А от психологической травмы до халтуры, как говорил Станиславский, один шаг. И поэтому у нас наше российское кино в большинстве своём, как немецкая порнуха, все что-то делают, суетятся, друг на друге женятся, а результата и смысла нет.
Да и, кстати, отметил Николай, если уж досмотреть фильм до самого конца, то можно заметить, что высшим пилотажем элитного лесбо является стремление главной героини саму себя отдолбить в зад огромным чёрным резиновым фаллосом на фоне дорогущей барочной обстановки. Просто апогей Общества потребления в Век эгоизма. Как говорил известный американский кинокритик Роджер Эберт молодому режиссёру Феде Бондарчуку, «смотрел я давеча вашу порнуху – какое-то безумие».
«Никогда ещё прежде порнуха не была так концептуальна», – закончил Николай свою рецензию. Поставив точку в конце предложения, кинокритик откинулся на спинку кресла, достал из полупустой пачки длинную дамскую сигарету и в задумчивости закурил.
Детская считалка
Ночью в памяти всплыла махачкалинская считалка, которую я слышал в глубоком детстве в нашем дворе. Вспомнил её чего-то, и аж на голове остатки волос зашевелились.
«Конопель, конопель,
Кому в Вальхаллу, кому – в Хель,
В окруженье молодцов
Ждать корабль мертвецов.
Локи правит кораблём,
Мы отправимся на нём,
Кто за Одина с копьём,
Того слопаем живьём,
Кто за Тора с молотом,
Тому быть заколотым.
Сколь догонит солнышко,
Будет асам горюшко,
Хати схватит месяц,
Мимира повесим.
Фрейр расстанется с мечом,
Фернир будет палачом,
Сурт сожжёт всех без остатка,
Вот такая будет схватка.
Конопель, конопель,
Все отправимся в Муспель».
Рыбалка
Как человек, выросший у самого синего моря, к рыбалке я абсолютно равнодушен. Отец мой, заядлый рыбак, я бы даже сказал, фанат удочки и спиннинга, часто брал меня с собой, поэтому ловить рыбу я научился рано. С отцом мы объехали добрую половину рыбных мест от Волгограда до Дербента, пробуя различные способы ловли и изощряясь в наживке. Однако большого удовольствия от самого процесса ловли я никогда не получал. Может быть, из-за врождённого чувства сострадания к скользким глупым тварям, жадно хватающим любую наживку на крючке, а может быть, ещё из-за того, что рыбу я тоже не очень люблю есть. Хотя мой отец умел готовить её так непревзойдённо, что с тех пор, как он ушел в Иное, я всего несколько раз встречал людей, способных приготовить её так же вкусно. Однажды мы с отцом гостили у его приятеля где-то в маленьком посёлке между Волгоградом и Астраханью, и целый месяц были вынуждены питаться рыбой, хлебом и арбузами. В единственном магазине ничего, кроме консервированного арбузного сока, рыбных консервов, гречки и хлеба, не водилось. Рыбу мы ловили сами, арбузы росли на полях вокруг посёлка, а хлеб мы покупали. Гречку я тогда не любил, да и сейчас стараюсь её не есть. Отец с приятелем запивали все это пшеничным вином, запасливо взятым им из дома, потому как найти алкоголь во время горбачёвского сухого закона в поселковом магазине было сложнее, чем увидеть все три тысячи звёзд созвездия Ориона в театральный бинокль. Да и ещё, отцу удалось обменять у местных браконьеров две бутылки водки на трехлитровую банку чёрной икры, и мы её ели целый месяц с хлебом, но без масла. Короче, это была тяжёлая жизнь советского ребёнка эпохи перестройки.
Кроме того, выход к Волге из посёлка был прорыт сквозь достаточно высокий берег прямо посреди половецкого кладбища. Так что, идя каждый день к реке и обратно, я видел торчащие из земли белые человеческие кости. С наступлением сумерек в одиночку ходить там я немного побаивался. Самое забавное, что местные жители, иногда забредавшие к нам в гости на рюмочку, все, как один, рассказывали о несметных богатствах, спрятанных в трёх заросших ковылём холмах за посёлком, и об ужасном проклятии, которое их охраняет. Спустя много лет, готовясь к экзамену по археологии в аспирантуре, я прочитал, что в этих курганах были действительно обнаружены богатые погребения сарматского времени. Видимо, слухи о несметных богатствах, в конце концов, дошли до археологов. Местные, хоть и промышляли браконьерством и были не дураки выпить, даже не пытались посягнуть на спрятанные в земле сокровища.
Короче, рыбаком я так и не стал, как, впрочем, и археологом тоже, хотя и защитил диссертацию по археологической проблематике. Может быть, потому, что меня всегда интересовало Иное. Я предпочитал рыбалку именно в Нём. Знаете, рыбаки обычно рассказывают, как, когда, где и какого размера они поймали жереха, воблу, леща или щуку, показывая это характерным жестом в сторону Запада. Но вряд ли кто из них может похвастать тем, что ловил ундину, или, по-нашему, русалку. Не рус-алко – с этим у наших рыбаков проблем нет, – а именно духа воды. А я могу.
Если вы думаете, что ловить ундину надо у водоёма, у пруда или на реке, то скажу вам, что вы глубоко ошибаетесь. Если ундины в таких местах и водятся, то все, как правило, уже кем-то давно пойманы. Бесхозных ундин проще всего встретить в ночных клубах, где они пытаются затеряться в толпе опять же бесхозных неундин. Отличить ундину от обычной девушки в ночном клубе непросто, однако возможно. От ундины всегда веет еле заметной нездешней прохладой. Да и ещё, на фото в Инстаграм у неё всегда fishface – это такое выражение лица, как у рыбы, вытащенной из воды: полуоткрытый рот и удивлённый тупой взгляд. Однако, в отличие от неундин, цель ундины не затащить тебя в ЗАГС под любым благовидным предлогом, а утащить к себе на дно, хотя непонятно, что хуже. Что там ундина будет делать с тобой, на дне, неясно, потому как обратно никто в своём уме не возвращался.
Но вам, наверное, интересно, как же всё-таки поймать ундину. Успех её ловли такой же, как и у остальных рыбок в нашей мутной воде: хорошие снасти, прикормка, наживка, поклёвка, подсекание. Про снасти я писать не буду, потому как тут всё неоднозначно. Можно иметь дорогие удочки и лучшего в мире мотыля, но так и не поймать ни одной ундины, а можно – всего лишь обычную кривую палку с ржавым крючком и половиной червяка, и переловить всех ундин на районе. Тут всё приходит с опытом.
С прикормкой тоже нужно экспериментировать, так как эпоха золотого нефтяного дождя сделала своё грязное нефтяное дело, и теперь, как ундины, так и неундины стали очень капризны. Однако ещё Лев Николаевич Толстой советовал в процессе прикормки ундин помнить о важных её принципах – экологичности, экономичности, традиционности или, как это звучало в оригинале самого Отца русского гуманизма, «Ecologition. Economition. Tradition».
А вот с наживкой – тут всё просто. Никаких шуб и дорогих авто. Только бриллианты, причём, чем крупнее – тем лучше. И последнее – подсекание. Когда вы видите, что ундина клюнула и уже готова наградить вас своим поцелуем забвения и утащить к себе на дно, наклоняетесь к её губам и в этот момент резко отворачиваете в сторону голову и хватаете её за бедра покрепче, потому как её сногсшибательно длинные ноги превращаются в скользкий рыбий хвост, и она стремится сбежать, отчаянно вырываясь из крепких объятий. И вот, если после этого вам всё же удаётся её удержать, тогда, повинуясь вашему приказу, она вселяется в любой предмет по вашему желанию. Только не стоит вселять ундину в смартфон, он и без того постоянно глючит. В часы тоже не стоит. Лучше, если это будет кристалл, кольцо или браслет. И тогда ундина начнёт служить вам верой и правдой до конца ваших дней.
З.Ы. В следующий раз, мой дорогой читатель, я расскажу тебе, как поймать саламандру.
Бродит мысль моя по кругу
Бродит мысль моя по кругу,
Словно дикая зверюга,
Жадно рыщет по округе,
Чует запахи зари
И командует «замри»
Изнутри.
Ловит чутким слухом ухо,
Будто ведает старуха,
По ком сохнет молодуха,
Шёпот легких облаков
Да лихую песнь клинков
Казаков.
Ароматом свежих трав,
Сладкой яростью облав,
Дым отеческих застав.
Молодецкий дух забав,
Боль неправедных расправ
Переврав.
Стелется туман по полю
Обещанием лучшей доли
И зовёт меня на волю,
Где печали нет юдоли,
Рабства нет и нет неволи
Боле.
Сны Саркела
Уже третью ночь сон не шёл к Великому Хакану, запертому в стенах Саркела. И причиной этого была не столько липкая духота, особенно невыносимая этим летом, от которой промокал насквозь красный шёлковый халат, расшитый драконами, и даже не назойливое и жадное до крови комарьё Танаиса. Причина бессонницы располагалась под стенами Саркела в лице Хакана русов Святослава и его дружинников, готовившихся кштурму.
Каждый раз, когда дурные предчувствия вырывали Великого Хакана из забытья сна, он открывал глаза и вглядывался в блестящую матовую поверхность небольшого обсидианового зеркала, освещаемую лишь слабым отблеском масляных светильников. Третью ночь Великий Хакан искал знака свыше, но Чёрный Бог Дорог хранил молчание, отчего липкая духота ночи становилась особенно невыносимой.
Приподнявшись с ложа, Великий Хакан рукой вытер проступившие капельки пота со своей лысой головы, отметив про себя, что пучок волос на макушке, собранный по казарскому обычаю в небольшую косу, промок насквозь. Ещё влажной от пота рукой Великий Хакан взяв с серебряной чаши горсть семян травы Умай, бросил их на красные угли жаровни. Воздух залы наполнился горьким ароматом Небесных Степей Тенгри. Улегшись поудобнее, Великий Хакан закрыл глаза и стал ждать знака Чёрного Бога Дорог.
На рассвете представители казарской знати во главе с Бехом, стоя на коленях в большом зале, ждали появления Великого Хакана, готовясь услышать волю богов. Когда он вошёл, Бех отметил, как растерянность, еле заметная последние дни человеческому глазу, сменилась на усталом лице Великого Хакана спокойствием и уверенностью.