Лучше я сказать не могу.
Есть понятие, объединяющее тех, кого мы, увы, иногда по привычке называем «простые люди», и чиновников.
Догадались, о чем я? Правильно: о коррупции.
XVI. Коррупция
Слово «коррупция» происходит от латинского corrupto, что означает «подкуп».
Коррупция возникла, как только появилось государство. Историки даже знают имя первого борца с этим вечным злом: Уруинимгина, царь Лагаша. Правил он – внимание! – в 2319–2311 годах до нашей эры.
Этот самый Уруинимгина предпринял массу реформ, чтобы покарать взяточничество.
Он вообще был любим народом и считался очень справедливым царем, а потому правил недолго. После семи лет правления его государство завоевал царь с еще более тяжким для произношения именем Лугальзаггиси. Короче говоря, период правления первого в истории законодателя и борца с коррупцией был хоть и справедливым, но весьма кратким.
Как и во всем мире, в нашей стране всегда существовали взятки, с которыми всегда боролись. Думаю, что на протяжении истории России борьба со взятками – лозунг беспроигрышный в смысле своей универсальности.
Иван Грозный, например, ввел смертную казнь за чрезмерность во взятках (не за взятки, замечу, а за их чрезмерность). Петр Первый при всем честном народе повесил именно за мздоимство сибирского губернатора Гагарина.
Между тем рядом с Петром трудился не покладая рук Александр Меншиков – ближайший соратник. Так вот Александр Данилович перевел в английские банки аж 5 миллионов рублей. Если учесть, что к концу правления Петра весь бюджет России составлял 10 миллионов, то становится очевидным: Меншиков работать действительно любил.
Пришли большевики. Один из первых большевистских указов от 8 мая 1918 года назывался «О взяточничестве». Представляете? Гражданская война, разруха, ни денег, ни еды, ни нормальной жизни… И тем не менее взятки так новых правителей, извините, достали, что просто надо немедленно бороться с ними.
Коррупция – проблема всемирная.
Скажем, когда в США принимали первую конституцию 1787 года, то решили, что президента и иных больших руководителей можно отлучить от должности, если они берут взятки.
Людовик XIV как-то раз обиделся на своего знаменитого министра Фуке за то, что тот попытался увести у короля любовницу (чисто французская история: cherhes la famme), и велел конфисковать его имущество. Конфисковали, посчитали, прослезились: имущество было оценено в 100 миллионов ливров. Для справки: годовой бюджет Франции в ту пору был чуть поменьше – 84 миллиона.
В общем, так получается, что со времен Уруинимгины начальники всего мира борются с этой самой коррупцией, а поделать не могут ничего.
Мне кажется, что существуют как бы две коррупции.
С одной борются во всех странах на протяжении всей мировой истории буквально все руководители. Создаются комиссии, комитеты, пишутся указы, правители всех времен и народов, строго глядя на сограждан, обещают: «Искореним проклятую!»
Взаимоотношение с этой коррупцией – война, в которой периодически случаются мелкие или крупные победы, когда коррупционеров время от времени хватают за руки, привлекают, а то и – в зависимости от эпохи – даже казнят.
Другая (точнее, та же самая, но рассмотренная с иной точки зрения) помогает жить государству и решает множество проблем. Когда я услышал, как Михаил Жванецкий в нашей программе «Дежурный по стране» сказал: «Пока есть коррупция, мы хоть понимаем, как решать вопросы», то подумал: в этой шутке есть только доля шутки.
Взаимоотношение с подобной коррупцией – штиль. Ее не замечают, к ней привыкают, постепенно начинают относиться к ней как к чему-то нормальному и естественному.
Подобные как бы две коррупции в мировой истории встречались и встречаются не раз и не два.
Что, Людовик до того, как не поделил женщину с Фуке, не замечал, как живет его министр? Или Петр не видел, как богатеет Меншиков? Или сегодня во многих странах мира – в том числе, увы, и в России – государство не замечает, в каких домах живут чиновники и на каких машинах ездят? Но так выходит, что и Фуке (до поры), и Меншиков, и современные чиновники нужны государству больше, чем НЕ нужна коррупция. Иными словами живучесть коррупции, как правило, означает, что начальникам выгоднее иметь коррумпированных чиновников, чем бороться с ними.
Ведь, помимо всего прочего, коррумпированный чиновник выгоден начальству еще и тем, что его очень удобно «держать под колпаком» и в любой момент можно прихлопнуть.
Видя, как чиновник нарушает закон, государство как бы стоит в засаде и в нужный момент возникает со своими, абсолютно законными, претензиями.
А почему вообще коррупция так живуча?
Во все времена для человека существовало два варианта решения проблемы, в которой может помочь государство: по закону и, скажем так, «по понятиям».
Еще такого, извините за тавтологию, понятия «по понятиям» не существовало, а проблемы уже решались подобным образом. (Министр Фуке в XVII веке, как и наш Меншиков, свои состояния явно не на внедрении изобретений заработали, а Иван Грозный на взяточников тоже не от плохого характера столь сильно осерчал.)
Во все времена и во всех странах возникали ситуации, когда по закону решать проблему было сложнее и хлопотнее, чем «по понятиям».
Когда у человека появляется выбор: решать свои проблемы по закону или по понятиям, – тогда-то и возникает коррупция.
Не тогда, когда он протягивает взятку, а когда понимает: со взяткой – проще.
Совсем искоренить коррупцию невозможно. Но что можно сделать для того, чтобы ее уменьшить?
Ужесточить борьбу с коррупционерами?
Да. Это важно. Но не это главное.
Главное создать такую систему, при которой гражданину решать свои проблемы по закону будет удобнее, проще, легче, быстрее, чем по понятиям.
И тогда наступит справедливость.
О которой и поговорим в следующей главе.
XVII. Справедливость, мудрость
Справедливость – это то, за что всегда надо бороться, что необходимо искать и что практически невозможно найти.
Да и существует ли она, справедливость? Разве не прав гений Фридрих Шиллер, утверждавший: «Миром правит произвол, справедливость же – только на сцене»?
И действительно, каждый из нас сталкивался с произволом окружающей жизни. И в любви, и в работе, и в самоутверждении… Да где только не сталкивался!
Ведь что такое несправедливость? Это ощущение того, что мир относится к тебе хуже, нежели ты того заслуживаешь. Ощущение это знакомо всем. И я убежден, что любой человек, читающий сейчас эти строки, приведет массу примеров несправедливого отношения мира к самому себе.
Можно ли преодолеть этот диссонанс? Можно ли как-то победить эту вечную несправедливость?
Очень важно понимать: антоним неприятного слова «несправедливость» – не слово «справедливость», как мы привыкли думать, а слово «мудрость».
Справедливость находит не тот, кто находит справедливость, а тот, кто умеет смотреть на мир мудрыми глазами.
Миру в принципе не до нас. У мира нас слишком много. Он не может и не должен быть внимателен ко всем. К тому же мир – всемогущ, а мы – бессильны.
Если еще как-то можно бороться с конкретной несправедливостью – например, чиновника или начальника, – то что делать, когда несправедливо рано уходят друзья? Когда несправедливо рано тебя по старости вычеркивают из списка действующих лиц жизни?
Когда ты работаешь много, а получаешь несправедливо мало? Когда ты полюбил женщину, а ее мама тебя несправедливо невзлюбила?
В таких ситуациях сколько ни ищи справедливости – не найдешь. Что же делать?
Посмотреть на жизнь мудрыми глазами. Смириться.
Это как? И вообще – что такое мудрость?
Нам представляется, что мудрость – это нечто глубокое, значимое, очень серьезное. Нам кажется, что мудрый означает много поживший, много передумавший и непременно – добрый человек.
Того, кто употребляет свой ум на недобрые дела, мы называем «хитрым», «пронырливым». На добрые советы – мудрым. В нашем понимании мудрец не должен действовать, он обязан размышлять и учить других, как жить.
Мудрец – кто-то живущий над нами и при этом умеющий правильно, точно и добро оценивать нас и нашу жизнь, которая слишком часто нам представляется нелепой.
То есть каждый из нас (и я в том числе) убежден: мудрец – это кто-то другой, а не я.
Человек легко может сказать о себе: я – сильный или я – умный; чуть сложнее произнести: я – талантливый, чуть проще: я – профессиональный.
Но никто не решится сказать о себе: я – мудрый.
Мы убеждены, что мудрый – это тот, кто хорошо изучил жизнь и ее законы. Признаться самому себе в таком знании довольно трудно. Поэтому когда мы ищем мудрость – мы ищем ее где-то на стороне.
Человек хочет найти мудрость у других, потому что не знает, как отыскать ее в самом себе.
Поскольку мы убеждены в собственной «немудрости», нам так сложно разобраться со справедливостью.
Однако есть критерий мудрости, который способен обрести любой человек.
С чего начинается мудрость? Что лежит в истоке мудрого отношения к жизни?
Мудрость начинается с того, что человек научается отличать те жизненные препятствия, на преодоление которых нужно тратить только физические силы, от тех, на устранение которых нужно потратить еще и силы душевные.
Если мы не подключаем душевные силы на преодоление жизненных препятствий, то самое страшное, что может нас ожидать, – это усталость. А усталость легко лечится отдыхом.
Но как только для уничтожения проблемы мы подключаем душевные силы – тут и начинаются страдания.
Где не подключена душа – там не может быть страданий.
Ребенок получил в школе двойку. Продавщица обхамила в магазине. Вас уволили с работы, но вы молоды, полны сил и у вас – масса перспектив…
Да боже мой! Есть множество примеров жизненных неурядиц, которые можно либо вовсе не замечать, либо преодолевать с помощью понятных