Но будущего может и не быть.
Он подошел поближе к Фэйт и обнял ее за талию.
– В мои расчеты вкралась ошибка, – сказал Стивенс.
– В какие расчеты? – спросил Йен.
Вопрос Гиффорд проигнорировал.
– Давайте со всем этим заканчивать, – он махнул рукой на коробку для инструментов у своих ног. – Это я оставлю здесь и попытаюсь принести остатки. Они в фургоне на… – Он повертел головой, пытаясь сориентироваться. – Вон там. – И показал на восточную парковку.
– Но там все заблокировано, – напомнил ему Джим.
– А они внутри периметра парковок или за ним?
– Не знаю, – признался Паркер. – Слишком далеко, я не рассмотрел.
– Я проверю. Если мне удастся, то я подъеду на фургоне по подсобной дороге или перенесу все запасы по одному, если потребуется.
– Я с вами, – вызвался Фарук. – Двое могут унести больше, чем один.
– А ты не собираешься слинять?
– Мне кажется, что теперь об этом нет и речи.
Джим смотрел на Стивенса и Фарука. Его беспокоило какое-то внутренне чувство, тревожное, почти физическое, напоминающее подступающую к горлу тошноту. Неожиданно у него появилась уверенность, что за ними следят и что кто-то или что-то подслушивает их разговоры.
Стивенс и Фарук никогда не доберутся до фургона.
Он не знал, откуда появилась эта мысль, что вызвало ее, но был уверен в ее истинности. И хотя чувствовал себя немного глупо, заговорил:
– Не ходите туда.
Стивенс повернулся к нему:
– Это еще почему?
– Вы туда не доберетесь.
– Почему?
– Не знаю. Просто… знаю. Чувствую.
– Мы будем осторожны. – Стивенс кивнул ему.
– Вы не понимаете…
– Я все понимаю. Но выбора у нас нет.
– Выбор есть. Мы можем переждать. Там куча полиции. И они, возможно, вызовут подмогу. Эти крысы из братств устанут, проголодаются, захотят в туалет. И если мы подождем здесь, пока…
– Все это делают не братства, – напомнил ему Стивенс. – Во всем виноват Университет.
– Но…
– Он может превратить вот этот вот тротуар в зыбучие пески. Или встряхнуть дорогу, как дешевый ковер. Или заставить эти деревья строем промаршировать по дороге и разбить черепа полицейским. Вы вообще понимаете, с чем мы столкнулись?
– Тогда почему вы считаете, что мы можем с этим бороться?
– Я это уже делал. И сделаю еще раз.
Он не хвастался и не дерзил – слова прозвучали спокойно и как бы небрежно, и от этого Джиму стало немного легче. Может быть, Стивенс действительно знает, что делает? Может быть, он действительно вытащит их отсюда?
– Он слушает наш разговор, – заметил Паркер.
– Слушает, но, надеюсь, мало что понимает. Для Него мы просто кашель – правда кашель, который может перейти в пневмонию. Но сейчас Ему приходится думать о гораздо большем, чем о простом кашле, и Его внимание распылено. – Стивенс показал рукой на здания Университета, а потом – на внутренний двор. – До тех пор, пока продолжается все это, до тех пор, пока Он полностью не сосредоточился на нас, у нас есть шанс. – Он взглянул на Фарука: – Тебе совсем не обязательно идти со мной.
– Я пойду, – сказал редактор отдела новостей.
– Тогда пошли. Времени мало.
– Может быть, нам устроить какой-нибудь отвлекающий маневр? – спросил Йен.
– Ничего не делайте. Просто ждите.
– Здесь?
– А есть другие варианты?
– Здесь мне не нравится. Слишком открытое место… – Йен задумался. – А как насчет кафетерия? Он достаточно далеко от других зданий. В окна мы сможем видеть все…
– Он слишком далеко, – перебил его Фарук. – Мы же будем идти с парковки.
– Да, и нам придется пересечь вот это, – Фэйт указала на внутренний двор.
– Приемная комиссия, – предложила вдруг Недра, кашлянув. – Она на первом этаже административного здания, и у меня есть ключ. И хотя там есть окна, они закрываются металлическими ставнями. Это сделано для того, чтобы туда никто не забрался ночью, ведь мы храним там деньги.
– Отлично, – согласился Йен.
– Может быть, стоит вернуться и забрать ту девушку со ступенек? – предложил Бакли.
– К черту: – Стивенс покачал головой. – Она – уже отработанный материал. Идите в приемную комиссию и ждите нас там. И никого, кроме нас, не впускайте. – Он повернулся к Фаруку: – Ты знаешь, где она расположена?
Редактор новостей кивнул.
– Тогда мы обо всем договорились. – Стивенс слегка пнул ящик для инструментов. – Забирайте. И если мы не вернемся, то используйте по назначению.
Йен кивнул.
Не сказав больше ни слова, Стивенс исчез. Фарук, помахав на прощание рукой, последовал за ним. Джим смотрел в их спины. И к нему вновь вернулось то самое ощущение, уверенность в том, что никого из них он больше не увидит.
– Пошли, – сказал Йен, и по тону его голоса можно было догадаться, что он думает о том же. – Пора захватывать приемную комиссию.
II
– Они не вернутся, – заявил Джим.
– Прекратите вашу хрень, Шерлок, – фыркнул Бакли.
– Я знаю. Я это чувствую. Я говорил ему.
Фэйт взглянула на часы. Три пятнадцать.
Они сидят здесь уже больше двух с половиной часов. В животе у нее урчало, и ей хотелось в туалет. Йен и Джим уже водили их туда около часа назад, пока Бакли оставался охранять помещение, так что она не будет проситься, пока не подаст голос Недра.
– И что нам теперь делать? – Фэйт посмотрела на Йена. – Сколько нам еще здесь осталось?
– Не знаю, – признался тот.
– Скоро стемнеет, – подал голос Бакли. – Нам надо или выбираться, пока еще светло, или сидеть здесь до завтра. Не думаю, чтобы мы смогли уйти ночью.
– Давайте еще раз попробуем телефоны, – предложил Джим.
– Уже пробовали минут десять назад, – напомнила ему Недра. Она все-таки сняла трубку и с гримасой подняла ее так, чтобы всем было слышно. И опять из нее донесся негромкий шум, напоминающий смех. Недра положила трубку на место.
– Внимание всех покупателей!
Услышав этот голос, все чуть ли не подпрыгнули. Шел он из динамика, укрепленного на потолке, и они вывернули шеи, будто к ним обращался сам громкоговоритель.
– Ритуальное жертвоприношение Фарука Джамала, редактора отдела новостей нашей университетской газеты, и знаменитого врага Университета Гиффорда Стивенса состоится через пятнадцать минут на стадионе! Приглашаются все! Приходите! Все приходите! Предателей поджарят живьем на открытом огне, и всем будет предложена комплексная закуска. А для барбекю из сосисок захватите с собой суфле[88].
Голос был нарочито веселым, и в нем слышался неприятный деланый энтузиазм профессионального ведущего. От несоответствия заявляемого мрачной картине происходящего вокруг руки Фэйт покрылись мурашками.
– Брант Килер, – со злобой произнес Бакли. – Я узнáю голос этого маленького ублюдка из тысячи.
– Вы думаете, они действительно… – начала Недра.
Но не закончила предложения, потому что голос ведущего зазвучал снова:
– А теперь, для того чтобы вы получили больше удовольствия от еды и прогулки, – их последние слова!
Это были действительно Стивенс и Фарук, и Фэйт почувствовала одновременно и страх, и физическую слабость, услышав их бессвязные крики, каждый из которых сопровождался взрывами смеха, как в ситкомах.
– А можно как-нибудь выключить это? – спросила она, зажимая уши руками.
Недра покрутила ручку рядом с выключателем на стене, но ничего не произошло.
– Сейчас. – Джим взял в руки степлер, забрался на стол под громкоговорителем и стал колотить по сетке, закрывавшей сам динамик. Она поддалась, и после пары ударов динамик замолк. Паркер спрыгнул на пол.
– Но почему мы не замечали всего этого раньше? – задала вопрос Недра. – Как люди могли начать умирать еще до того, как мы поняли, что вокруг происходит нечто странное? А ведь похоже на то, что мы могли остановить это, прежде чем все началось. Задавить, так сказать, в зародыше.
– Может быть, мы не такие хорошие, чистые и нравственные, какими себя считаем? – предположил Джим.
– Заметили мы достаточно рано. – Йен развел руками. – Просто… ничего с этим не делали, пока не стало слишком поздно.
– Но почему? – Джим покачал головой. – Мы что, слишком хорошие или, напротив, недостаточно хороши? Мы что, не хотели делать то, что было нужно? – Он быстро взглянул на Фэйт. – Или мы – часть всего этого?
Все замолчали. Фэйт поймала себя на том, что думает о матери. Может быть, в словах Джима что-то есть. Ведь Стивенс говорил, что характер Университета зависит от характеров людей, которые учатся и работают в Нем. И, возможно, ее отрицательное отношение к собственной матери помогло создать этого монстра. Или на худой конец эти чувства сделали ее уязвимой.
– Я ненавижу свою мать, – сказала она вслух. – Наверное, из-за этого я ничего не замечала. И ничего не делала. Может быть, из-за этого я стала Его частью.
– А я ненавижу свою бывшую, – признался Йен.
– А я раньше хотела, чтобы мой начальник умер, – вставила Недра.
– Хватит этой доморощенной психологии, – прервал их Бакли. – Даже если все вы правы, что это означает? И что нам теперь делать? Позвонить родственникам и пригласить их всех на большой вечер встречи и примирения?
– Конечно, нет, – отозвался Йен.
– А что тогда? Сказать всем, чтобы избавились от своей ненависти и негативных эмоций? Транслировать по радио расслабляющие послания и музыку в стиле нью-эйдж[89]?
– Если б нам каким-то образом удалось убрать всех из кампуса, – Йен вздохнул, – может быть, это хоть как-то подорвало бы Его силу.
– Даже если б это было возможно, что явно не так в создавшихся условиях, это подействует лишь на время. А когда все вернутся, то все начнется по новой.
– А у тебя есть лучшее предложение?
– Да. – Бакли фыркнул. – Надо захватить главный компьютер администрации и разбросать всех по разным университетам.