Дожёвывая пирожок и облизывая пальцы от тёплого повидла, Вуархич воспрял духом.
"А не поискать ли мне жильё?" – подумал он.
В общем, в собственном жилье Вуархич не нуждался: он прекрасно жил на дереве вместе с Посимплоу. Там было тепло и сухо.
Но многие жили в домах, и Вуархич подумал: а почему бы не поискать себе дом?
Но как ищут дома, Вуархич не знал. Он слышал, что дома бывают кирпичные, деревянные, железобетонные…
И поэтому на тропинке ему начали попадаться кирпичи, доски, железные прутья, бетонные крылечки… а один раз – новёхонький водопроводный кран. Что с ним делать, Вуархич пока не знал, но на всякий случай опустил в карман.
Вуархич увлёкся собирательством всяких полезных вещей, требующихся для дома. Но поскольку не был твердо уверен, что именно пригодится в будущем, среди найденных предметов обнаружились танк "леопард", нефтяная вышка и ископаемая окаменелость. Если первым двум, поразмыслив, Вуархич смог отыскать применение в домашнем хозяйстве, то над окаменелостью долго ломал голову. И в конце концов решил поместить на комоде. Но комода у него пока не было: не отыскивался.
Всё найденное Вуархич складировал в одном месте. Он обнёс часть общей территории бельевой верёвкой, на которой сушились носки, прищепнутые деревянными прищепками, чем Вуархич очень гордился, так как понимал, что это большой раритет.
Огороженное место должно было обозначать, что когда-нибудь здесь будет дом Вуархича.
Все проходящие понимали его устремления, но, поскольку все привыкли ходить именно здесь, то они немного растянули пространство, чтобы протоптать новую тропинку. На старой теперь стояла нефтяная вышка, и время от времени сверлила землю.
Радуясь своей запасливости, Вуархич доставил к месту будущего дома козу, корову и лошадь, а также парочку поросят. Вокруг буйно росла трава, по которой никто не ходил (все ходили по дорожкам), и потому живности было чем заняться.
По мере того, как Вуархич приносил новые материалы, дом неожиданно начал строиться сам. Всё принесённое, если годилось для строительства, немедленно вылетало из рук Вуархича и занимало нужное место. Некоторые трудности возникли с размещением танка, но, поскольку гараж был свободен, танк обосновался там.
Увлёкшись поисками, Вуархич однажды наткнулся на Посимплоу. И со стыдом подумал, что совсем позабыл о товарище. Но Посимплоу разгуливал по соседней дорожке и Вуархича не заметил. А может, не заметил потому, что ходил не один. С ним гуляла неравномерно раскрашенная девушка. Она окатила Вуархича взглядом, полным презрения: Вуархич нёс на плече канализационную трубу, и взгляд полностью провалился внутрь трубы, поэтому Вуархичу не повредил. Но пришлось сделать вид, что никто в здешних местах ему не знаком.
"Вот как, – подумал Вуархич, вернувшись к строящемуся дому, – Посимплоу совсем забыл про меня… Ну, тогда и я забуду про него!" И накрепко позабыл.
Дом был построен. Теперь Вуархичу больше не приходилось ночевать на дереве.
Но чего-то в доме не хватало.
Вуархич никак не мог понять: чего? Он притаскивал в дом ковры и картины, и развешивал на стенах. Он отыскивал хрустальные вазы и фарфоровые статуэтки, и расставлял на свободных местах. Он забил дом радиотехникой и электроникой, которая торчала повсюду: и на стенах, и на полу, и даже на потолке, на специальных кронштейнах.
И всё равно в доме чего-то недоставало.
Грустный, ходил Вуархич по бесчисленным запутанным дорожкам обитаемого мира, и искал.
Но, сколько ни ходил Вуархич, никак не мог найти того, что ему хотелось больше всего на свете…
А хотелось ему отыскать такого человека, которому бы очень нужно было найти именно его, Вуархича.
Пыль
Я так хочу быть с тобой…
Ветерок приятно холодил разгорячённые лица. Вид с дома открывался просторный. Но две девушки, стоящие на крыше здания, ничего не замечали.
– Чего ты унижаешься! – выговаривала подружке Верочка. – Он тебя совсем не замечает. А ты чуть ли не в ногах у него валяешься.
– Ну и что? – потухшим голосом произнесла Маргарита. – Я готова стать пылью земной, чтобы сохранить его следы. Он великий человек!
– Да он просто подонок! – не выдержала Верочка. – У него знаешь, сколько девок в каждом городе?
– Потому и на меня смотреть не хочет, – невесело согласилась Маргарита. – А я бы его так любила, так любила!
– Дура ты, дура, – покачала головой Верочка. – Забудь его! Так будет лучше.
– Что ты говоришь? Это невозможно… Но почему он не хочет отвечать даже на мои письма?
– Потому что подлец! – резюмировала Верочка.
Но не успела продолжить, как Маргарита перешагнула через невысокое ограждение и беззвучно полетела вниз.
Верочка замерла, не издав ни звука.
– Я получил письмо…
– Мало ты их получаешь?
– Да, но в нём говорится, что какая-то девчонка из-за меня прыгнула с крыши дома.
– И разбилась?
– В том-то и дело, что нет. Просто исчезла, будто испарилась.
– А может, и в самом деле испарилась? Здание высокое, набрала нужную скорость и сгорела, как метеор.
– Оставь свои шуточки! Дело серьёзное.
– А ты хоть знаешь, как её зовут?
– В том-то и дело, что нет.
– Так забудь этот случай – и дело с концом.
– Я бы забыл. Но почему-то с того дня, как получил письмо, мне приходится чистить обувь по нескольку раз в день. Пыль…
…плюс милитаризация всей страны
Дворник Тиндарей сидел на пороге дворницкой и маялся. В ушах у него до сих пор звучал звонкий от негодования голос капитан-управдома:
– Тебе что, дворницкие лычки надоели?
Угроза прозвучала нешуточная: лишение воинского звания автоматически влекло за собой потерю и ряда других привилегий: воинского пайка, выслуги лет, льготной пенсии… До пенсии, правда, мало кто доживал, поскольку срок её достижения неоднократно отодвигали в необозримое будущее, но надежда оставалась.
Да и всё остальное, в общем, имело весьма эфемерное воплощение: катастрофическое падение производительности труда в сельском хозяйстве и промышленности неизбежно привело к тому, что паёк генерала мало чем отличался от пайка дворника, разве что упаковка оставалась более пышной.
Нельзя сказать, что Тиндарей цеплялся за должность из-за погон. Просто по-другому не получалось: сейчас, на пятнадцатом году правления фельдмаршал-президента, в стране практически не осталось невоенизированных формирований. Все, от мала до велика, были учтены, поставлены на воинский учёт и отбывали пожизненную повинность по защите страны от посягательств коварных соседей. Причём коварство последних достигло такой степени, что они полностью перестали обращать внимание на чужую страну.
Такое коварство следовало немедленно разоблачить и безотлагательно пресечь, для чего в последнее время из контингента нищих и бомжей начали спешно формировать отдельные взводы, роты и батальоны химической защиты и нападения.
Командиры подразделений уверяли, что враг не сможет приблизиться к ним на расстояние менее пятидесяти метров, причём даже в противогазах.
Поэтому Тиндарей знал, что пенсия, выслуга, и паёк в любом случае останутся за ним. Но идти на снижение социального статуса не хотелось.
"Спасибо лейтенант-электрику! – с теплотой подумал Тиндарей, – если бы не он, разжаловали бы обязательно. Молодой, а понимает".
На сетование капитан-управдома, что "приходится работать с такими болванами" (капитан-управдом имел в виду Тиндарея), лейтенант-электрик заметил:
– В том, что массы оболваниваются, в общем-то нет ничего плохого: болванами проще управлять, это аксиома. Болвану достаточно приказать: "делай так-то, и не делай так" – и всё в порядке. Болван – не дурак, он не перепутает. Однако крайне необходимо, чтобы над болванами всегда находились умные люди. Или хотя бы чуть более умные. Поначалу так бывает почти в каждой революции: болваны революцию никогда не сделают, для этого нужна более высокая умственная организация. Но затем, к сожалению, к власти неизбежно приходят "лучшие" представители той самой оболваненной массы…
Тиндарей вскочил с места и отогнал от мусорного бака покушавшихся на содержимое трёх тёмных личностей с нашивками бомжей второго класса (бак предназначался исключительно для бомжей первого и экстра-класса), после чего вновь сел на прежнее место.
"Когда меня назначили директором метлы, – подумал Тиндарей, – и то легче было". Но те, гражданские времена, канули в глубокое прошлое, точно камушек в непросыхаемую лужу, с которой пять лет безуспешно боролся Тиндарей, и которая, к слову сказать, и служила основным раздражителем капитан-управдома.
Виляя хвостом и припадая на подраненную в давнишней битве с иноземной кошкой-шпионкой переднюю левую лапу, к дворнику подковылял Барбос. В зубах он держал сахарную косточку.
– О Господи! – переполошился Тиндарей. – Где взял-то? За неучтёнку с меня спросят!
Но заметив, что с правого края кости свисает жёлтая бирка накладной с подписью и печатью, успокоился:
– Дополнительный паёк дали? Поздравляю! Скоро, глядишь, и до штабс-бульдога дослужишься. Ты и так уже пёс-ротмистр! А кем начинал? Дворняжкой третьего разряда!
Пёс добродушно завилял хвостом, лёг рядом с дворником и положил голову на передние лапы. Кость положил рядом.
– Да, – сказал Тиндарей, почёсывая собаку за ушами. – Кому взыскания, а кому и благодарность. В армии с этим строго: каждый должен быть либо поощрён, либо наказан.
Тиндарею вспомнились почему-то те времена, когда за работу платили, поэтому вечно не хватало денег. Не выручала и сверхурочная сдача бутылок. А теперь порядок: в армии все работы выполняются бесплатно, за паёк, и постоянно под рукой отработанная система кнутов и пряников – поощрений и наказаний. И проблем не стало…
Но хотелось высказать отношение к случившемуся. К тому же слушателем был Барбос, а Тиндарей знал, что пёс никогда не выдаст: не тот характер. Поэтому сказал: