– Потому что его очень любишь ты.
Ревность Беренгара удивила. Я растерянно моргнула. Возможно, если бы лиса до сих пор спала, я бы поверила. Но сейчас мои органы чувств улавливали куда больше. Феликса действительно задевала моя симпатия к другому мужчине, однако было что-то еще.
– Тебе он не нравился с первого дня нашего знакомства. – Я освободила руку из пальцев оборотня. – Хочешь, чтобы я относилась к Говарду по-другому, расскажи правду.
– То есть банально ревновать я не могу? – Беренгар придвинулся вплотную, пришлось попятиться в комнату.
Ноги коснулся прохладный мех, раздался стук когтей по половицам. Предательница Стрела шустро эвакуировалась, оставив меня один на один с надвигающейся скалой, точнее, айсбергом.
– Ты? Ревновать? – Я оглядела Беренгара, ловко прикрывшего за беглянкой дверь.
Он специально меня смущал. Правда, не учел одного – лисьего любопытства. Оно победило стеснение и решительно подтолкнуло к маленькой провокации.
Я осторожно положила ладони на грудь Феликса, подняла голову и коснулась его губ. Неумело, думая лишь о той девушке из клуба, об имени которой Беренгар так заботился, начала целовать. Постепенно злость на то, что со мной он не столь заботлив, заставила осмелеть. Пальцы зарылись в волосы оборотня, в дыхании появилось сердитое рычание.
– Вот это ревность! – выдохнула я, размыкая объятия и отступая назад. – А ты просто пытаешься что-то скрыть от меня.
Феликс сжал кулаки, ему явно хотелось притянуть меня к себе и заставить пожалеть о глупости, которую я только что сделала. Глядя на расползающийся по двери лед, понимала, насколько ошиблась. Феликс что-то скрывал, да. Но и ревновал. И моя игра в ревность вышла слишком натуральной.
– Скажу, – выдохнул с тихим рыком Феликс, в его глазах было столько льда, что хватило бы заморозить небольшой город. – Но вначале ты скажешь, что делала в «Волчьем клыке»!
Как он понял? Я же была лисой. И никаких царапин на ноге не было. Стоп… На лапе отсутствовал приличный клок шерсти – я не обратила внимание сразу, посчитала, что где-то выдрала, пока пробиралась за Говардом. Видимо, не только я в тот день была удивлена неожиданным открытием.
О слежке по приказу Мейси я не могла сказать. Зато ничто не мешало поведать о нашем с братом расследовании – Беренгар ведь не уточнил, о каком из двух визитов в бойцовский клуб идет речь. В лучшем случае меня посчитают недалекой упрямой дамочкой, по собственной глупости рискующей жизнью.
Я жестом предложила Беренгару сесть на подоконник. На кровать его отправлять не рискнула. Сама осталась стоять.
– Я пряталась от полиции.
Светлые брови насмешливо дрогнули, по губам скользнула знакомая кривая усмешка:
– И часто ты так развлекаешься?
– Бывает иногда, – уклончиво ответила я. – Я расследую гибель отца. Приходится встречаться с разными людьми. Твоя очередь. Почему ты ненавидишь Говарда?
Беренгар запрокинул голову, задумчиво посмотрел на потолок, громко фыркнул, будто я сказала что-то смешное:
– Не поверишь, но из-за его ложных обвинений моя семья в опале.
Я скрестила руки на груди и в упор уставилась на оборотня. Не верю, Говард всегда отличался гипертрофированным чувством справедливости.
– А когда я скажу, что стало причиной обвинений, ты попытаешься меня сжечь. – Беренгар поднялся с подоконника, оставив на нем газету, приблизился вплотную.
Вокруг нас заплясали снежинки. Закружился лед. Похоже, оборотень на самом деле считал, что я буду от его слов, мягко говоря, не в восторге.
– Я сама решу, что мне с тобой делать. – Я упрямо задрала подбородок, глядя в серые глаза.
– Хорошо. – Феликс закрыл нас ледяным вихрем. – Начну с того, что я знаю тебя не неделю, а без малого пять лет.
Я нахмурилась. Не понимаю, как он может знать меня пять лет? Пять лет… это до гибели папы?
– Я знаю тебя со дня гибели твоего отца. – Губы Феликса сжались в тонкую полоску. – Я был в Олбэйне.
Я судорожно сглотнула. Еще один выживший? Или тот, о ком говорил бродяга-маг?
– Неофициально я считаюсь виновником случившегося там.
Я будто получила кулаком под дых. Сколько лет искала виновника смерти отца. И теперь смотрю ему в глаза и не верю, что он мог уничтожить столько людей… А память услужливо подсказывает, что Беренгар невероятно силен. Что он без особых проблем подошел ко мне, когда случился выброс силы.
– Я поехал туда с друзьями. Вы с отцом были в том кафетерии, где мы решили перекусить, – ровным голосом продолжал Феликс.
А я неожиданно почувствовала себя совершенно потерянной. Я попытаюсь его сжечь? Да я даже толкнуть его не могу. Стою столбом и слушаю. А в сердце будто иглы ледяные втыкаются.
– Тебе было скучно. И ты сделала огненную лягушку, напугала даму и рассмешила меня. Я подарил тебе ледяную розу. Ты смутилась, хотя и храбрилась. Мои товарищи, когда мы выходили, шутили, что я нашел свою огненную леди.
Я не могла вспомнить. Я просто знала, что он говорит правду. Был кафетерий и молодые офицеры за соседним столом тоже. И блондин, что неожиданно заставил покраснеть, а потом спросил разрешения у отца подарить розу.
– Второй раз мы встретились на ярмарке. Там было много народу. Мы почти разом подошли к палатке в центре, когда случился выброс.
Я отвела глаза. Не могу на него смотреть!
– Одновременно с ним пришел ментальный удар.
Не понимаю. Если ментальным ударом хотели спровоцировать выброс его силы, почему это произошло сразу?
– Дальше я помню все обрывками. В меня будто влили ледяную силу, я словно оказался в источнике, но ничего сделать не мог. Я пытался защитить хотя бы тех, кто был рядом. Но твой отец погиб, а ты была без сознания. Ты горела. Мужчину, что находился по ту сторону палатки, буквально поглощала тьма. А парня, что попал под обломки шатра, окутывал свет. Я не мог помочь. Все остальные люди погибли, их разум уничтожил ментальный удар. А тела… Там творилось…
– Стены осыпались пылью, людей бросало, как кукол… – повторила я слова мистера Кузнечика.
– Да. Земля вставала волнами. Воздух и земля будто взбесились.
– Но не твой лед? Он не разрушал? – Я с надеждой подняла глаза.
– Нет. Потом я потерял сознание. Мне показалось, что я почувствовал тепло целительской магии. Но не уверен. Очнулся один на пустыре, вокруг лед и пыль. Меня на локоть вморозило в землю. Так что выбирался я долго, как раз до появления магов.
И те сделали соответствующие выводы. А ментальный щит не дал проверить слова Феликса. Как знакомо.
– Почему ты не сказал обо мне? – Я нерешительно коснулась щеки Беренгара.
Я пока не знала, как к нему относиться. Он не был виновен, но эти его слова, что он знает меня пять лет… Что он имеет в виду?
– Вначале я ничего не соображал, – Феликс прикрыл глаза, не пытаясь удержать мою руку или остановить, – потом решил не портить тебе жизнь. Потому что понял, что официальная версия уже готова и неофициальная тоже. Когда ученые и следователи не могут что-то объяснить, они берут самую логичную версию. В моем случае это было неудавшееся покушение на меня. Двойное покушение.
– Как это? – Я убрала руку: веду себя странно даже для себя.
– Ментальный удар, чтобы спровоцировать выброс магии. И артефакт с заклинанием «выжженная земля», когда стало понятно, что я не превратился в убийцу.
– А Говард был в той комиссии?
– Да.
– Но почему твою семью сослали? Ты не виновен?
– Говард предположил, что артефакт с «выжженной землей» активировал я, – усмехнулся Беренгар, убирая свой ледяной щит и отходя к окну. – В беспамятстве чего только не активируешь. А не погиб, потому что артефакт попался с дефектом. Князю было достаточно их слов.
Неужели Говарда не смутило столь нелепое обвинение? Он же отличный ученый, он не мог не заметить нестыковок. Куда делось его чутье?
Я подошла к кровати и села. Ноги отказывались держать. Я совершенно запуталась, растерялась.
– Но как они потом допустили тебя к исследованиям?
Или мне одной кажется странным убийца, спокойно изучающий опасную магию?
– Официально я невиновен. – Феликс уселся на подоконник. – Неофициально за мной всегда присматривали и присматривают. Моя семья слишком близка к князю, чтобы устраивать громкие скандалы с запретом деятельности и обвинениями в смерти людей по неосторожности. Но, поверь, при первом же сомнении я бы оказался в блокирующих магию браслетах, в личном каземате, найти который не так просто. Официально же я бы уехал путешествовать на очень долгий срок. Но, к счастью, отец смог убедить князя, что я не такое чудовище, каким меня описал твой бывший муж.
Следили, разрешили, будто они…
– Они что, провоцировали тебя? – ужаснулась я.
– Да. Поэтому я свернул исследование. Было глупо считать, что я что-то смогу доказать в лаборатории.
Феликс замолчал, покрутил газету в руке, снова положил ее на подоконник.
– Ты сказал, что знаешь меня. Ты за мной следил? – тихо спросила я.
– Вначале чувствовал себя виноватым. Потом не смог не помогать.
– Что? – Я недоверчиво приподняла бровь.
– Правда, не всегда успевал. Или не вовремя понимал, что в твоей жизни случилась беда. – Феликс виновато усмехнулся. – Я ведь не понял, что твои опекуны аферисты. Радовался, что вам с братом повезло. А потом, когда ты неожиданно оказалась замужем… Это было неприятно, но я решил, что ты влюбилась.
Боги, он что, уже тогда ревновал? Приятно, хоть и чудно́.
– А потом были поиски сбежавших опекунов, пришлось подключить отца. Но я не успел, они все потратили. А потом это твое замужество… Сколько ни пытался, не мог понять, как ты терпишь такие странные отношения? Муж сам по себе, жена сама по себе. Ищет работу, содержит себя и брата. А эти слухи, которые твой муж разносил, что ты, мол, за независимость женщин?
Широко распахнув глаза, я смотрела на оборотня. Слухи? Говард? А мы точно об одном и том же Говарде говорим?
– Не веришь, спроси у него, что он сказал градоправителю на весеннем приеме у князя. – Феликс поморщился.