же дешёвые китайские подделки обретают вторую жизнь на африканских или южноазиатских рынках.
Поэтому в поисках загробной жизни смартфонов я решил зайти так далеко, как смогу. Если экскурсия в оловянную шахту в Боливии помогла обрисовать происхождение iPhone, то, возможно, свалка в стремительно развивающейся и любящей мобильные устройства стране, например, в Кении, поможет обрисовать конец жизненного пути iPhone.
Я отправился на Дандору, печально известную свалку Найроби и самую большую свалку во всей Восточной Африке. Единственный способ, которым обитатели Дандоры могут получить смартфоны, – выкопать их из наваленных куч разлагающегося мусора. Там есть и много других полезных вещей: если сможешь их разглядеть и откопать. Отходы всех видов – из города, из целого региона, из международного аэропорта и более обеспеченных стран, которые экспортировали мусор, – заканчивают свой век здесь. Открытую в 1975 году при поддержке Всемирного банка Дандору, эту свалку уже в 2001 году объявили переполненной. Однако вопреки постоянным заявлениям городских властей о ее неизбежном закрытии, каждый год сюда стекается 770 000 тонн производственных, органических и электронных отходов.
Результат вполне ожидаем – свалка, которая переполнялась так долго, стала неотъемлемой частью как соседствующих зданий, так и самого местного пейзажа.
Запах, конечно же, разит наповал: пахнет сгнившей едой, метаном, затхлым воздухом и разложением.
Свалка действительно гигантская: мусорные холмы вздымаются насколько хватает глаз. Омерзительные, размером с подростков, аисты кружат над отходами в поисках еды или неподвижно стерегут кучи хлама.
На свалке ежедневно трудятся три тысячи человек: для местной экономики она – главное рабочее место. Все рабочие – эксперты в области первичной обработки, они выискивают всё, что только можно: основные сырьевые материалы, такие как пластик, стекло и бумага, которые можно переработать; металлы, такие как алюминий и медь; ценные электронные отходы, которым можно дать вторую жизнь и перепродать. Телефоны, а особенно смартфоны, – это крупный улов. Если телефоны исправные – таких большинство, – сборщики относят их к ближайшим лоткам с электроникой; если же нет, они потрошат их и забирают батареи, материнские платы и медные детали.
Прямо на мусоре построены здания, которые служат домами и магазинами. На двери одного из них нарисован череп с перекрещенными внизу костями.
«Люди рождаются здесь и здесь же умирают, – рассказал мне Мбома, актёр, владелец клуба и волонтёр, который и сам родился и вырос в Дандоре. Я познакомился с ним через общих друзей по колледжу, и он предложил мне показать окрестности. – Для некоторых мусор – это вся жизнь, они не знают иного».
Это чудовищное место. Возвышающиеся горы мусора медленно гниют, источая ядовитые газы, а между ними скапливаются лужи токсичных отходов. У тех, кто тут работает, нет никакой защиты, и они изо дня в день подвергаются воздействию загрязнённой атмосферы. В день, когда я приехал, на обочине дороги неподалёку от входа на свалку спал мальчик лет тринадцати-четырнадцати, водитель первого приехавшего мусоровоза – здесь они больше похожи на гигантские гусеничные тракторы – не заметил мальчика и проехался по нему, раздавив насмерть. Так как местному муниципалитету нет никакого дела до того, что происходит в Дандоре, полиция и представители власти не появляются здесь и не разбираются с несчастными случаями. Поэтому тело мальчика пролежало здесь целый день.
Мой проводник рассказал мне о трагедии, пока мы обходили свалку снаружи; у входа мы прошли мимо тела. Кода мы шли обратно, мальчик всё ещё лежал там, прикрытый кусками картона, в густой луже крови вокруг неподвижной головы.
Один из неофициальных сотрудников свалки, юноша по имени Ти Джей, выглядел не старше двадцати двух лет, однако обладал некой властью: свалки – места опасные, но при этом прибыльные, поэтому образовавшиеся группировки отслеживают, кто входит на свалку и кто выходит.
«Можно получить хорошие деньги, – говорит он, извлекая из кучи хлама исправный сотовый телефон. Он рассказывал, что телефоны – самая желанная добыча. Чаще всего их можно починить и перепродать в близлежащих магазинах.
Я нашёл Huawei со слегка заплывшим экраном, но в остальном полностью рабочий, – Ти Джей рассказал, что экраны чинить сложнее всего, потому как запчасти для них попадаются очень редко, так что моя находка, может быть, и не такая ценная. Завсегдатаи свалки уже успели откопать дохлую Nokia и оставшийся без корпуса BlackBerry. Здесь, в Дандоре, такой телефон может стоить пятьсот шиллингов (пять долларов, но здесь это месячная квартплата) вне зависимости, рабочий он или нет.
«Продать можно всё», – говорит Вахари, торговец, скупающий находки в Дандоре уже двадцать пять лет и владеющий одной из крупнейших в городе скупок подержанных смартфонов.
Даже здесь спрос приводит к стремительному росту рынка.
«Здесь есть два показателя твоего положения в обществе, – рассказывал мне переводчик Киняму. – Первый – автомобиль. Если ты можешь позволить себе машину, то ты покупаешь её, чтобы показать всем, насколько ты успешен. А второй – смартфон».
И правда, даже в Дандоре, которую многие, не задумываясь, назвали бы трущобами с её хибарками, земляными полами и электричеством с перебоями, даже здесь я вижу множество отрешённых людей среднего возраста, таскающих с собой смартфоны и перелистывающих экраны на ходу, попутно обходя детей, торговцев арбузами и толпы вокруг заполненной площадки, где играют в футбол.
Тут по большей части встречаются телефоны на Android. Дилеров iPhone в Найроби совсем немного, но всё же iPhone здесь – предмет роскоши: его все прекрасно знают, хотя мало у кого увидишь.
«iPhone – неоспоримый символ престижа для бизнесмена, собравшегося на совещание. Хотя сегодня это скорее даже iPad».
Вахари, торговец утилизированным добром в Дандоре, говорит, что время от времени им удается найти на свалке даже iPhone.
«Но очень редко, – смеётся он и качает головой. – Очень-очень редко. Однако бывает, и это прекрасный день. Будто нашёл драгоценный камень».
На всём земном шаре почти не осталось мест, где iPhone не оставил свой след. Даже там, где он – лишь показатель престижа, он дал ход массовой интеграции смартфонов, созданных по его подобию, вспыхнувшей благодаря почти универсальному желанию, как говорил Джон Эйгар.
Теперь остался ещё один, последний шаг, прежде чем мы сможем успешно пересобрать этот драгоценный камень и понять наше универсальное устройство.
Когда все кусочки и элементы, исследованные нами в этой книге, разложены по полочкам, а точнее (если так можно сказать) по всевозможным местам в разных частях света, Apple нужно было объединить, улучшить и внести искусные усовершенствования в эти материалы и технологии.
И вот как всё в итоге получилось.
iV: Универсальное устройство
Пурпурное общежитие, оно же Бойцовский клуб, оно же Инфинит-Луп, 2, было полно людьми. Видавшее лучшие дни офисное здание – штаб-квартира Apple была построена в начале девяностых, и ее коридоры пестрят пурпурными и бирюзовыми акцентами, – стало эпицентром энергичной деятельности. Залы совещаний в этом крыле назывались без обиняков – Между, Молот и Наковальня. Ещё один назывался Дипломатия, в нём команда Кристи корпела над новым пользовательским интерфейсом. Аквариумом назывался зал, где проходили еженедельные совещания с участием Стива Джобса.
К 2006 году проект iPhone уже обрел свои основные черты. Команда Mac OS и мафия NeXT разрабатывали программное обеспечение; команда машинно-пользовательского интерфейса тесно с ними сотрудничала, улучшая, добавляя и выдумывая новые подходы и дизайны; в команде iPod не прекращались споры о подходящей аппаратуре. Ещё одна команда день за днём пыталась вычленить и приспособить части кода из операционной системы Mac OS под портативное устройство. Знаменитый отдел промдизайна занялся оттачиванием форм-фактора. А Бас Ординг, Имран Чаудри и старое офисное помещение Грега Кристи стали центром притяжения всего проекта.
«Происходило так: „О, так мы серьёзно берёмся за дело?“ – рассказывает Ординг. – „Так, давайте взглянем, как же вы просматриваете фото. А как работает почта? Объясните подробнее, как работает клавиатура?“ Так что нам предстояло выяснить очень многое». Команда машинно-пользовательского интерфейса задала основы того, как будет выглядеть и ощущаться телефон: достаточно ясное видение, чтобы оттеснить в сторону менее рискованную, но и менее интересную идею с iPod-телефоном.
«С самого начала главным было доверие, – говорит Чаудри. – Люди полагали, что компьютеры, даже Mac – слишком сложно устроены. Поэтому я старался создать такой интерфейс, который был бы понятен моему отцу. Мы пытались создать такую систему, которой люди могли бы пользоваться интуитивно, которой могли бы доверять». Как мы видим, они добились успеха.
Мы пытались создать такую систему, которой люди могли бы пользоваться интуитивно, которой могли бы доверять.
«Всё было сделано очень логично и понятно, – рассказывает Анри Ламиро, человек, возглавлявший разработку программного обеспечения под началом Форсталла. – Команда машинно-пользовательского интерфейса проделала титаническую работу, создав макет пользовательского интерфейса. У нас была прекрасная идея, как он должен выглядеть и работать».
Ламиро – один из самых уважаемых инженеров в команде iPhone: его спокойная, размеренная манера общения в моменты кризиса часто помогала другим людям обрести почву под ногами. Он – полная противоположность обычного начальника Apple: говорит он с лёгким французским акцентом, носит короткую белую бороду и больше похож на скульптора-абстракциониста, чем на инженера. Впрочем, абстрактное ваяние занимало львиную долю его работы. «Разработка прилично эволюционировала по сравнению с изначальной задумкой, но её дух оставался неизменным», – говорит он.