более «высшие» формы.
Мы, европейцы, были модифицированными и улучшенными потомками тасманийцев. Так что, согласно логике дарвиновского самоубийства, мы оказались вынужденными уничтожать родительские виды. А значит — и все «дикие народы» мира. Все они были обречены разделить участь тасманийцев.
Часть IV
Рождение расизма.
Жизненное пространство, пространство смерти.
В Зиндер.
Рождение расизма
Race is everything: literature, science, art, civilization depend on it.[68]
Критика империализма XVIII века была всё так же актуальна в начале XIX века: для многих было само собой разумеющимся, что выступать против геноцида необходимо.
В своей большой работе по истории колониализма «Европейские колонии в различных частях света, рассматриваемые в их социальных, моральных и физических условиях» (1834) Джон Хоуисон пишет:
«На Африканском континенте благодаря принесённым туда благам цивилизации уже почти не осталось туземцев. На архипелаге Вест-Индия по той же причине не живёт больше ни одной семьи его изначальных обитателей. Южная Африка скоро окажется в том же состоянии, а численность островитян Тихого океана быстро уменьшается благодаря бушующим европейским болезням и деспотизму фанатичных миссионеров. Давно пора прекратить это истребление; и, поскольку уже давно печальный опыт доказал, что мы совершенно не способны сделать счастливей, мудрее или лучше тех варваров, которых мы посетили или завоевали, то нам теперь следует оставить их в покое и обратить свои воспитательные усилия на самих себя… на нашу жадность, эгоизм или другие грехи».
Такой подход имел корни одновременно и в христианской вере, и в идеях Просвещения о равенстве. Но в ходе европейской экспансии XIX века возникло и другое отношение. Геноцид стал считаться неизбежным продуктом прогресса.