VI. История
Как ни печально звучит, однако история – это то, чего нет.
Мы можем говорить о том, что произошло то или иное событие. Но как только мы начинаем его анализировать – выясняется, что история у каждого своя.
Великие историки, конечно, были, есть и будут. Теперь только осталось выяснить: кто такие, эти самые историки? Люди, которые знают абсолютную правду о прошлом? Нет, конечно, ее никто не знает.
Историки – это исследователи прошлого.
Ведь и само слово «история» заимствовано нами из греческого языка. По-гречески оно прямо так и звучит: σ
ἱ τορία и означает – «исследование». Исследовать прошедшее время можно и нужно. И хотя Гегель утверждал, что история учит лишь тому, что она никогда ничему не научила ни один народ, все-таки при желании из истории можно извлекать уроки.
К тому же некоторые исторические исследования ужасно интересно читать.
Самое главное, читая исторические книги, не задаваться вопросом: «Как оно все было на самом деле?»
Поскольку даже сами участники исторических событий на сей вопрос ответят по-разному, не говоря уже о последующих исследователях.
История – это исследование прошлого с субъективной точки зрения.
И в этом смысле она, безусловно, существует.
Кто был первым великим историком? Правильно: Геродот, жил он в Греции, и был он не просто так себе Геродот, а отец истории. И вот свою первую книгу этот отец начинает такими словами: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния, как эллинов, так и варваров, не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».
Варварам не повезло: у них своего Геродота не нашлось. А то ведь очевидно: то, что греческому Геродоту представлялось деяниями «великими и удивления достойными», то какому-нибудь варварскому Геродоту показалось бы чем-нибудь совершенно иным.
Как отыскать историческую правду, если известен афоризм: «История пишется победителями»? Ведь по-другому эти красивые слова можно и так интерпретировать: история – это всегда односторонняя правда.
Абсолютно точно сказал об этом английский кинорежиссер Кен Лох: « Важно, чтобы история писалась нами, потому что тот, кто пишет историю, контролирует настоящее ».
Мой старший сын обучался в Бельгии, в обычной такой школе города Брюсселя. Так вот его учили, что один из главных результатов Второй мировой войны состоит в том, что американцам и западноевропейцам удалось предотвратить повальное продвижение коммунизма в Европу. Для меня, сына партизана Великой Отечественной, эта сентенция звучит по меньшей мере странно. Но, если вдруг положить руку на сердце, не возьмусь утверждать, что в этом выводе вовсе нет никакого резона.
В 1814 году Вальтер Скотт написал произведение под названием «Уэверли». Это не просто так себе книжка, а первый исторический роман. С тех пор в прошлом вообще стало невозможно разобраться. Как мы, простые обыватели, изучаем прошлое? По книжкам да фильмам, не так ли?
Или вот еще – по картинам. Они ведь нагляднее. Все знают картину Репина «Иван Грозный убивает своего сына». Однако большинство историков убеждены: Грозный избил своего сына Ивана, и тот умер лишь через десять дней после этого. Десять дней отец ждал: умрет избитый им сын или выживет? Можно ли после такого не сойти с ума? Но мы об этом не думаем: картина Репина – вот самый главный для нас документ эпохи. А то, что между написанием картины и собственно убийством прошло 300 лет, – детали…
Для подавляющего большинства людей легенда – вот правда истории.
Историки склоняются к тому, что Сальери не убивал Моцарта. Приводят этому «факту» доказательства. Но после Пушкина, пьесы Шеффера и снятого по ней фильма Формана это мало кого волнует. Легенда стала правдой истории.
Если правда истории – это легенды, то мы имеем дело не с живыми людьми, а с героями легенд – с образами, если угодно – с символами.
Причем, если это положительный символ, мы не обращаем внимания на те гадости, которые он сделал. Если отрицательный – не помним хорошего.
Сейчас мало кто знает, что знаменитый «народный автомобиль» «фольксваген» был внедрен благодаря Адольфу Гитлеру, которому понравилась идея инженера-самоучки Фердинанда Порше.
Кто сейчас вспомнит, что Петр III – муж Екатерины Великой, уничтоженный ею, – за недолгое свое правление успел закрыть Тайную канцелярию, которая возродилась лишь при Бенкендорфе? Петр, по сути, на десятки лет истребил институт доносительства в России. Но история писалась победителями, то есть действительно великой Екатериной, и Петр остался в этой самой истории сумасшедшим, неприятным, совершенно пустым человеком.
Поскольку история – это легенды, то их просто необходимо использовать любым правителям для каких-нибудь своих нужд. Ничто так не помогает правителям, как адаптированная под их нужды несчастная бессловесная история.
И самое последнее. Не мои слова. Слова политика и философа Александра Николаевича Яковлева. Я знаю, что к этому человеку относятся по-разному (я лично с огромным уважением), но дело не в этом. Как бы к нему ни относиться – эти его слова безусловны и очень важны: « У истории судей нет ».
VII. Идеология
Что такое идеология?
Если дословно: «учение об идеях».
Учение? Об идеях?!!
Да. Именно так.
Откуда взялось это понятие?
Из Греции. Греки взяли и сложили два слова: logos (учение) и idea (идея).
Что получилось?
То-то же.
Поначалу идеология действительно была наукой. Впервые слово это ввел в обиход француз Антуан де Траси, который занимался тем, что изучал, какие идеи владели миром раньше и теперь, ему было интересно понять, как вообще возникают новые идеи.
Де Траси даже создал организацию, объединяющую идеологов, то есть – повторю – ученых, желающих изучать рождение и жизнь идей. В эту организацию был принят Наполеон.
Вот с Наполеона-то и началось современное понимание идеологии.
Как водится у императоров, Наполеон с идеологами быстро поссорился и начал произносить это слово иронично: мол, это как бы ученые, которые до добра не доведут, они, идеологи, все двигают политиков, но все не туда, куда надо. Идеологи в ответ, разумеется, начали критиковать Бонапарта: мол, не те у него мысли рождаются, не так рождаются, и вообще он идет неизвестно куда. Так с помощью одного из крупнейших политиков XIX века идеология накрепко слилась с политикой.
Однако если мы посмотрим словарь Брокгауза и Ефрона (издан в Санкт-Петербурге в 1907 году), то там еще дается такое основное определение идеологии: «Идеология – учение об идеях, наука о познании». И лишь во-вторых: «Идеология – теория какого-либо социального, экономического или политического явления».
О том, что такое есть идеология сегодня, бесконечно спорят и политики, и ученые, и все кому не лень.
Мне лично ближе всего взгляд на идеологию Макса Вебера. Знаменитый философ, социолог, историк считал идеология – это вера.
Если, предположим, человек верит в абсолютную ценность человеческой жизни, в то, что государство должно строить отношения с человеком только на договорной основе, – значит, это сторонник либеральной идеологии. Верит в то, что государственная власть не нужна и что приход такой «негосударственной» жизни возможен только революционным путем, – последователь идеологии анархизма. Верит в то, что глобализация – плохо, а антиглобализация – хорошо, значит, антиглобалист.
Всего же, как подсчитали ученые, на сегодняшний день существует порядка 20 идеологических систем. И сторонники авторитаризма, анархизма, демократии, консерватизма, милитаризма, национализма, нацизма, пацифизма, самодержавия, социализма, плутократии, либерализма, марксизма и так далее, и так далее, и далее, далее, далее, утверждают, что если в стране утвердится их идеология, то все будет хорошо, чудесно, и дождички пойдут по четвергам, и счастье зайдет в страну и в ней останется.
Правда, я бы немного расширил определение Вебера.
Идеология – это всеобщая вера в то, во что верить велено.
И чем больше людей верит в то, во что им велело верить начальство, то есть чем крепче идеология – тем народ сплоченнее.
Главная задача идеологии и состоит в том, чтобы сплотить народ.
Идеологи прекрасно понимают: люди устроены так интересно, что им верить в некое прекрасное далеко гораздо приятнее, а значит, проще, чем в реальность. И нас, людей, в принципе можно понять: реальность же бывает разной, а то самое далеко – оно всегда прекрасно. Поэтому идеология, как правило, строится на том, что идеологи утверждают: если нашему политику дадут волю делать то, что он хочет, – вы заживете наконец хорошо.
Идеология как строится, если попросту? Политик кричит: счастье – там, вперед! А рядом с политиком стоит идеолог и орет: идите за ним потому, что там – добро, истина и порядок! При этом идеолог, как правило, помнит принцип, очень четко сформулированный Талейраном: «В политике то, во что люди верят, важнее того, что является правдой».
Задача идеологов состоит в том, чтобы объяснить народу, почему поддержка той или иной политики приведет его, народ, к прекрасной жизни, и таким образом сплотить людей.
В любой стране народ легко сплачивается во время войны. Если войны нет, то всегда можно найти некоего внешнего врага и сплотиться против него.
Вообще, энергия мортидо – борьбы против чего-либо – объединяет людей гораздо быстрее и сильнее, нежели энергия либидо – борьба за что-то. Любой идеолог это непременно учитывает.
Идеология сама по себе ничего не создает, зато она на все влияет.
Если цемент не скрепляет кирпичи – дом развалится. Если идеология не скрепляет людей – разваливается государство.
И если государство не предлагает народу какой-то однозначный ответ на этот вопрос: «Куда жить?» – люди отыскивают его сами.