То, что популярный не значит лучший, – очевидно. Популярный – значит любимый народом. А ни в одной стране мира вкус толпы не следует брать за эталон.
Очень часто (если не чаще всего) случается так, что чем человек популярнее – тем он дальше от подлинной славы.
Именно популярность, как мне кажется, имел в виду великий поэт, писавший: «Быть знаменитым некрасиво… Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех».
Пути достижения популярности более или менее понятны, например, с помощью пиара можно сделать популярным практически любого человека.
Со славой все обстоит куда сложнее. Конечно, мысль о том, что слава рано или поздно непременно придет к достойным, симпатична, этот вывод успокаивает. Однако многочисленные примеры и в литературе, и в искусстве, и даже в науке этот приятный во всех отношениях вывод опровергают. Очень много достойных людей не получили ни популярности при жизни, ни посмертной славы.
А с другой стороны, среди тех, кого мы помним долгие годы, немало людей, которых следовало бы забыть.
Фраза «Слава не всегда приходит к достойным» как бы полифонична, у нее есть два смысла: достойные не всегда обретают славу, а с другой стороны, часто славу обретают недостойные. Великая пьеса Григория Горина «Забыть Герострата» заканчивается тем, что выясняется: люди прекрасно помнят имя Герострата, который сжег храм, но не могут вспомнить имена тех, кто этот храм восстанавливал.
Популярность делается людьми. Для того чтобы стать популярным, надо уметь ее создавать.
Слава делается Богом. Выбор тех, кто будет и не будет прославлен, – Его выбор.
Для того чтобы человек прославился, выдающиеся результаты его труда – условие обязательное, но недостаточное.
Если бы в свое время Михаил Булгаков не ушел от одной жены к другой, которая сохранила его роман «Мастер и Маргарита», возможно, сегодня он не был бы столь прославленным писателем.
Все знают Сальвадора Дали – этот художник очень любил заниматься тем, что сегодня называется пиаром. Слава, скажем, Рокуэлла Кента – тоже, без сомнения, великого художника – куда меньше.
А вспомните судьбу Иосифа Бродского? Узнав, что его ссылают, Анна Ахматова пророчески заметила: «Какую биографию делают нашему рыжему!» Без этой биографии вряд ли была бы Нобелевская премия. Стали бы стихи Бродского хуже, если бы он не получил Нобелевскую премию? Очевидно – нет. Стала бы его слава от этого меньше?
Очевидно – да.
Замечательный ученый Виталий Гинзбург получил Нобелевскую премию, когда ему было под девяносто! С этого мгновения на него свалилась огромная слава. А если бы не свалилась и осталось лишь уважение в среде профессионалов – разве его заслуги перед наукой были бы меньше?
В общем, так получается, что поскольку и слава и популярность – это призы в социальной игре, то элемент случайности тут тоже возможен.
Нередко люди, которые становятся популярными, представляются многим из нас пошлыми.
А что такое пошлость? И есть ли она?
Поговорим…
XXXI. Пошлость, вкус
Ах, как любим мы сегодня ругать пошлость! Что ни статья про телевидение, или про современную эстраду, или про нынешний юмор – так уж, будьте любезны, непременно поругают пошлость.
Между тем хочу сообщить даже с некоторой печалью пошлость – это то, чего нет. Пошлость, как и красота, для каждого своя.
С чем соотносится пошлость? Со вкусом.
Безвкусица – синоним пошлости.
А как известно, «на вкус и цвет товарищей нет». Поэтому то, что для одного – пошлость, для другого – «прикольно», а для третьего – «современно и талантливо».
Когда мы говорим о чьих-то шутках: мол, пошлые они, мы тем самым определяем границы собственного вкуса. И более ничего. Нет на земле человека, который мог бы сказать о себе: «Мой вкус безупречен», поэтому любая оценка пошлости относительна.
С этим очень трудно смириться. Я убежден, что читатели книги смогут привести множество примеров того, что они лично считают абсолютной, несомненной, отвратительной пошлостью. Более того, я почти уверен, что сам бы охотно присоединился к Вам. Но…
Мы бы с Вами говорили о пошлости, с точки зрения людей с определенным воспитанием и определенным вкусом. Найдется немало тех, кому то, что нам представляется пошлостью, приносит огромное удовольствие, радость и, более того, представляется талантливым.
Кто, собственно, дал нам право считать свою точку зрения единственно верной? Когда мы читаем или смотрим «Собачье сердце», то поведение Шарикова нам кажется – если можно так выразиться – эталоном пошлости. Однако, уверяю вас, найдется немало людей, которые оправдывают его – не только в 30-х годах, но и сейчас.
Расслоение людей по тому, что им кажется пошлым и не пошлым, не менее серьезно, чем расслоение на богатых и бедных.
Мы легко смиряемся с тем, что у людей разный гастрономический вкус. Кому-то нравится мясо, кому-то – рыба, а кто-то и вовсе вегетарианец. Нормально.
Согласиться с тем, что у людей разный эстетический вкус, нам всегда гораздо труднее.
Гастрономический вкус довольно мало говорит о его обладателе. Эстетический – весьма много.
Когда-то один известный эстрадный певец признался мне, что никогда бы не полюбил девушку, если она слушает откровенную попсу.
– Даже если бы она являлась обладательницей массы других достоинств? – поинтересовался я.
– Если любит попсу, значит, что-то в ней не так, – ответил певец.
И я с ним согласился.
То, что у людей разный вкус и, соответственно, различное отношение к пошлости, – это нормально.
Ненормально, когда человек или группа людей выдают свой вкус за эталонный и в лучшем случае – пренебрежительно, а в худшем – агрессивно начинают относиться к тем, кто их вкус не разделяет.
Максимум, что может сделать человек: это четко понимать, что является пошлым и безвкусным для него лично, не идти в этом смысле на поводу у большинства и стараться воспитывать своих детей в собственном понимании пошлости.
Кто воспитывает вкус?
На мой взгляд, главные воспитатели – родители и среда. Именно они закладывают основу вкуса человека.
Поэтому, когда говорят, что телевидение, эстрада и Бог знает что еще портит вкус, я лично этому не верю.
Испортить вкус можно только тем, у кого плохая основа.
Если родителями заложен в ребенка определенный вкус, вкус этот никто испортить не может.
Наша глава (как и вся книга) постепенно подходит к концу. Я долго думал: разговором о чем нужно закончить ту часть, которая разбирается во взаимоотношениях человека и государства.
И решил, что самое интересное, важное и при этом, если можно так выразиться, редко анализируемое – это язык.
Да-да, тот самый язык, на котором мы все разговариваем и пишем.
XXXII. Язык
Членораздельная речь возникла в эпоху палеолита, когда человек «приручил» огонь, начал строить жилища и… заговорил. То есть, если верить ученым, как только человек сделал окончательно свой выбор: мол, не хочу быть обезьяной длиннорукой, а хочу, чтобы называли меня «человеком разумным», тут и стал членораздельно разговаривать.
С тех пор, собственно, так и повелось разумный перед нами человек или тот, кому еще не удалось окончательно отойти от своего предка, мы в первую очередь определяем по тому, как человек умеет излагать свои мысли.
Современный американский психолог, один из основоположников теории правого и левого полушарий мозга, Роберт Орнстайн заметил, что, когда мы говорим о человеке: мол, он очень умен, как правило, мы имеем в виду, что у него хорошо подвешен язык.
А если придерживаться иной точки отсчета? Можно ведь не научный трактат открыть, а Ветхий Завет. И что мы прочтем? Сначала Господь создал человека, потом поселил его в Эдемском саду и тут же начал с ним разговаривать: «И заповедал Господь Бог человеку…»
Решение Господа о создании женщины тоже было вначале высказано: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственно ему» – и только затем воплощено.
В общем, так получается: хоть с точки зрения науки смотри, хоть религии: все началось со слова, с языка.
Языков, на которых разговаривает относительно немного людей, – тьма. Тех же, на которых общаются более 100 миллионов, всего… 12.
Как вы думаете, какой самый популярный в мире язык? Нет, не английский, у него – серебряная медаль. Золотая – у китайского. После английского следуют хинди вместе с урду, затем – испанский, русский (ура! мы вошли в первую пятерку!). Далее – индонезийский, арабский… А потом знаете какой? Ни за что не догадаетесь: бенгальский. За ним следуют языки менее экзотические: португальский, японский, немецкий. Замыкает список языков-миллионеров – французский.
У всех – и больших и малых языков – есть одно общее свойство язык всегда характеризует народ, который на нем говорит.
В умнейшей и интереснейшей книге Максима Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва» я прочитал поразивший меня факт: у эскимосов существует 1200 слов для определения оленя. Они видят оленя в 1200 вариациях! Разве не ошеломляющая характеристика народа?
Знаете ли вы, что в немецком языке установлен строго определенный порядок слов, который диктует правила языка, и менять сей порядок невозможно. В русском же языке, как говаривали сталинские чиновники, – «сумбур вместо музыки», то есть в каком порядке желаешь, в таком и ставь слова.
У немцев: порядок и строгость. У нас – импровизация, основанная на эмоциях.
Недаром же пословица гласит: что русскому – благо, то немцу – смерть. Замечу: немцу, а не французу или, скажем, итальянцу…
Вот ведь как оно интересно выходит: не только мы говорим на своем языке, но и язык многое говорит о нас.
Мы недооцениваем, как мощно влияют на нас слова.
Ученые проделали такой опыт. Они взяли семена растений под неблагозвучным названием «арабидопсис» и поместили их в аппарат, способный переводить человеческую речь в электромагнитные колебания. После чего начали на бедный подопытный арабидопсис всяко ругаться. В результате эти семена превратились в генетических уродов, а через несколько поколений племя арабидопсиса выродилось вовсе. Вот ведь оно как! Оказывается, выражение «убить словом» не такая уж и метафора…