Чтобы понять, как возникло это место, нужно окунуться в прошлое: в семидесятые-восьмидесятые годы, когда пластик, свинец и электроника, полная ядовитых химических веществ, оказались на потребительском рынке в небывалых количествах, и встал серьёзный вопрос о том, как их утилизировать. Мусорные свалки, забитые электронно-лучевыми трубками и свинцовыми платами (свинцовый припой тогда использовался повсеместно) стали угрозой для окружающей среды, и жители богатых стран стали требовать принятия мер по избавлению от электронных отходов. Эти меры, однако, привели к появлению «торговцев ядами», собиравших электронные отходы и отправлявших их на свалки в Китае, Восточной Европе или Африке.
В 1986 году на одно такое грузовое судно, «Хиан Си», загрузили четырнадцать тысяч тонн мусора из Филадельфии. Корабль направился на Багамы, где намеревался сбросить отходы, однако ему это не позволили и развернули обратно. Последующие шестнадцать месяцев судно провело в поисках места, куда бы выгрузить токсичный груз: они перепробовали Доминиканскую Республику, Панаму, Гондурас и другие государства, даже пытались вернуть его обратно в Филадельфию, пока наконец не сбросили четыре тысячи тонн на Гаити, сказав властям, что привезли «удобрение для почвы». Когда Greenpeace открыли властям Гаити правду, те потребовали, чтобы «Хиан Си» забрал отходы обратно, но судна уже и след простыл. Эта трагикомедия привлекла внимание всех стран, так как позже корабль пытался сменить имя – сперва на «Фелицию», а затем на «Пеликано» – и продолжал объезжать государства, чтобы избавиться от оставшегося груза. В итоге капитан приказал сбросить оставшиеся десять тысяч тонн токсичных отходов в открытый океан.
Такое преступление подхлестнуло страны в 1989 году сформировать Базельскую конвенцию о контроле за трансграничной перевозкой опасных отходов и их удалением, которую подписали 185 стран и утвердили все, кроме, как можно догадаться, США.
(И, что самое странное, Гаити.) Конвенция стала попыткой предотвратить то, что всё чаще называлось «токсичным колониализмом», и электронные отходы попали в их сферу влияния.
Если бы «Хиан Си» не развернули на Багамах, этот извилистый путь субподрядчиков по удалению отходов, возможно, никогда бы не заметили. Власти Филадельфии заплатили корпорации Joseph Paolino and Sons шесть миллионов долларов за устранение отходов, которые компания затем передала Amalgamated Shipping Company, зарегистрированной в Либерии. Когда случилось фиаско, за дело взялась другая компания, Coastal Carrier. Суть в том, что существует запутанная цепочка подрядчиков, субподрядчиков и иностранных компаний, из-за которой сложно отследить, куда именно направляются отходы, когда покидают американские дома. Поэтому даже сегодня Базельскую конвенцию довольно сложно реализовать.
Что возвращает нас к Гуйю, где через точно такие же цепочки торговцев ядами со всех концов света проходит налаженный поток электронных отходов, идущий в Гонконг, а затем в китайский городок в трёхстах километрах от него. Так продолжалось на протяжении двухтысячных годов. Компании, занимающиеся утилизацией и вывозом отходов из богатых стран, как оказалось, сгружали свой технических мусор на пустырь в нескольких сотнях километров от Шэньчжэня, где изначально эта техника, скорее всего, и собиралась.
Общественная организация из Сиэтла, именуемая Basel Action Network (BAN), выяснила в 2001 году, что товары из США и Европы чаще всего оканчивали свою жизнь в небольшом городке Гуйю, где рабочие-мигранты вручную сортировали гаджеты, погружали их в кислотные растворы, чтобы удалить следы ценных металлов, и прогревали над огнём монтажные платы, чтобы убрать с них свинцовые пайки. Река, протекавшая поблизости, почернела от электронного пепла, поля были обуглены от постоянного сжигания пластика, у детей начали обнаруживать опасное для жизни содержание свинца в крови, а количество выкидышей у женщин зашкаливало.
Сегодня, по словам водителя, на тех самых полях, где сжигали компьютеры, выращивают рис. По дороге в город действительно видны ужасные свидетельства тех историй. Чем ближе мы подъезжаем, тем яснее видны огромные разноцветные рекламные щиты, восхваляющие достоинства нового завода по утилизации отходов. После многих лет нападок прессы и негативных комментариев местные власти, кажется, настроились изменить городской облик и репутацию.
Вместо того чтобы позволять сотням мигрантов сжигать монтажные платы на полях, правительство создало комплекс для утилизации отходов и извлечения металлов: индустриальный металлургический комбинат, переплавляющий провода, и организованные склады, которые переработчики могут арендовать, чтобы заниматься разбором электроники более безопасно. И вот мы здесь. Комплекс всё ещё достраивают, готова только половина, хотя все склады уже заполнены. Всё потому, говорит водитель, что большинство бывших переработчиков не захотели платить аренду, поэтому они продолжают всё делать в более скрытной обстановке, подальше от чужих глаз, продолжая вести дела или в городе, или где-то на его окраинах. Он намекает, что планы властей носят по большей части косметический характер: всё в основном идёт по-старому, и риски никуда не делись, только теперь вся неприглядная сторона скрыта от глаз общественности.
Очень хорошая метафора для описания общего состояния электронных отходов. Отходы электронной промышленности – самый острый вопрос в технологической индустрии. Порождённые в значительной мере взрывом популярности iPhone и прочих смартфонов (что вложило сложную электронику в руки небывалого числа людей), электронные отходы до сих пор остаются чумой, поразившей всю планету. Для американцев соблазн вывезти электронные отходы за границу просто велик: разбирать нынешние устройства – утомительный, затратный по времени труд, а большинство материалов после разборки ничего не стоят.
«Тут почти ничего ценного», – говорил мне Дэвид Мичод, металлург, распыливший мой iPhone. Не то чтобы не велись какие-то серьёзные разговоры об утилизации телефона с целью изъятия из него металлов, но такой вариант попросту не окупает сам процесс утилизации. «Нужно переработать очень много iPhone».
В 2016 году Apple выкатила на сцену Liam, шустрого робота-утилизатора с двадцатью девятью руками, который может быстро разобрать iPhone и отсортировать составляющие его части. Apple утверждает, что Liam способен переработать до 1,2 миллионов телефонов в год, но при этом характеризирует своего робота как «экспериментальную разработку», надеясь вдохновить другие компании взяться за электронные отходы; пока неясно, какую роль он сыграет в долгосрочных планах компании.
BAN завершила в 2016 году ещё одно исследование: они вместе с МТИ разместили GPS-датчики на ста предметах бытовой электроники, отслеживающих хорошо известные и уважаемые предприятия США по утилизации электронных отходов, такие как Goodwill. Сюрприз: большинство устройств отправились за океан, и это много лет спустя после негативных высказываний прессы о вывозе электроники, заставивших компании и законодателей постараться взять под контроль процесс утилизации электронных отходов. Большинство использованной электроники отправилось в Гонконг. Одно судно ушло в Кению. Компании по утилизации отходов электронного и электротехнического производства, взявших на себя ответственность по надзору за переработкой, чтобы не образовывать свалки, до сих пор вывозят отходы в Китай и Африку. Правда, там рады принять такие товары, потому что таким образом их рынок подержанных телефонов растёт, а мастера-ремонтники могут вдохнуть новую жизнь в выброшенные устройства.
«В 2014 году набралось примерно 41,8 миллионов тонн электронных отходов, и часть из них утилизировали неофициально, включая нелегальные пути, – упоминалось в докладе ОНН „Преступления, связанные с отходами“. – Это может стоить 18,8 миллиарда долларов ежегодно. Без надлежащей организации процесса, мониторинга и рационального управления электронными отходами, незаконные действия будут лишь расти, устраняя все попытки не только защитить здоровье и окружающую среду, но и создать легальные рабочие места».
Не увидел я достаточно убедительных доказательств надлежащей организации процесса и в Гуйю: нигде не видно современного оборудования и защитного снаряжения для рабочих, которые до сих пор разбирают и сортируют технику вручную. Они не сидят на корточках в открытых полях и не жгут там монтажные платы – теперь они сидят на корточках на бетонном полу и жгут монтажные платы в помещениях (куда нас, кстати, не пустили), да еще и доплачивают за такие «удобства». Нас пригласили на чай местные городские власти, которые рассказали нам, что их планы пока ещё не воплотились в жизнь и не воплотятся в ближайший год.
Но хотя бы река уже не чёрного цвета и нигде не видно разожжённых костров.
Когда мы заехали в город, то увидели здание, перед которым валялись на грязном тротуаре тысячи рассыпанных микрочипов. Мы остановились, и на нас озадаченно взглянула толпа молодых людей в пыльных футболках.
– Хотите что-то купить? – спросил один из них.
Я сказал, что да, одну штуку, и подобрал с земли микрочип. Юноша рассмеялся:
– Берите просто так.
Сегодня электронный мусор есть везде – отходы устройств массового производства вроде iPhone, – и есть некие нормы того, как его утилизировать. После того, как в Гуйю взялись наводить порядок, новой «громаднейшей свалкой электронных отходов со всего мира», согласно отчётам, стала свалка Агбогблоши в Гане. Но Минтер утверждает, что так везде. Поток электронных отходов разросся, стал сложным и разнообразным по большей части из-за того, что такими же стали и рынки, продающие устройства.
«Серьёзно, просто загляните на гигантские свалки неподалёку от любого крупного города в развивающейся стране с плохим законодательным регулированием, – говорил мне Минтер в Шэньчжэне. – Поезжайте в Кению, в Момбасу, в Найроби». Одни из лучших техников по починке устройств, которых Минтеру доводилось видеть за всю свою жизнь, обитают именно там. Да и свалки с отходами уже нельзя назвать «токсичным колониализмом» прошлого. Некоторые африканские и азиатские компании с радостью импортируют подержанные рабочие телефоны. Чаще не iPhone, а телефоны с Android, и да