- Дал бы я тебе по вые, но я тебя люблю, — вздохнул Лисовский.
Потом они разостлали клеенку на плюшевой скатерти круглого стола, Михаил Януарьевич водрузил графинчик. Путеец, озираясь, внес из коридора банку маринованных грибочков собственного засола. Ванда достала из холодильника сыр. Она не отставала от компании и с годами как-то смягчила свое отношение к водочке...
Им нравились такие импровизированные посиделки. Добрый абажур бросал на лица прозрачные тени. В просторные окна, прошпаклеванные на зиму ватой, колотились снежинки...
К ним присоединился и Дмитрий Януарьевич. Он как- то покорно воспринимал путейца, мужа своей бывшей жены. То ли вторая жена, стерва, отбила у него всякое чувство мужской гордости, то ли он просто был философ... Скорее всего его привлекала возможность выпить на дармовщинку. Дмитрий Януарьевич сел с краю, сложил руки и ждал, когда поднесут.
- Погоди, Дмитрий! — добродушно обещал крикун-путеец. — Я тебя напою, а опохмелиться не дам.
Дмитрий Януарьевич лишь улыбался мягкой виноватой улыбкой. В такие минуты он разрывал сердце старой Ванды. Все дети и внуки у нее вышли в люди. Старшая, Наталья, — серьезный ученый-математик. Мишка — главный бухгалтер, голова, каких мало. Внуки — инженеры, врачи. А Дмитрий хоть и конструктор, а вот какой-то сломанный.
- Ты вот цто, паловоз, — приструнила путейца старая Ванда. — Принес глибоцки и молци. Тозе мне хозяин выискался на Митрия... Луцсе поелуеай, цто Миска рассказет. — И, повернувшись острыми плечиками к младшему сыну, взглянула на него слезящимися глазами.
Михаил Януарьевич не торопясь разливал водку в граненые рюмки.
- Пить грех, — говорил он.
- Глех, глех, — подхватывала Ванда. — Сколо пелед богом стоять. А цто я ему сказу?
- Вы, мамаша, до страшного суда дотянете, — ободрил путеец. — По лестнице за вами не угнаться.
Дмитрий Януарьевич тихо улыбался. И, не дожидаясь, опрокинул рюмку. За ним выпили и остальные...
- Ну скажи, не томи душу. — Путеец повернул к Михаилу Януарьевичу круглое веселое лицо. — На кой тебе сдался этот Мольер! Такой кирпич. Им же костыли можно забивать.
Михаил Януарьевич поднялся с кресла, широко развел руки, словно пытаясь обнять абажур, и, подвывая низким голосом, продекламировал:
Мой друг, позвольте мне сказать вам
откровенно:
Мне образ действий ваш противен
совершенно.
Я весь измучился, тоскуя и сердясь...
Придется, кажется, порвать нам нашу связь.
Он умолк и, справившись с проклятым дыханием, манерно раскланялся на обе стороны и налил себе еще водки.
- Сам сочинил? — поинтересовался эрудит-путеец. — Барахло.
- Классика! Сочинение господина Мольера! Комедия «Мизантроп». Триста пятьдесят лет читают люди и восхищаются. А ты — «барахло». — Его глаза устало темнели. — Черт-те что! На работе крутишься-вертишься. Еще в суд ездил, там забот по горло с экспертизой. Возвращаешься домой, и тут на тебе — алкаши-надомники...
- Какие зе мы алкасы, Миська? Болтаесь сам не знаесь цего, — обиделась старая Ванда. — Пообедать надо? Я сцас суп плинесу. — Она обернулась к мужчинам. — А ну ступайте к себе! Ис какие! Обедом вас колмить не стану, к зёнам ступайте!
- Ну что ты, мама, в самом деле, — встрепенулся Дмитрий и тронул брата за полу пиджака. — А что за экспертиза? Интересно.
- Любопытно, — кивнул Михаил Януарьевич. — Ловчат люди.
Путеец решил было отправиться к себе, но передумал и плотнее вдвинулся в глубокое кресло. Михаил Януарьевич сел, придвинул банку с грибами. Скользкие мелкие грибы увертывались, соскальзывали с вилки...
- В общем-то, ничего особенного, но любопытно, — произнес Михаил Януарьевич. .— Знаете ресторан «Созвездие»?
- Еще бы, — подхватил Дмитрий Януарьевич, — Кто ж его не знает.
- Я не снаю, — ввернула старая Ванда.
- Ну ты, мама... Помнишь кафе «Монпарнас», на холме? — мягко подсказал Дмитрий Януарьевич, — На его месте теперь ресторан.
- А кафе куда подевали?
- Сломали. Лет десять как, — терпеливо разъяснил Дмитрий Януарьевич.
Путеец повел недовольным взглядом в сторону егозливой старухи.
- Так вот, — продолжил Михаил Януарьевич, — месяца три назад нагрянули в этот ресторан ревизоры и обнаружили в буфете значительное превышение полученных со склада товаров над выручкой.
- От палазиты! — вставила Ванда, ничего пока не понимая.
- Потянулась веревочка. И вышли на заведующего складом ресторана. Опечатали склад, провели инвентаризацию. И обнаружили огромную недостачу. Предъявили обвинение кладовщику. Тот все отрицал. Даже пытался повеситься, из петли сняли в изоляторе.
- Бозе мой! — не выдержала Ванда. — Мозет, и вплямь не виноват?
Следователь тоже считает, что парень только ширма. По неопытности...
- Что он, не видел, что подписывает? - перебил путеец.
- В том-то и дело. Мальчишка! Что давали, то и подписывал. Они, хитрецы, что придумали: все товары — и крупные и кухонные изделия — через склад оформляли. Хоть кухонные-то можно было прямо в буфет направлять, минуя склад.
- Ну а бухгалтер что? — спросил Дмитрий Януарьевич. — Страж!
- Бухгалтер там всем и крутила. Копии накладных вручала парню. А через месяц при сверке прихода буфета и расхода склада изымала. И уничтожала. Говорила этому желторотику, что теперь, дескать, тебе они не нужны.
- От палазитка! — переживала Ванда. — Дулацок он, дулацок.
- Ну а буфетчик-то, он куда смотрел? — пытался разобраться путеец.
- Буфетчик был в деле. По суду проходит. Он уничтожал накладные на кухонную продукцию, полученную со склада. Продукцию реализовывали, а деньги — в карман. И делился кое с кем.
- Цто зе полуцаетея? — напряглась Ванда.
- А то, — терпеливо пояснял Михаил Януарьевич,— со склада ушли, в буфет не пришли. Кто отвечает? Кладовщик! А он клянется, что ни ухом ни рылом, как говорится. В петлю лезет.
Старая Ванда проворно поднялась.
- Батюськи! Суп-то суп... Погоди, нелассказывай, я мигом.
Протягивая по полу шлепанцы, она вышла из комнаты. Дмитрий Януарьевич встал из-за стола, сделал по комнате несколько кошачьих шагов. Остановился, к чему-то прислушиваясь. Приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Путеец толкнул локтем Михаила Януарьевича, подмигнул, кивая на брата.
- Пусть, — одернул Михаил Януарьевич. — Что ты тиранишь его?
- А противно, — прошептал путеец. — Что он ее боится? И трезвый и выпимший. Это ж надо...
Дмитрий Януарьевич отошел от двери. В уголках его большого рта приютилась легкая довольная улыбка.
- Телевизор смотрят. Хорошо-о-о. — Он сел на место, взял ломтик сыра, поднес ко рту и, взглянув на младшего брата, проговорил: — Ну а дальше что? С твоими жуликами из ресторана.
- Успеется. Мать подождем. — Михаил Януарьевич укоризненно взглянул на брата.
Тот смутился и притих. Дверь отворилась, в комнату вернулась старая Ванда, держа в руках судочек. Сухонькая, крепкая, трудно было поверить, что ей далеко за восемьдесят. Кажется, что бог из любопытства поддерживал в ней огонек жизни: когда же надоест ей самой земное существование? Но, судя по всему, его любопытство будет удовлетворено не скоро...
Маленькое сморщенное личико Ванды лукаво улыбалось.
- Ну! Лассказывал свою стласную истолию?
- Нет. Тебя дожидался, — улыбнулся в ответ Михаил Януарьевич.
Мать была единственным существом, к которому он, старый холостяк, был привязан всей душой. До самозабвения. И мать платила ему своей заботой и долголетием. Она понимала, что без нее Михаил осиротеет и пропадет. Особенно с его проклятой болезнью.
- Холосо. Садитесь все. Я и вам супа налью. Только сидите смилно. А ты, Миська, лассказывай!
Путеец и Дмитрий Януарьевич послушно заерзали в своих креслах, всем видом обещая сидеть смирно. Стараясь не греметь, Ванда ловко расставила тарелки, достала из буфета тяжелые серебряные ложки.
- Да рассказывать-то, собственно, больше и нечего... Поскольку кладовщик не признал недостачу, а буфетчик отказывался в получении товаров на сумму хищения, суд назначил судебно-бухгалтерскую экспертизу. Вот я ее и провожу за два рубля в час.
Михаил Януарьевич зачерпнул супу и поднес ложку ко рту. Лицо его исказила благостная гримаса. Путеец и Дмитрий Януарьевич зачмокали, засопели, закивали седыми головами, всем своим видом выражая полную солидарность... Несколько минут они ели молча, наслаждаясь крупной восковой фасолью, изумрудным узором веточек петрушки, пятаками янтарного жира на прозрачной толще супа, сквозь которые, как сквозь увеличительное стекло, проявлялось дно старинных тарелок, расписанных картинами на античные темы.
- Хорошо сидим, — одобрил путеец.
- Ага, — тихо подтвердил Дмитрий Януарьевич.
- Так сколько зе они заглабастали денег-то? - спросила старая Ванда и толкнула локтем Михаила Януарьевича.
- По первым прикидкам не менее двухсот тысяч за четыре года.
Три ложки замерли в воздухе, а Михаил Януарьевич продолжал спокойно есть. Путеец тяжело вздохнул, словно эти деньги вытащили у него из кармана много лет назад и теперь он вдруг вспомнил об этом.
- Да-а-а... Как же ты это обнаружил? Сам сказал, что накладные уничтожили.
- Есть способы. На то я и эксперт... В основном по черновым записям бухгалтера. Ну и женщина, я вам доложу. Отсидит, выйдет — к себе возьму. При хорошем присмотре горы свернет...
- Как же по черновикам-то? Мало ли что там можно накалякать! — все не верил путеец.
- При подобной экспертизе черновик имеет силу документа. Она вела двойную бухгалтерию. Одну для кладовщика, фиктивную, вторую для себя, истинную. ОБХСС нагрянул неожиданно. Она не успела уничтожить черновики. Целые тома. На даче нашли, в полной сохранности.
Помолчали. Путеец развалил ножом кусок вареного мяса, обильно посолил и поддел вилкой.
- В день они имели порядка полтораста рублей. Почти мой оклад, — произнес он. — На сколько же это человек?