«Чиновник» – слово неприятное и эмоции вызывает сугубо негативные. Почему?
Что за вопрос? Понятно почему.
Опыт жизни российского человека доказывает: стоит войти в дверь любого учреждения, и там непременно встречаешь существо важное и неприятное одновременно.
Российский чиновник не работает, а творит дела и одновременно вершит судьбы.
Какой бы пост ни занимал наш родной бюрократ, он убежден, что пост его чрезвычайно важен. Даже если Вы придете в какой-нибудь ДОЗ (я уж не говорю о министерстве), Вы встретите человека, переполненного собственным величием. Высокомерие российского чиновника происходит оттого, что он искренне убежден: в его руках – судьба страны.
Российская бюрократия – бюрократия своего рода одухотворенная.
Даже в простом перекладывании бумажек наши Акакии Акимовичи видят едва ли не вселенский смысл.
Мы не любим чиновников. Иронизируем над ними. Смеемся. Боимся. И забываем в истории чиновники сыграли роль заметную, чтобы не сказать выдающуюся.
Если попросту, без лирики и обобщений – то кто таков чиновник?
Человек, состоящий на службе у государства.
Представляете, какое количество людей состояло на службе у государств за всю мировую историю? И Талейран, и Дизраэли, и страшный Сталин, и не страшный Хрущев, и забавный Черненко были чиновниками. Кто перевернул российскую историю XX века?
Чиновник Горбачев и чиновник Ельцин.
Кто главные изобличители чиновничества в русской литературе? Гоголь да Салтыков-Щедрин. Оба, уж извините, чинуши. Гоголь служил в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий Министерства внутренних дел сначала писцом (оказывается, рожденный в Малороссии, Гоголь отменно красиво писал на русском языке), а затем Николай Васильевич дослужился до помощника столоначальника. У Михаила Евграфовича карьера чиновничья еще круче сложилась. Окончив знаменитый Царскосельский лицей (между прочим, как и Пушкин, который, к слову, тоже начинал вполне даже чиновничью карьеру), будущий гений русской литературы был определен канцелярским чиновником при губернском правлении в городе Вятке. А потом довелось ему побывать и рязанским и тверским вице-губернатором.
Короче говоря, так получается, что само по себе звание «чиновник» еще ни о чем не говорит.
Можно даже, будучи чинушей, войти в историю как великий человек!
Вообще, приходится смириться с таким печальным для любого российского человека выводом покуда есть государство, без чиновников буквально не обойтись.
Эта мысль столь же неприятна, сколь и очевидна.
Слово «чиновник» – абсолютно русское. Редкий случай в нашем «Многослове», когда для понимания слова нам не надо обращаться ни к древнегреческому, ни к каким иным языкам.
24 января 1722 года по старому стилю наш император-экспериментатор Петр Первый утвердил документ: «Табель о рангах всех чинов , воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины ; и которые в одном классе, те имеют по старшинству времени вступления в чин между собою, однако же воинские выше прочих, хотя б и старее кто в том классе пожалован был».
Эту дату можно считать днем рождения чиновничества.
Как водилось у Петра, документ свойства имел воистину революционные – император решил поощрять человека не за знатность, но за истовую службу государю: «дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать». То есть задумывалось поначалу, что чиновники будут люди чести, а не нахалы и тунеядцы.
Все было хорошо и ясно: три вида государственной службы – гражданская, военная, придворная; четырнадцать классов должностей. Даже было расписано, что каждый должен иметь экипаж и ливрею, соответствующие чину.
И почти двести лет так все и было. А потом пришел красный Октябрь, и Табель о рангах исчезла вместе со всем, что было весьма неплохо организовано в Российской империи. Вместо чиновников появились государственные служащие. Звучит красиво, но суть от этого, однако, не меняется.
Надо заметить, что слово, точнее, словосочетание это – «госслужащие» – как-то не прижилось. И хотя ни в СССР, ни в сегодняшней России никаких гражданских чинов нет и про Табель о рангах помнят лишь знатоки истории, все равно возмущают нас именно чиновники и ругаем мы именно их. Фразу «Достали меня эти госслужащие!» мне лично никогда слышать не доводилось. А вот «Достали чиновники!» – слыхал много раз.
Поначалу большевики обходились малым количеством госслужащих, при Ленине их было 300 000. При Сталине уже 1 837 000.
Когда мы говорим о чиновниках, мы, конечно, имеем в виду не Горбачева, не Дизраэли, не Черчилля и не Гоголя. Мы имеем в виду того человека, который сильно портит жизнь каждому из нас.
Законы сообщества чиновников не писаны, но тем не менее их соблюдают на протяжении веков. Например на начальника смотреть подобострастно, на подчиненного – высокомерно. Любого чужака встречать с подозрением и презрением. Не проявлять излишней инициативы (впрочем, с точки зрения чиновника, любая инициатива лишняя). Бояться только начальства, а любить только деньги.
Любовь чиновника к деньгам еще более всеобъемлюща и неистова, нежели любовь Ромео к Джульетте. Подсознательно, часто не признаваясь самому себе в этом, чиновник понимает, что в любой момент он может потерять свое место. А поскольку чиновник, как правило, умеет только одно – быть чиновником, – от этой мысли ему становится страшно.
Потому-то он и старается использовать свое нынешнее положение по максимуму.
Чиновник – это такой человеческий тип, социальная задача которого помогать людям, а личная цель, как правило, – помогать самому себе.
Однако понятно, что бывают и исключения. Во все эпохи и буквально во всех странах всегда есть чиновники, честно делающие свое дело Государство живет тем лучше, чем больше в нем чиновников, у которых социальная задача совпадает с личной целью.
Любой русский человек в той или иной степени – дрессировщик чиновников.
И каждый из нас в этой дрессуре добился своих результатов. Именно и только – поэтому мы еще все тут не сошли с ума и все-таки умудряемся в столкновении с чиновничеством добиваться нужных нам результатов.
У каждого свой способ взаимоотношений с «бумажными душами». Кто-то берет напором, кто-то, наоборот, подобострастием. И я тут ничего советовать не решусь.
Напомню только одно чиновник – это человек, который живет на Ваши, дорогой читатель, деньги.
Нет, я не имею в виду те купюры, что даются в конверте. В любой стране мира чиновничий аппарат содержится на средства из налогов, то есть на средства граждан.
Даже не давая никаких взяток, каждый из нас оплачивает работу чиновничьего аппарата.
Это факт. Однако, понимая реальности нашей жизни, я вполне осознаю, что вывод сей весьма и весьма теоретический. Но все-таки, думаю, его неплохо иметь в виду.
Психофилософия исходит из того, что для любого дела принципиально важен психологический настрой. Мне кажется, понимание того, что любой чиновник состоит у нас на службе, может помочь создать правильный настрой даже простому человеку.
Вот словосочетание, которое я, честно говоря, терпеть не могу: простой человек.
Но поговорить о нем необходимо.
XV. Простой человек
Простой человек – словосочетание, придуманное самоуверенными людьми для собственного самоутверждения.
В самом этом словосочетании заложена логическая ошибка: любой житель Земли – создание настолько сложное, что не может быть простым по определению.
Словосочетание-миф… К нему даже синоним не подберешь. Обычный человек? Не бывает. Примитивный? Еще хуже.
Простыми мы, как правило, называем людей, которые не добились в жизни внешнего успеха. Или детей таких людей.
«Я – человек простой, – бьет себя в грудь какой-нибудь олигарх. – Из обычной крестьянской семьи».
Когда человек сам называет себя «простым» – это всегда подозрительно.
Как правило, он это делает в двух случаях. Либо жаждет похвастать тем, какой сложный путь он проделал в жизни. Либо хочет, чтобы от него отстали, намекая таким образом, что ничего серьезного от него ждать не стоит.
Человек, который искренне считает себя простым, занимается самоуничижением.
Вся великая русская литература – от Достоевского до Шукшина, от Чехова до Искандера – рассказывает о том, что на самом деле простые люди – очень сложны. И должны относиться к себе как к сложному душевному организму. И если не требовать, то, во всяком случае, ждать такого же отношения от других.
Когда человек называет «простым» другого человека – это всегда признак высокомерия.
Даже когда кого-то хотят похвалить и называют его «простым» – это все равно высокомерная похвала.
Это определение очень любила советская власть, как бы подчеркивая, что она объединяет людей простых, незамысловатых, которым и радости нужны такие же простые и незамысловатые. Представьте себе, что Коммунистическая партия СССР призывала бы делать все для людей сложных? В этом случае СССР развалился бы еще раньше.
Когда государство, в лице своих чиновников, начинает слишком часто употреблять словосочетание «простые люди» – это, как правило, свидетельство того, что в государстве дела идут неважнецки и оно хочет подлизаться к народу.
Если где-то слышится словосочетание «простые люди», значит, ищи там обман.
Простых людей не бывает.
И все, что якобы направлено на улучшение их жизни – в масштабах ли страны или одной семьи, – на самом деле какое-нибудь вранье.
Относиться к человеку как к сложному Божьему Творению – тяжело и обременительно. Но всякое иное отношение к человеку – непозволительная ложь.
И последнее. Возможно, такое мое отношение к словосочетанию «простые люди» лежит на генетическом уровне. Одна из поэм моего отца, поэта Марка Максимова, заканчивается такими строчками: Не говори: простые люди Есть просто люди – соль земли.