Серьёзного потребительского рынка для мобильных телефонов не существовало до 1990-х годов.
Первыми мобильными сетями, созданными для сотовых телефонов, управляли централизованные телесети, которые также отвечали за обширные городские телефонные сети, разросшиеся с тех пор, как появился телефон Белла. Сотовые рынки оставались привязанными к региональным или государственным центральным станциям, за исключением более демократичной и ориентированной на потребителя системы Nordic Mobile Telephony.
Острая необходимость заставляла скандинавские страны как можно скорее разрабатывать беспроводные сети: протягивать телефонные кабели через скалы и заснеженные равнины было трудно. В остальной части Европы всё шло по-старому, без изменений: национальная сотовая сеть поставлялась государственными операторами телефонной сети. Но в странах Северной Европы стремились к иному: шведы, финны, норвежцы и датчане желали, чтобы их автомобильные телефоны могли работать и за границей – и вот зерно роуминга уже брошено в землю. Система Nordic Mobile Telephony (NMT), основанная в 1981 году, ознаменовала новый взгляд на телефон – как на нечто, что может, и должно, пересекать границы. Она заставила людей по-новому посмотреть на мобильные средства связи: не просто как на полезный товар для местных рынков, но как на более широкий, более универсальный инструмент. На самом деле, NMT задалась целью построить такую систему, в которой «всякий, кто захочет, может созвониться с кем захочет». Система использовала автоматизированный реестр, отмечающий местоположение людей, когда они выходят на связь за пределами страны. Ей предстояло стать первой автоматической мобильной сетью и эталоном для всех последующих усовершенствованных беспроводных сетей.
«Система обладала особыми отличительными чертами, которые оказали значительное влияние: скандинавские взгляды на дизайн, а также атмосфера открытости в плане технологий, – говорит Эйгар. – Одним из ключевых моментов стала готовность отбросить государственные интересы во имя чего-то, что ориентировано на пользователя. К примеру, во имя роуминга между странами». Неудивительно, что более открытая система без границ стала популярной. Настолько популярной, что создала образец для мобильного стандарта, которому предстояло завоевать мир.
В 1982 году европейские инженеры и управленцы телесвязи объединились под знаменем группы особой мобильной связи, GSM, чтобы взглянуть на будущее сотовой системы континента и обсудить, возможен ли единый сотовый стандарт с технической и политической точек зрения. Как мы видим, Еврокомиссия хотела сделать для Европы всё то же самое, что NMT сделали для стран Северной Европы. Мало кто назовёт вялотекущие и полные демагогии дискуссии бюрократов самой интригующей и возбуждающей темой, однако невозможно не восхищаться грандиозным триумфом политического сотрудничества, который являла собой GSM. Несмотря на то, что потребовался добрый десяток лет для организации тестовой программы GSM, выполнения всех технических требований и согласования государственной деятельности, всё это получилось благодаря титаническим усилиям технической кооперации и дипломатическим переговорам. Чтобы значительно упростить долгую историю, скажем так: были те, кто выступал за сильную, более сплочённую Европу, и те, кто отстаивал мнение, что государства должны быть более независимыми; GSM представлялась связующим узлом для Европы, поэтому-то за неё и боролась Еврокомиссия. «Лучшую иллюстрацию GSM как политизированного проекта даёт её способность двигаться от страны к стране, то есть роуминг, – говорит Эйгар. – Ровно так же, как и в NMT, способность использовать одни и те же конечные устройства, но в других сетях, – то есть роуминг – несмотря на дороговизну, была поставлена на первое место, ведь она демонстрировала политическое единство». Если жители различных европейских стран смогли бы перезваниваться, находясь в пути, или же легко звонить домой, будучи за границей, все эти отдельные и такие разные страны смогли бы почувствовать себя близкими соседями.
Когда же в 1992 году наконец запустили GSM, она охватывала восемь европейских стран. За три года она покрыла всю Европу. Переименованная во «всемирную мобильную систему», она скоро оправдала своё название. К концу 1996 года GSM использовалась в ста трёх странах, включая США, хотя была не единственным доступным стандартом. Сегодня она везде: согласно подсчётам, 90 % всех сотовых звонков в 213 странах совершаются с помощью GSM-сетей. (Рынок США один из немногих неоднородных рынков; операторы связи Verizon и Sprint используют конкурирующий стандарт, называемый CDMA, в то время как T-Mobile и AT&T используют GSM. Простой способ узнать, подключён ли ваш телефон к GSM, – посмотреть, есть ли в нём легко извлекаемый модуль идентификации абонента, то есть SIM-карта.)
Без Европы, жаждущей единого сотового стандарта – и её упорных стараний, – мы, вероятно, никогда бы не увидели такой стремительной и широкомасштабной интеграции сотовых телефонов в нашу жизнь. Критики выступают против некоторых особенностей GSM как чрезмерно сложных. Называют её «огромным программным монстром» и «самой запутанной системой со времён Вавилонской башни», но, может быть, именно такая конструкция – стандартизированный допуск к сети для почти всего мира, позволяющий «каждому желающему звонить кому угодно», – и стала ключевой идеей, приведшей систему к успеху.
В то время как беспроводные телефонные сети эволюционировали из проектов, поощряемых государством, основной на сегодня способ связи, который мы используем в наших телефонах, зародился как обходной путь, придуманный научными работниками. Wi-Fi появился ещё задолго до сотовой сети, какой мы знаем её сейчас, и был разработан параллельно с сетью ARPANET. Зарождение беспроводного интернета началось в 1968 году в Гавайском университете, когда профессор Норман Абрамсон столкнулся с проблемой оптимизации. В университете имелся только один компьютер, в главном кампусе в Гонолулу, однако студенты и коллеги профессора находились не только в главном здании, но и в других филиалах и на исследовательских станциях, разбросанных на небольших островах. В то время интернет прокладывали с помощью Ethernet-кабелей, а тянуть Ethernet-кабель сотни километров под водой, чтобы дотянуться до удалённых станций, было абсолютно невозможно.
Как суровая скандинавская местность заставила жителей придумать беспроводную сеть, таким же образом воды Тихого океана заставили Абрамсона проявить изобретательность. Его команда решила прибегнуть к радиосвязи, чтобы отправлять данные с островных терминалов на компьютер в Гонолулу и обратно. Их проекту было суждено вырасти в сеть ALOHAnet, прародителя Wi-Fi. (И это прекрасный акроним, который изначально обозначал «дополнительные связи подключенного к сети Гавайского округа»[34].) Если ARPANET – сеть, которая позже превратилась в интернет, то справедливо сказать, что ALOHAnet превратилась в Wi-Fi.
В то время единственным способом удалённо дотянуться до огромной информационно-обрабатывающей системы (компьютера) были провода: либо через соединение по выделенной линии, либо – по телефонной. «Главная задача системы ALOHAnet – предоставить альтернативу для дизайнера системы и разрешить те ситуации, когда радиосвязь предпочтительней традиционной проводной связи», – писал Абрамсон в 1970 году в своей статье, описывающей первые результаты. Она представляла собой простую, предлагающую решение проблемы работу, в которой – как и в сенсорном патенте Джонсона – не придаётся должного значения значимости, недооценивается потенциал описанного в нём изобретения.
Большинство радиооператоров работали следующим образом: делили доступный канал (дефицитный ресурс в местечке вроде Гавайев, где совсем небольшое покрытие сети), разбивая его либо по временным интервалам, либо по частотным диапазонам, а затем выдавали каждой нуждающейся станции либо то, либо другое. Как только каждая из сторон коммуникации получала частотный диапазон или временной интервал – тогда и только тогда, – они могли начать передачу.
Однако для медленного университетского компьютера на Гавайях это означало передачу данных с черепашьей скоростью. Поэтому ALOHAnet стала грандиозным изобретением: она была спроектирована всего лишь с двумя высокоскоростными УВЧ-каналами, одним каналом исходящей связи и одним каналом входящей связи. Вся пропускная способность канала должна была быть открыта всем, то есть если два человека пытаются использовать его одновременно, то передача может не состояться. В таком случае им придется пробовать заново. Эта система впоследствии стала известна как протоколы прямого произвольного доступа. Узлы ARPANET могли связываться напрямую только с узлом на другом конце провода (или спутниковой связи). «В отличие от ARPANET, где каждый узел мог напрямую обмениваться информацией только с узлом на другом конце провода или спутниковой связи, в ALOHAnet все клиентские узлы обменивались информацией с хранилищем на одной и той же частоте».
В 1985 году Федеральная комиссия связи открыла промышленный, научный и медицинский (ISM) диапазон для нелицензионного использования, позволяя заинтересованным сторонам осуществлять обмен информацией. В девяностые годы вокруг стандарта собралась группа технологических компаний, и рекламщики выдали совершенно бессмысленное название «беспроводная точность», или «wireless fidelity», чтобы по первым слогам было созвучно с Hi-Fi (high fidelity – «высокая точность»), – так и появился Wi-Fi.
Когда GSM покорила Европу и весь мир и когда цена на мобильные телефоны упала, всё больше пользователей получали доступ к новой технологии; и, по словам Эйгара, «основное применение этой технологии открыли сами пользователи. Так что это совсем не обязательно должен быть только лишь результат продуманного подхода разработчиков».
Итак, пользователи очень